G.O.G.R. (СИ)

Майор Эдуард Кораблинский проснулся в своей кровати ровно в шесть часов утра, как просыпался уже многие годы. Тоненько пищал будильник, сквозь занавески пробивался солнечный луч. Кораблинский пошевелил ногами под одеялом, а потом – сел, свесив ноги на пол. Жена уже встала: она всегда раньше встаёт, чтобы приготовить ему завтрак. Она включила радиоприёмник, и Кораблинский слышал, как чирикает из кухни некая попсовая песенка.

Всё, для Эдуарда Кораблинского не существовало более ни Никанора Семёнова, ни Генриха Артеррана, ни террористов, ни проекта «Густые облака». Была только его семья, дом и обыденная следственная работа. Сейчас, он умоется, оденется, позавтракает и поедет по проторённому маршруту в Ворошиловское РОВД, где работал, работает и будет работать до пенсии.

====== Глава 125. Смирнянский и тайны Интерпола. ======

На следующий день Мурзик прислал Смирнянскому по электронной почте длинное письмо. Смирнянский довольно сказал сам себе: «Хы-хы», потёр ручки, поудобнее устроился на табурете и погрузился в чтение. В начале письма Мурзик на два с половиной абзаца растянул душещипательные жалобы на то, что «после всего этого» его «попрут с работы, отутюжат дубиной все почки и печень, натащат «бетонные сапоги» и отправят на ПМЖ в речку Кальмиус». Смирнянского абсолютно не интересовала дальнейшая судьба Мурзика – если он такой растяпа, что даст себя застукать – то речка Кальмиус для него наилучшее ПМЖ. Поэтому Смирнянский сие сверхэмоциональное вступление благополучно пропустил. А вот про Никанора Семёнова Мурзик написал следующее:

Никанор Семёнов, действительно, служил в Интерполе, но официально был на пенсии с самого далёкого тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года. Но несмотря ни на отставку, ни на фантастически почтенный возраст он продолжал работать – только теперь в секретном отделе – вплоть до самого девяносто пятого. А в девяносто восьмом году Никанор Семёнов отошёл в мир иной, то бишь, умер. Читая «откровения» Мурзика, Смирнянский до такой степени изумился, что случайно, не заметив даже как, поглотил львиную долю продовольственного запаса, который хранился у него в доме. Да, Смирнянский знал, что Никанор Семёнов служит в СБУ – он сам с ним вместе служил. Но то, что этот хитрющий старикан подвизается ещё и в Интерполе – повергло Смирнянского в шок средней тяжести. Хотя, быть двойным агентом медленно, но верно входит в моду – Смирнянского самого когда-то звали прихалтурить на Интерпол, однако он поджал хвост и отказался…

Смирнянский продолжил читать письмо. Дальше вообще, пошла некая фантастическая сага. Если верить Мурзику, Никанор Семёнов умер, однако лишь на бумаге. А Интерпол знал о существовании проекта «Густые облака» и обо всех его результатах едва ли не с самых сороковых годов – когда закончилась война, кто-то слил в Америку секрет «Наташеньки». Но и это ещё ничего – утечка информации это нормально, когда кто-то изо всех сил пытается сохранить секрет. Поглотить запас продовольствия Смирнянского заставила вот какая строчка из письма Мурзика: «Никанор Семёнов в «кроликах» мучился ещё у настоящего Генриха Артеррана в сороковых. За это его и держат в Интерполе до сих пор». Смирнянский едва не подавился котлетой. Если Мурзик прав – то Никанор Семенов, так, или иначе, скушал какой-нибудь дьявольский препарат, ведь Генрих Артерран всех своих «кроликов» ими пичкал. И теперь – они там, в своём Интерполе, держат его, болезненно нестареющего, на секретной работе, которая не отмечена ни в одном документе. Стоп, что-то Смирнянский ударился в какой-то декаданс, а между тем, в обязанности Никанора Семёнова как раз и входило найти и обезвредить все образцы до того, как те попали бы в чёрные щупальца мафии, или гнилые лапы террористов. Значит, Никанор Семёнов – действительно, агент Интерпола, а Недобежкин его в обезьяннике держит вместе с отморозками, отбросами и мандригалами… Сказать ему об этом, что ли?..

Смирнянский никогда не хранил никаких данных в памяти ноутбука. Уши и глаза есть у стен, у мебели, у воздуха – ноутбук обязательно взломают и утащат всё, что на нём найдут. Поэтому Смирнянский быстро распечатал письмецо Мурзика на бумагу, а память ноутбука просто очистил. Он не стал убирать после себя объедки – это очень долго, а Смирнянский ужасно спешит. Одевшись по-быстрому, он покинул свой дом и рванул в райотдел к Недобежкину.

Воскресенье, а Недобежкин был на работе – он сидел у себя за столом и проваливался в сонную яму. Вчера они «пушили порченых» до двух ночи, домой Недобежкин приплёлся в три часа, а спать залёг лишь в четвёртом часу. Смирнянский позвонил ему и попросил впустить свою персону через пожарный выход, и получил следующий ответ:

- Грру-у-бу-бу!

- Васёк, ты что, ма́кнул? – Смирнянский крайне удивился, услыхав сие бормотание от непьющего Недобежкина.

- Хто это? – ответил Недобежкин вопросом на вопрос.

- Дед Пихто и Конь в Пальто! – беззлобно фыркнул Смирнянский, ковыряя от нечего делать серую замазку на стене, у которой стоял. – Это я, Смирнянский! Или не узнал?

- Блин! – Недобежкин выбрался из сонной ямы и вытряхнул из ушей всю виртуальную вату.

Вспомнив о том, что он работает на работе, а не прозябает дома, милицейский начальник собрал в пучок взлохмаченные мысли и отдал распоряжение Смирнянскому:

- Подожди, Игорёша, сейчас спущусь!

Когда Недобежкин «отдраил люк» и впустил Смирнянского в мглистый коридор – тот вперил в него насмешливый взор и осведомился:

- Что отмечали, и почему не пригласили меня?

- Забью в обезьянник! – пробурчал Недобежкин и развернулся спиной к Смирнянскому. – Если считаешь себя Задорновым – ты ошибся. Пошли, покажешь, что нарыл!

- Скоро мне придётся взимать с тебя плату за информацию, – хохотнул Смирнянский, следуя по бетонным ступенькам вслед за широкой спиной Недобежкина. – А что, неплохой бизнес сколочу: информация нынче дорого стоит!

- Не только в обезьянник, а ещё и в слоник! – не оборачиваясь, рыкнул Недобежкин.

- Ну, вот, а я ему помогаю… – обиделся Смирнянский. – Баобаб!

Письмо от Мурзика занимало целых три печатных листа двенадцатым шрифтом. Увидав эти листы, Недобежкин похлопал заспанными глазами и возмутился:

- Ну, и что ты мне тут выгрузил петицию? Ты, давай, коротко и ясно: что, кто и как!

- А коротко не получится! – отказался Смирнянский и водрузил свои кости в кресло Недобежкина. – Мурзик мне целый роман подкинул. Сам читал и балдел. Короче, Никанор наш тоже образцов накушался, и к тому же – кроме СБУ ещё подхалтуривает на Интерпол. А ты, Васёк, его в обезьянник забил… в слоник не забивал ещё? А то ты это любишь – чуть что, сразу в слоник!

- Слезь! – Недобежкин схватил кресло за спинку и стряхнул с него Смирнянского. – А то, точно, до слоника доиграешься! Ты ещё скажи, что это Никанор всех уделывает «звериной порчей»! – пробормотал милицейский начальник, усевшись на нагретое Смирнянским место. — Кавардак какой-то получается, чесслово!

Вообще, прагматичный начальник Калининского РОВД не особо-то и верил в существование этих «волшебных образцов». Даже после того, как он столкнулся со «звериной порчей» и таинственными исчезновениями из изолятора – упрямый Недобежкин продолжал считать все сделанные на базе «Наташенька» открытия выдумкой и дутой уткой советских и немецких авантюристов, а точнее – аферистов.

- Для кого – кавардак, а для кого – всё оки-доки! – буркнул Смирнянский и кротко занял свободный стул для посетителей. – Ты петицию-то прочти!

- Прочту, не переживай! – пробормотал Недобежкин и в свою очередь, протянул Смирнянскому другую петицию. – Зацени-ка!

- Чего это? – не понял Смирнянский, взяв у Недобежкина две картонные папки.

- Дактилоскопия, – вздохнул Недобежкин и поскрёб макушку левой пятернёй. – Полный кавардак, чесслово…

- Ты это уже говорил, – подметил Смирнянский и раскрыл первую папку.

В папке оказались какие-то экспертные заключения, заверенные подписями, скреплённые печатями и фотографии отпечатков пальцев. Под одними отпечатками стояла подпись: «Никанор Семёнов», под вторыми: «Генрих Артерран», под третьими: «Николай Светленко», а под последними четвёртыми: «Сергей Зайцев».