Клетка Желторотика

Я был с ним совсем рядом. Под его коленом Желторотик превратился просто в лепешку. Я протянул руку и поднял с пола мягкое тельце. Желторотик дернулся несколько раз и затих.

Я все понял.

Белый нашел меня взглядом. Он закашлялся, брызгая кровью, и вдруг произнес таким страшным голосом: «Мой Желторотик!», что я поспешил вложить ему в руку его раздавленное сокровище. Потом охрана унесла его, а я спрятался за вонючую грязную машину, которая выплевывала шестеренки, и сидел там долго-долго, ни с кем не разговаривал, только думал.

А ночью я плакал. Мне не стыдно в этом признаться. Если вы скажете, что я не мужчина – да и черт с вами.

Я никому ничего не сказал. Ни слова. А примерно через неделю ко мне в камеру пришел вертухай. Сказал, что отведет меня повидаться с Белым и что кэп дал добро.

В камере Белого оконная решетка была закрыта зелеными занавесками. Я вошел, и вертухай оставил нас – меня, вуду и Желторотика.

– Садись, Ванд, – сказал Белый. Боже, какой у него был усталый голос. Просто почти не осталось голоса. Мы сидели в полумраке. Мне почему-то казалось, что его камера должна быть полна света, но света было не больше, чем в любой другой. Он сидел за небольшим столиком и выглядел хилым до слез. Перед ним лежал носовой платок с пятнами крови. Я присел на скамейку.

– Поздоровайся, Желторотик! – сказал Белый, раскрыл ладонь, птичка вспорхнула и три раза весело облетела вокруг его головы, после чего старик поймал ее как ни в чем не бывало, как делал это тысячи раз до того. – Желторотик поправился, – сказал он. – Стал как новенький.

– Я вижу.

Птичьи крылышки продолжали трепыхаться в его ладонях. Головка вертелась из стороны в сторону. Спустя некоторое время он слегка сжал Желторотика, и маленькая штучка замерла.

– Когда-то я работал в ювелирной лавке в Майами, – заговорил он. – Давно это было. Чинил наручные часы. В общем-то никакой разницы. – Он положил желтое тельце на стол. Мои пальцы еще помнили и швы, и маленькие пружинки с шестеренками внутри, и металлические прутики скелета и крылышек. В моих руках это совсем не было похоже на птицу, а если присмотреться, можно было увидеть выпавшие перышки и истрепавшуюся желтую ткань. Ее явно штопали, причем неоднократно. – Часы я до сих пор чиню, – продолжал он. – Охранники считают, я могу починить все, что угодно. Иногда получается, иногда покручу пружинку туда, колесико – сюда и говорю – извините, ребята, эти часы свой срок уже протикали. В Желторотике куча деталек. Им требуется масло из мехмастерской. Иногда я просто беру его на палец, просто проходя мимо, и этого достаточно, чтобы все работало. Ну и какие-то недостающие детали там тоже можно подобрать. – Он выдвинул ящик стола и достал небольшую железную коробку, а когда поднял крышку, я увидел маленькие колесики и шестеренки – все от разных часовых механизмов, а еще инструменты, как у зубного врача. А еще иголки и кусочки желтой ткани. – Кэп в курсе. Он нормальный парень, только на вид суров. – А был ли настоящий Желторотик? – спросил я.

– Всегда был настоящий! – чуть не закричал Белый. – И до сих пор! – Снова начался кашель, и ему пришлось пережидать, пока тот стихнет. Отплевавшись кровавой слюной в платок, старик заговорил снова:

– Желторотик залетел в мою камеру, когда я сидел тут первый месяц. Был не старше тебя. Я научил птицу летать по коридору блока и возвращаться ко мне. – Слабая улыбка тронула его губы. – Вот так и пошел слух про вуду. Я его поддерживал, поскольку бойцом никогда не был и не раз был близок к тому, чтобы расшибить лоб об стену. Потом крутые парни прознали, что я вуду и у меня есть собственная птица-дух, и уверяю тебя, от меня отстали. – Он взял дрожащими пальцами птичку, и на расстоянии, да еще в полумраке, она снова показалась мне настоящей спящей канарейкой. – Птичка сдохла. Ну, я постарался сохранить это в тайне. Если Желторотик сдох, то какой же я вуду? У моего приятеля по камере, одного парня по имени Томми Хэйвуд; отец работал в таксидермистской мастерской, в Нэшвилле. В основном это была идея Томми – потому что ему нравилось быть другом настоящего вуду. На этом можно разжиться и лишними сигаретами, и кормежкой дополнительной', и все такое. Короче, Томми упаковал Желторотика в маленькую коробочку и отправил его в Нэшвилл, а я тем временем объяснял народу, что Желторотик улетел в далекое путешествие. Я начал ходить в библиотеку и читать. Слышал когда-нибудь про журнал Национального географического общества?

