На круги своя

Ну, это будет потом. А сейчас надо присовокупить к сбережениям купленные только что доллары. Потянувшись за сумочкой, почувствовала сладкий укол надежды, промелькнула мысль: «А, может, утрясется? Может, сладится долгая жизнь?» Но тут же исчезло и ощущение, и мысль от пронзительного понимания — неоткуда.

В сумочке лежали рубли и пятьдесят долларов. «Сотенной» банкноты не было. Я растерялась, не могла ничего понять. Что случилось? Может, показалось. Порылась еще и еще раз в лежащих там бумагах, проверила кошелек, карманчики. Неужели я купила только пятьдесят долларов? Тогда должны быть еще рубли. Или нет? Я схватила покупюрную опись от Гаврика: сумма была такой, что позволяла купить сто пятьдесят долларов. Еще раз пересчитав деньги, сложив, разделив и отбросив, пришла к выводу, что «сотенная» купюра должна быть, она была-таки мною куплена. Но куда она исчезла? Память прокрутила события почти поминутно, я увидела лица Славика и Дана, смущение одного и кривой оскал другого. Спокойно, — внушала я себе. Итак, было две банкноты, которые дал мне Славик. «Сотка» не вызвала сомнений, а «пятидесятку» я терла и разглядывала, отложив все в сторону. Далее. Славик сначала отказался заменить купюру, а затем, пока я возилась и сопела, засмущался и вышел. Та-ак. А Дан? Он с радостью выполнил мою просьбу, и при этом неестественно, натянуто улыбался. Стоп! Я поспешила спрятать именно эту бумажку, а ту, другую, «сотенную», оставила на отлетном столике. Или она упала от потока воздуха, поднятого резкими движениями Дана.

Сломя голову, не одеваясь, я выскочила из дому.

— Дан, — выдохнула, вбежав.

Оба кассира были на месте.

— Что такое? Я вам поменял потертую бумажку, как вы просили, — резко ответил он, предупреждая мои претензии.

— Поменял, поменял. Но я же забыла «сотку» на вашем столе. Дан, я точно знаю, что забыла ее здесь. Отдайте. — Я постучала по столику.

— Что-о? Ану, вали отсюда, тетя! Видал? — угрожающе спросил он у подельщика.

— Она могла от ветра упасть на пол. Посмотрите, пожалуйста, — еще на что-то надеясь, просила я.

— От какого еще ветра?

Я замялась, мне не хотелось напоминать ему о резких, воровских движениях, когда он схватил потертую банкноту.

— В это время Славик как раз выходил на улицу, — попробовала я объяснить исчезновение купюры возможным сквозняком.

Как по команде оба кассира наклонились, и какое-то время всматривались в темноту под столами.

— Нету там ничего. Иди, говорят тебе, отсюда! Видали мы тут таких, — снова прикрикнул Дан.

Я не уходила.

— Зачем вы так, вы же меня знаете. Разве я похожа на мошенницу? Дан, это для меня очень большая сумма, поверьте. Отдайте, прошу вас.

— Женщина, идите домой, и ищите там свою «большую сумму», — он вновь перешел на «вы», затем поднялся и вышел из своей каморки. Он готов был вытолкать меня силой. Не допускать же до этого! Но и отступать я не могла.

— Хорошо, я подойду к концу дня. Может, при подведении итогов у вас проявится лишняя «сотня».

— Конечно, подходите, — смилостивился Дан.

Дома я заново перерыла сумочку, перебрала каждую бумажку, каждую записку. Тщетно.

В уставшем, измученном сознании прокручивалась пленка сегодняшних событий, снова и снова возникали лица кассиров обменного пункта. Я подумала, что первая «полсотенная» купюра была фальшивой. На ней, видимо, «прокололся» Славик, с кем не бывает. И он же пытался сбыть ее мне. Моя возня с этой купюрой действовала ему на нервы и он, не выдержав, вышел. Понятно, что Дан был не просто мрачен, а зол на Славика, ведь они поровну делили ответственность. Хоть для них это была не бог весть, какая сумма, однако, повод для мрачности имелся. Видимо, чтобы досадить Славику, лишний раз проучить его, показать, что влипнуть в неприятности легко, а выпутываться — стоит усилий, Дан без возражения заменил мне купюру. А забытые мною или свалившиеся сто долларов забрал себе с полным убеждением, что судьба послала ему заслуженную удачу.

