Бесноватые

— Сцепить тросы мне удалось, но не знаю, на сколько этого хватит.

— Из чего сделал жгут? — спросил Дон.

— Нашел упаковку презеров у тебя в сумке.

— Ты что, в моих вещах рылся?

— Да ты израсходовал-то всего один. А на коробке написано «Сверхпрочные». Будем надеяться, что не врут.

Легкий туман садился на поля, казалось, что в воде растворяют молоко. Мы аккуратно снялись с места, полные решимости переключать передачи как можно реже.

— Как нам быть? — спросил я Дона, который сидел за рулем.

— Думаю, надо держаться направления через низину. Здесь еще вроде ничего, но если что-нибудь пойдет не так, нас придется искать на вездеходе.

По крыше автобуса постоянно скребли ветви деревьев. Мы проползли через несколько заброшенных селений, мимо стен с осыпающейся штукатуркой, мимо темных дверных проемов и высохших фонтанчиков. Дорога стала еще уже.

— Если застрянем, то развернуться не сможем, — предупредил Сирил, изучая карту. — Эта дорога даже не помечена.

— А что нам еще делать-то? — спросил я. — Если будет совсем крышка, придется заночевать здесь, а утром идти пешком в город.

— Ага, отлично. Да здесь на мили вокруг ни черта нет, а у нас есть нечего.

За узким крутым поворотом автобус опять вполз в туннель деревьев.

— Что это там впереди? — Я показал в сторону от дороги. Там был кое-как припаркован пыльный серебристый «Мерседес» с закрытым кузовом. Я различил в тени какое-то движение.

— Что? — Дон посмотрел через лобовое стекло. — Я ничего не вижу.

— И я не вижу, — сообщил Стив.

— Вам надо проверить зрение. У него же английские номерные знаки, — наклейка на бампере автомобиля приглашала: «Приезжайте в ХОУВ». [8]На полке за задним сиденьем лежала соломенная шляпа, из тех, что покупают отправляющиеся во Францию англичане, тщетно надеясь, что это придаст им изысканный вид. Я пихнул Дона локтем в бок:

— Тормози. Нам повезло.

Он дернул ручку тормоза, оставив двигатель включенным.

— Пойду поговорю с ними. — Я спрыгнул с задней площадки автобуса и побежал.

Наверное, двое мужчин в машине не заметили, как я приближался, потому что когда я постучал в стекло, они сильно удивились. Мужчина за рулем — краснолицый, с большим животом, в слишком тесно обтягивающей рубашке в синюю полоску, резко развернулся и вперил в меня рассеянный взгляд. У него было покрытое синими прожилками лицо и двойной подбородок. После секундного колебания он приспустил стекло. У второго мужчины были седые волосы, выдающийся нездоровый нос и острый кадык. Он сидел, наклонившись на сиденье и свесив руки к полу. Холодное дуновение кондиционированного воздуха овеяло мое лицо.

— Ну, в чем дело? — спросил по-английски водитель, как будто раздраженно отзываясь на стук незваного соседа в дверь.

Я собирался обратиться к ним за помощью, но то, что я увидел, меня остановило. Толстяк выглядел рассерженным и напуганным. Очевидно, моему вторжению не обрадовались.

— Вы англичане, — мои слова прозвучали глупо, как будто речь шла о принадлежности к клубу. Я перевел взгляд на второго мужчину, который теперь поднял голову. Он, похоже, был или болен, или пьян — а может, и то и другое. Кровь из глубокой раны у него на щеке испачкала желтую футболку и кожу сиденья. Обоим мужчинам было прилично за сорок. Застав их в тот момент, когда им явно не были нужны свидетели, я только и мог что перевести разговор на просьбу о помощи.

— У нас поломка, и я, ну, думал — может, вы будете проезжать деревню, откуда можно было бы вызвать механика и договориться починить…

— Не знаю, подожди, — толстый повернулся к товарищу, который пытался выпрямиться на сиденье. — Майкл, парень просит его подвезти, — он делал торопливые знаки второму, показывая пальцем на его голову…

Майкл посмотрел в боковое зеркало и поспешно вытер окровавленное лицо промасленной тряпкой.

— Нет, нам не по дороге, — начал он в некотором замешательстве. — Что за херня, Сэм, ты что, сам разобраться не можешь? — Он повернулся ко мне: — Неудачное время, парень, так что проваливай, ладно?

Сэм, — толстяк за рулем, — неуклюже заерзал в водительском кресле:

— Слушай, извини, мы здесь немного заняты, и… В общем, не можем тебе помочь.

Я был раздражен и разочарован подобной реакцией. Они едут на новехоньком «Мерседесе» с кондиционером и даже не могут меня подкинуть?

— Я просто боюсь, мы застрянем на всю ночь, если я не доберусь до города, — начал объяснять я, — потому что тут никаких машин уже…

— Тебе что непонятно-то, придурок? — заорал вдруг доходяга. Он рванулся с сиденья и, открыв толчком дверь, вылетел на меня из машины. Он попытался схватить меня за рубашку, но я отпрянул назад. И увидел, что задняя дверь открыта. Большой, обернутый в материю тюк, лежавший на заднем сиденье, медленно сползал из машины в придорожный кювет. Что-то было не так.

Толстяк выбрался из автомобиля и оттащил своего приятеля в сторону, приговаривая:

— Бога ради, он же пацан совсем, оставь его в покое!

Я уставился на шевелящийся тюк, наполовину выползший из машины на дорогу. Он был облеплен коричневыми листьями и сосновыми иголками и издавал низкие булькающие звуки.

Я оглянулся на аллею шелестящих кипарисов, но все ребята, похоже, оставались в автобусе, которого даже не было видно из-за спустившейся темноты.

— Возвращайся к своей машине, парень. Кто-нибудь скоро появится. А про нас вообще забудь, ладно?

— Ладно, нет вопросов, — я осторожно попятился. Неприятностей не хотелось. Эти двое были, похоже, замешаны в каком-то грязном деле, и мне совершенно не хотелось знать, чем они занимались. В таких пустынных местах случаются порой страшные вещи.

Но когда я повернулся, обходя «Мерседес» сзади, я не мог не оглянуться на шевелящийся мешок; только теперь я увидел, что это человек, который пытается распрямиться, — показалась голова. Это была женщина в сером жакете и темно-синей юбке с цветочным рисунком. Волосы у нее были такого же цвета, как и листва в канаве, куда она сползала. Я понял, что булькающие звуки издавала она: когда она посмотрела на меня и попыталась заговорить, кровь полилась по ее желтоватым нижним зубам, стекая с подбородка, словно алый сталактит. Она выглядела ужасно, но упрямо пыталась выползти из машины, помогая себе локтями.

— Что с ней?! — не сдержался я.

Толстый мужик — Сэм — направлялся ко мне, держа открытым пухлый монблановский бумажник. Он доставал купюры, отделяя одну от другой и одновременно считая, как это делают кассиры в банках. Его дыхание было жарким и отдавало коньячным перегаром. В правом глазу у него, наверное, лопнул сосуд, и глаз был мутно-красным. Он протянул мне деньги.

— Возьми и двигай отсюда, сынок, — он прикинул еще раз, быстро пересчитал, решил, что дает маловато, и добавил несколько банкнот из бумажника. Протянув руку еще дальше ко мне — как ребенок, который хочет покормить животное в зоопарке, но знает, что оно может укусить, — он добавил: — Ну же, возьми!

— Мне не нужны ваши деньги, — сказал я. То, как он торопливо пересчитывал купюры, вызвало у меня отвращение. — Что вы с ней сделали, черт возьми?

— Это его жена, — Сэм указал рукой на своего костлявого компаньона. — Она слишком много выпила.

— Что у нее с лицом?

— Он ударил ее, — он проигнорировал протестующие знаки приятеля. — Это была вроде как игра, немного переборщили…

Я посмотрел вниз — на женщину, которая карабкалась, помогая себе локтями, толстый зад сползал с кожаного сиденья и тянул ее в кювет у машины. Я подумал, что, если наклонюсь помочь ей, эти двое меня схватят. У тощего в руке была отвертка. Мы застыли в странной неподвижности, а она скулила и отплевывалась на земле между нами…

— Мы сами разберемся, сынок, — рука Сэма еще тянулась от бедра, как будто он надеялся, что я возьму деньги, но в то же время ему было жалко с ними расстаться.

— Скажите, что случилось. Не уйду, пока не скажете, — я не выпускал из виду второго, чувствуя, что он был более опасным из этих двоих. А я был просто пацаном, храбрившимся в попытках не уронить лицо.