Я сказал, что, кажется, слышал.

– Присылали нам вместе с комиксами. Конечно, многие тут читать не умеют. А большинство и не хотят. Так что ты рассказываешь им байки – красивые байки о местах, где никто из них не бывал, или о тех, где они бывали когда-то и, возможно, никогда больше не будут. О свободе, которая далеко-далеко за этими стенами. Ты уносишь их отсюда на пять минут, и тебя считают волшебником, колдуном. Буду. Понятно?

Мне было понятно, но сердце сжало. Боже, какое смятение охватило мою душу!

– Желторотик вернулся примерно через месяц. Смотрелся неплохо, но пока это никуда не годилось. Я начал работать часовым мастером, потому что мне были нужны очень маленькие детальки. Сколько раз я был готов бросить эту затею! Самое сложное было сделать так, чтобы работали крылышки. Это заняло у меня год', не меньше. Я работал по ночам, при свечке, ночь за ночью напролет. Что-нибудь сломается – и надо начинать все по новой. Впрочем, а чем еще заниматься в Брик-Ярде?

Я сказал, что не знаю.

Белый дотронулся пальцем до маленькой бусинки глаза.

– Думал, мне это не по зубам. Думал, одному Богу по силам создать птицу и мне пора пойти и рассказать всем правду. Я уже почти был готов к этому… Но вдруг по камерам прошел слух, что кто-то в блоке «Е» видел, как Желторотик порхал над забором в свое удовольствие. Потом еще кто-то сказал, что тоже видел Желторотика, который сидел на стене как царь земной и небесный. Приятель сказал, что ему как-то приснился Желторотик, ему снилось, что птичка летала в его родной город, летала над родным домом, где остались жена и ребенок. Желторотик вернулся – вот как все начали говорить. Вернулся по Божественному провидению.

Он поднял трясущуюся руку и принялся внимательно ее разглядывать. Потом этой же рукой залез в металлический ящик и достал маленький серебряный ключик. Потом вставил ключик в отверстие под хвостом птички и несколько раз повернул.

Послышалось легкое пощелкивание, как будто заводили колокольчики. Потом тельце канарейки дернулось, захлопали крылышки. Белый легким движением руки подбросил птичку вверх, и у меня было четкое ощущение, что это она сама вспорхнула с его ладони. Махая крыльями, она совершила парочку неуклюжих кругов – совсем не так, как птица – если, конечно, знать об этом и если вы не провели долгое время, вообще не видя никаких птиц, а как только тельце собралось падать. Белый протянул руку и поймал его. Белый спрятал его в клетку собственных ладоней, а маленькая головка вертелась, будто слегка клевала ему пальцы.

– Теперь он поет только мне, – сказал старик, негромко посвистел и приложил Желторотика к уху. Потом улыбнулся и кивнул:

– Хочешь послушать, где был Желторотик? Я промолчал.

– Желторотик летал далеко-далеко отсюда, – продолжил он. – Туда, где не существует никаких клеток. И стен тоже нет. И вообще нет ничего, что помешало бы тебе идти куда; хочешь и отдыхать когда пожелаешь. Говорит, что это очень большая земля и что там для всех хватит места. Там растут персики. Не приходилось бывать в персиковом саду в апреле? А еще там текут реки и все впадают в море, и если хочешь, можешь любоваться звездным небом в полдень и солнечным светом в полночь. Сказал, что обо мне уже там спрашивают, спрашивают, что это я так задерживаюсь с прибытием. Желторотик сказал, что я скоро буду, но сначала мне надо доделать кое-какие дела.

– Дела? – переспросил я. – Какие дела?

– Построить новую клетку для Желторотика, – сказал Белый. – Эта уже не годится. – Он развернул ладони, в которых покоился Желторотик. – Это всегда было его клеткой. Всегда. Клетка, которая никогда не запиралась.