Я представила, как подбирается Славик к Дану, чтобы разделить добычу пополам и покрыть убыток, случившийся из-за покупки фальшивой банкноты, с каким напором доказывает, что, если бы он не стал меня отвлекать своими перемещениями, то я бы не забыла деньги на столе. Выходит, он и себя выручил, покрывая убытки, и Дану дал возможность поиметь лишних пятьдесят долларов. Да, теперь они будут держаться дружно.

И все же под вечер я снова пошла к ним. Теперь там сидело еще трое мордастых парней, которых я раньше не видела. У меня хватило мужества поздороваться с ними.

— Я пришла, как мы договаривались, — обратилась к кассирам.

— Не «мы договаривались», а вы договаривались, — поправили меня.

— Неважно, пусть будет так. И все же, есть для меня новости?

Мне навстречу поднялся один из троих мордоворотов.

— Это та тетя, которая целый день терроризирует вас? — глядя на меня, обратился к кассирам.

Присутствующие переглянулись: Дан зло полоснул меня боковым зрением, коротко кивнул и сдвинул плечом; Славик, мазнув по «коллегам» взглядом, распахнуто уставился на меня. Как чует зверь, попавший в западню, где-то существующую спасительную щель, так и я почувствовала в Славике сопереживание, сопоиск приемлемого выхода из положения. Надвинувшиеся, уничтожающие меня глаза остальных парней стали не так страшны.

— Матушка, сегодня никто никому ничего не возвращает. Запомни! И не обижай людей, — произнес один из троих мордастых, четко расставляя логические ударения.

— Возвращают, — отважно пролепетала я. — Можно за вознаграждение. Если уж вы решили исправлять людские недостатки, то за рассеянность меня достаточно наказать половиной потерянной суммы, а вам будет достаточно второй половины. Вознаграждение за бдительность, — уточнила я. — Вот это и было бы в духе дня.

Однако я уже понимала бесполезность дальнейших переговоров. Мордастые начали меня окружать, играя под «кожанками» натренированными мышцами. Славик все смотрел, и под его взглядом я неторопливо положила пустой кошелек на стол.

— Да, для вас это не приобретение. Вы просто куражитесь от избытка наглости. Но вам это отольется, попомните мое слово.

Я повернулась и пошла к выходу. Меня настиг звук коротких реплик, которыми перекинулись мои обидчики, и которые я разобрать не смогла, а затем голос Славика, обращенный ко мне:

— Женщина, вы забыли кошелек.

Я намеренно ускорила шаг и вышла на улицу, ибо только так могла выманить Славика, который уже был со мною и за меня — бессознательно, инстинктивно, по здоровой природе чудом сохранившегося в нем инстинкта защищать слабого. Принимая из его рук пустой кошелек, спросила:

— «Пятидесятка» была фальшивая?

— Нет, — удивленно ответил он. — С чего вы взяли?

— Тогда, почему…

— Просто хотелось спихнуть очень потертую банкноту, — и он протянул мне все ту же «пятидесятку».

— Возьмите, это моя «доля» от вашей «сотки». Он дал мне именно эту потертую банкноту. Воспитывает, понимаете? Потому что я купил ее у одного древнего дедули, пожалел старика.

— Спасибо, — голос мой дрожал. — Все же это лучше, чем ничего. Идите, дружок, не навлекайте на себя новые неприятности.

Надо же, — подумала я. Мы действовали словно заговорщики: я намеренно забыла кошелек, а он воспользовался этим, чтобы незаметно вернуть часть моих денег. Уже в спину уходящему парню добавила, с удивлением для себя, которое потом долго вспоминала:

— Помните, судьба всегда будет милостива к вам.

Не среагировав на мои слова, лишь коротко скользнув по мне взглядом, он прошмыгнул, зябко ссутулившись, назад в помещение.

6. Знамение

Ночью мне спалось сладко и спокойно, однако, снились странные, пророческие сны. Пережитое потрясение переплеталось с верой в возмездие, тупая боль в сердце перемежалась минутами покоя, и тепло, словно морем укутывающее мою бренную оболочку, сменялось волнами озноба накатывающей признательности. И сны были точно также сотканы из образов мести и благодарности, проклятия и благословения. Сны, забываясь и тут же — во сне — вспоминаясь, повторяли тот же круговорот реального и мистического, уже случившегося и лишь грезившегося, оставляя убеждение в своем глубоком значении для грядущего. Совсем под утро возникло почти реальное видение юноши, взявшегося ниоткуда и стоявшего ни на чем, от которого исходил во все стороны какой-то целебный свет. Он спросил: