Линия Крови

- Ну-с, товарищи, приступим, - начал Иосиф Давидович. – Сегодня, наконец, случилось то, чего мы ждали с такой надеждой – к нам пришла помощь.

- Слава тебе Господи! – широко перекрестился священник.

Это было уже слишком. Одежкин с размаху хлопнул по столу ладонью. В кабинете повисла звонкая тишина. Еле сдерживая готовое выплеснуться бешенство, Аркадий процедил сквозь зубы:

- Послушайте, э-э… как вас называть? Господин? Товарищ? Э-э… гражданин. Это переходит все границы. Какого, извиняюсь за грубость, хрена здесь делает поп?! Я, кажется, уже задавал этот вопрос и жду немедленных, слышите, Вы?! НЕ-МЕД-ЛЕН-НЫХ разъяснений!

Берштейн вильнул взглядом по сторонам, поискал чего-то на полу. Остановил потупленный взор на столешнице.

- Видите ли, товарищ Одежкин… вы разрешите называть вас Аркадием?

- Валяйте.

- Так вот, Аркадий. Дело в том, что бандиты, с которыми мы столкнулись – это не обычные бандиты…

- Ясное дело необычные, - перебил Одежкин. – Контра!

- Не совсем, - склонив к плечу голову и продолжая смотреть на стол, мягко поправил Берштейн.

При этом Иосиф Давидович сделал ладонью по столу движение, как бы подвигая к Аркадию лист невидимой бумаги.

- Видите ли, все дело в том, что как раз контрреволюционной направленности их действия не имеют. Трудно объяснить, но…

- Да уж объясните как-нибудь, - Одежкин переглянулся с комиссаром, усмехнулся. - Не дураки, постараемся понять.

Берштейн поднял на Аркадия осторожный взгляд. Произнес:

- Мы имеем все основания полагать, что это упыри.

- Что?

- Упыри. Мертвецы, восстающие по ночам, чтобы пить кровь живых.

Напряженная, ничем не нарушаемая тишина царила в кабинете не меньше минуты. Одежкин по очереди посмотрел на каждого из присутствующих. Лица были серьезны. По крайней мере, доказательств того, что над ним потешаются, Аркадий не обнаружил. Тогда он снова повернулся к комиссару. Тот повел плечом.

- Ладно, - вкрадчиво произнес командир ЧОНовцев. При этом он распрямился, расправил плечи. – Дальше что?

Берштейн помялся.

- Я понимаю, в это трудно поверить… Я сам, признаться, долго… Н-да. Так вот. Бороться с ними обычными, так сказать полицейскими, методами бесполезно. Большую роль здесь играет знание нужных ритуалов, и… Вера.

- Чего-о?!

- Поверьте, все, что я сейчас говорю…

- Молчать!!

Пудовый кулак обрушился на столешницу так, что подпрыгнул стоявший в центре графин. Вскочивший ЧОНовец не говорил – рычал:

- Вы понимаете, что несете?! Да по вам по всем желтый дом рыдает! Я сейчас же прикажу вас арестовать…

- Да погоди ты, Аркаша. Сядь, - комиссар потянул Одежкина за рукав, тот вырвался. – Сядь! – властно приказал комиссар.

К всеобщему удивлению Одежкин подчинился.

- Послушаем, что товарищи скажут дальше, - холодно улыбнулся бывший рабочий. - Пусть договаривают. Арестовать их всех мы в любую минуту сможем, не так ли?

С последней фразой он посмотрел на Берштейна так, что у того похолодела спина.

- Продолжайте, мы вас слушаем.

Иосиф Давидович некоторое время хранил молчание, потом упрямо поджал губы и сказал:

- Это упыри. По крайней мере, многие из них. Сомнений нет, да вы и сами убедитесь… Есть, конечно и люди, которые к ним, э-э… примкнули. Творят полное беззаконие, грабят, убивают всех подряд. Разоряют храмы, приносят в них человеческие жертвы. И за всем этим стоит – нам удалось выяснить это наверняка – бывший помещик граф Воронов.

- Вот! – воскликнул после этих слов комиссар. – Вот!! – он направил скрюченный, желтый от табака палец на Берштейна. – помещик и граф! Что и требовалось доказать.

- Да, но этот граф тысяча восемьсот сорок третьего года рождения!

- И что?

- Но по показаниям очевидцев выглядит на тридцать пять, не больше. И силы невероятной. К тому же жители близлежащих к его поместью деревень, неохотно, но рассказали – он держал в ужасе всю округу еще в конце прошлого века.

- Жители, - фыркнул комиссар. – Жители расскажут… Короче так: будем считать, что ваш город подвергся террору бандитов, исповедующих сатанизм. Есть такое мистическое учение. Собираются гаврики, дьяволу молятся. Пытаются о себе заявить. Обязательно что-нибудь кровавое, шокирующее вытворят. У нас в Питере они еще при царском режиме давали о себе знать. И в последние годы тоже головенки поднять пытались. Ну, да мы их быстро – к ногтю.

Комиссар хрипло рассмеялся. Смех его походил на карканье ворона.

- Вы не понимаете, - сделал попытку объяснить Берштейн. – Дело в том, что эти, э-э… отродья действительно пьют человеческую кровь. Самым натуральным образом. Город охвачен паникой. Этот туман, отсутствие связи – все это непосредственно связано с их деятельностью. Колдовством, если хотите. И защититься можно только при поддержке церкви. Они боятся креста, святой воды. Из винтовки их убить невозможно, зато можно уничтожить при помощи осинового кола…

- Бросьте, - комиссар махнул рукой. – Прекратите нести ахинею. Вы напуганы, в панике. Понять вас можно, хотя… - он покачал головой. – «Колдовство» – и это говорит секретарь партийной организации. Стыдно, товарищ. И защищаться мы ни от кого не намерены. Пусть защищаются они.

Пролетарский кулак опустился на стол решительно, будто печать поставил.

- А насчет винтовки – это мы поглядим, можно их убить или нельзя. Я с тысяча девятьсот пятого воюю, и ни разу еще не видел такого упыря, которого бы пуля не взяла.

Он снова пронзительно, каркающе засмеялся.

Первая же поисково-карательная экспедиция ЧОНовцев – в окрестности села Дмитриевское – закончилась провалом. Это был разгром.

Слова Берштейна подтвердились – пули прОклятых тварей не брали. Более того – многие бойцы в бою впали в ступор. Лошади обезумели. Они шарахались из стороны в сторону, сбрасывали седоков, топтали попадавших под копыта людей.

Пространство вокруг наполнили истошные, полные безумия вопли терзаемых солдат. Дикое конское ржание. Торжествующие вопли упырей. Хруст, чавканье, звуки ударов.

И самое страшное – все это происходило днем. Хотя назвать это «днем» можно было, только сверившись с хронометром – хмарь вокруг стояла такая, что больше было похоже на ночь.

В завершение кровавой бойни, словно в наказание за неверие, Аркадию довелось столкнуться с Черным графом лицом к лицу. Молодой командир увидел, как над головами немногих еще удерживающихся в седлах всадников мелькнула огромная черная тень. Первым впечатлением было, будто пролетела гигантская летучая мышь. И сразу, практически в то же мгновение, летучая мышь в его сознании превратилась в человека. Нет. В некое существо, на человека лишь похожее. Кошмарное создание подлетело прямиком к Аркадию. Зависло перед ним в вертикальном положении. Ноги существа, укрытые в складках широкого плаща, находились при этом в метре от земли. Аркадий долго потом не мог избавиться от видЕния мертвенно-бледного лика, кровавой линии губ и, сверкнувших на их фоне белизной, ряда крепких зубов с непомерно длинными клыками. Но главное, что преследовало молодого большевика еще долгие годы, - это глаза вампира. Два бездонных колодца мрака, затягивающие, как в воронку.

Опомнился Аркадий Одежкин только в Зареченске. Он пришел в себя в полутемном бараке при той самой Фибровой фабрике, что их отряду выделили под расположение. Аркадий лежал в отдельной комнатушке на жестком топчане, накрытый полушубком. Очнувшись, он долго продолжал лежать не шевелясь. Потом, еще с трудом соображая, сел. Кошмарные воспоминания заполняли его сознание, стесняли дыхание, заставляли сердце бешено колотиться. Аркадий провел ладонью по лбу.

«Что за черт?!»

Выступившие крупные капли пота были ледяными. Перед глазами вновь встал призрак Вампира. Аркадий помотал головой, пытаясь отогнать жуткое видение, и в тот же миг с ужасом осознал до конца – все случившееся не ночной кошмар.

«Это было на самом деле!»