Сказка на ночь

— Ты был хорошим учителем, Гаспар, — сказала Эрика.

Железная ограда парка Альбрехтсберг надвигалась на них гроздьями чугунного винограда и гербами Прусского Дома.

— Тебе не нужен был учитель, милая. Ты все знала и так. Я лишь привел твои знания в систему.

Она покачала головой.

— Помнишь, когда я заболела туберкулезом, ты спрашивал меня — боюсь ли я умереть?

— Ты сказала, что нет.

— Слишком много страха. Повсюду. Я разучилась бояться. Это бы убило меня рано или поздно. Если бы ты не научил меня бояться снова.

Он не стал спорить. Милый Гаспар, вся его молодость прошла в научных дебатах с твердолобыми материалистами вроде Маркса или Фрейда. Свободное время он тратил в лаборатории, или охотясь за очередным беспокойным оккультным феноменом. Трансильванские упыри. Петербургские ундины и навьи. Парижское наследие тамплиеров.

Теперь ему пятьдесят четыре. Время материалистов прошло, на шее у Гаспара сидят деятельные мистики с рунами смерти в петлицах. Его правая рука пощелкивающий и жужжащий протез из крупповской стали. Его левая рука — Эрика Нагель, выполняющая ночную работу.

Гаспар ван Рихтен не будет спорить с Эрикой. Нет времени. На часах без двадцати минут полночь.

Все должно было случиться в полночь, в полнолуние.

По словам Вульнара в это время волколак переживает невольную смену облика. Это момент его наибольшей слабости.

Опытный оборотень проводит первый час после полуночи в надежном логове. И лишь потом выбирается на охоту.

В снах своего брата Вульнар Черный узрел его логово. Наяву он отыскал его среди горных кряжей — пещеру с широким, но незаметным издалека входом.

Там Белый Вульнар пережидал полночь. Там, за час до полночи ждал его я, сидя возле кучи хвороста, сложенной Вульнаром Черным в виде правильной руны Ингуз.

На мне была маска из дубленной волчьей кожи. «Чтобы он не украл твое лицо», — сказал Вульнар.

Ружье лежало у меня на коленях. Смазанное волчьим жиром и заряженное серебряной дробью. В темноте ствол, приклад и Крюк источали нити собственного сияния. Я прикрыл Убийцу полой шубы, чтобы не выдать себя раньше времени.

Мои часы стояли с того момента, как самолет потерпел аварию. Я не знал, сколько времени осталось до полуночи.

Я сидел, прихлебывая из фляжки сваренную Вульнаром брагу. И ждал.

Он появился в безмолвии падающих снежинок, не выдав себя до того ни единым звуком. Немыслимо, как такой гигант мог пройти по скальному карнизу, даже не скрипнув сапогами.

Он встал у входа в пещеру, спиной ко мне, оттряхивая рукава. Мех его шубы и густая копна волос серебрились от снега и инея.

Глядя в неподвижную, как гора, спину, я нащупал курок Убийцы.

— Ты не из деревни, — неожиданно сказал он.

Это был голос Вульнара.

— Кто ты? — спросил он, поворачиваясь ко мне. — Was bist du?

О его лице нельзя было сказать «похоже». Похож бывает брат на брата или сын на отца. А это было то же самое лицо. Лицо Вульнара.

Только волосы и борода — это не снег красил их, а седина. Белый Вульнар заслужил свое прозвище.

— Кто ты? — он втянул носом воздух. — Я чувствую железо. Ты дровосек? Охотник?

— Охотник. Der Jager.

— Охотник, — повторил Вульнар Белый. — А я Хозяин. Der Meister. Ты далеко ушел от дома. Охотнику не следует так делать. Вьюга заметает следы. Охотник может не найти дорогу домой.

— Мой дом не здесь.

— Твой дом по другую сторону тумана. Я видел его во сне. В прошлую луну, когда мой брат послал ветер сломать твою железную птицу.

Мой палец замер, не взведя до конца курок.

— Кто послал ветер?

— Мой брат. Вульнар Черный. Кузнец Судьбы.

Барон выглядел расстроенным.

— Очень жаль, что мы не смогли оказать вам помощь, фрау Нагель.

— Вы все же сообщили мне одну хорошую новость, барон, — сжалилась Эрика. — Человек мертв. Нам противостоит зверь. Хитрый, живучий, опасный. Но всего лишь зверь. Если бы он не был так глуп. Если он выбрал другой способ самоубийства — перегрыз себе вены, например. Мы бы столкнулись с существом во много раз более страшным. Наряду с некоторыми человеческими свойствами, оно бы обрело способность принимать облик своих жертв.

— Доппельгангер крадет образ жертвы вместе с душой. Оборотень довольствуется только обликом. Он снимает с жертвы кожу и приращивает ее поверх своей. Пока кожа не начнет разлагаться, отличить его от оригинала почти невозможно.

Барон наморщил лоб.

— Я читал об этом! — радостно возвестил он. — Отчет группы Тойбера. Тысяча девятьсот девятый год. Потрошитель из Шварцвальда. Семь жертв. Единственный уцелевший — маленькая девочка, — он опять нахмурился. — Не могу вспомнить, как ее звали…

Гаспар ван Рихтен нервно кашлянул.

— Эрика Браут, — сказала Эрика Нагель, доктор медицины, особый сотрудник клиники лечения психических заболеваний фонда ван Рихтена. — Год спустя она умерла от туберкулеза в приюте фонда ван Рихтена.

— Да, да, вы совершенно правы, — покивал головой фон Штольц. — Бедная девочка. Столько пережить и от туберкулеза…

— Вы бы предпочли, чтобы малютку сожрал оборотень? — с иронией спросила Эрика.

— Нет, нет, что вы, — барон покраснел. — Я имел в виду…

— Время, — сказал Гаспар, глядя на часы. — Тебе пора, Эрика.

В глубине парка колокола часовни замка Альбрехтсберг ударили полночь.

— Ты лжешь, — я не чувствовал уверенности в своих словах.

— К чему мне? — пожал плечами Белый Вульнар. — А даже если бы я и захотел, не смог. В ночь полнолуния владеющий силой не способен лгать. Сомневаешься? Посмотри мне в глаза.

Он откинул голову, подставляя лицо отблескам лунного света. Я увидел желтый блеск его радужки, рассеченной вертикальным зрачком. Тень, проследовавшая за ним в пещеру, была тенью огромного волка, ступавшего на задних лапах.

Вульнар присел на коротчки перед грудой хвороста. Металлически лязгнул зубами.

Хворост жарко вспыхнул, весь, сразу. Огонь поднялся до потолка пещеры, но тут же опал, смирился под ладоням Хозяина.

Сквозь танец языков пламени меня обдал холодом взгляд Вульнара.

— Я не вижу твоего лица за этой маской, охотник. Но твои глаза знают смерть. Ты убивал?

— Я воевал.

— Это хорошо, — задумчиво протянул Белый Вульнар. — Для тебя. Молоко валькирии не погубит тебя, а сделает сильнее.

— Молоко валькирии?

Он кивнул на мою фляжку.

— Брага, которую варит мой брат. Молоко валькирии. Медвежья кровь. И вода с ледника, в котором спит вёльва, прорицательница Последней Зимы. Только благодаря этому снадобью ты до сих пор жив. Я заговорил эту пещеру так, что она убивает каждого, кто заходит сюда. Если бы ты прошел дальше, — он указал вглубь пещеры. — Ты бы встретил людей и животных, превратившихся в лед.

Вульнар усмехнулся, и я увидел двойной ряд острых железных клыков.

— Некоторых, впрочем, убил я, раньше, чем это сделал холод. Но холод не может справиться с тобой. Как и я. Пока.

— Ты не можешь справиться со мной? Почему?

— Брага Вульнара Черного. Она дает тебе силу двадцати воинов. Ярость трех медведей. И умение предвидеть все, что сделает враг. Ты слишком опасный противник сейчас, чтобы сражаться с тобой в человеческом теле.

Его откровенность была поразительна. Я подумал о полной луне, не дававшей Вульнару лгать. И спросил:

— Почему твой брат хочет убить тебя?

Железная улыбка стала шире. Теперь она напоминала оскал.

— Потому что мой брат глиняная кукла, сделанная из черной глины цвергов. И внутри у него пустота.

Ладони Вульнара обрисовали в воздухе очертания кувшина.

— Эта пустота мечтает наполниться. Моим мясом, моей кровью. Моей душой. Всем, чего в ней нет от рождения. Такова злая сущность всех глиняных близнецов.

«Подменыш во всем подобен человеку. Лишь двух вещей не хватает ему до полного сходства».

— Ты можешь не верить мне, охотник. Тогда спроси у моего брата сам.