G.O.G.R. (СИ)

- Давай, Сидоров, садись. Я за тебя похлопочу – героя получишь.

Сидорову уже не нужен был тот «герой» – лишь бы от него все отвязались и отправили домой. Однако возразить начальнику сержант не мог, и поэтому нехотя переполз на тот стул, где когда-то сидел врач. Когда к нему подошёл Ежонков – Сидоров словно бы заснул, а потом – резко проснулся, потому что у него над ухом кто-то громко выкрикнул:

- Вопросы есть?

- Вопросов нет… – машинально ответил Сидоров и рывком распахнул глаза. Он был уже не в кабинете Вавёркина, а неизвестно, где и в полной, кромешной темноте. Сержант испугался, потому что не ожидал, что будет так темно, когда он откроет глаза. Сидоров даже подумал, что ослеп, потому что не видел собственных рук, поднося их к носу. Но внезапно прямо перед ним появилось световое пятно – такое, словно бы кто-то открыл дверь. Сидоров перестал глазеть на свои руки, а уставился на это пятно, и увидел, как там, в ореоле призрачного света, возникает человеческая фигура – высокая, прямая и немного худощавая.

- Вы кто? – изумлённо спросил Сидоров, не припоминая среди своих знакомых никого с подобной фигурой.

Человек не ответил, а только молча, вдвинулся из света в темноту. Его цепкие пальцы сомкнулись на предплечье сержанта и потащили его за собой.

- Эй, чувак, я никуда не пойду! – сержант попытался отбиться от незнакомца, но тот оказался силён, словно паровоз, и без особого труда вытащил Сидорова на свет.

Глаза сержанта почему-то совсем не привыкли к свету – он зажмурился, когда вылез из темноты. Незнакомец всё время молчал и настойчиво куда-то увлекал Сидорова, не отцепляясь от его руки. Сидоров открыл глаза – его вели по коридору, освещённому странным, почти что, призрачным белесым светом, который струился непонятно, откуда. Вообще, коридор чем-то смахивал на коридор больницы: стены и пол обклеены кафелем, вдоль потолка тянется бесконечная вереница длинных люминесцентных ламп. Вот только кафель уже давно не белый, а порыжел, зарос по уголкам зеленоватым налётом мха, а все лампы покрыты пылью, и ни одна из них не горела. Сидоров ступал по полу, и каждый его шаг отдавался гулким эхом, которое взлетало к потолку, летело куда-то в далёкий конец коридора, и бесновалось там, крича тысячами голосов. Сержант подёргал рукой, за которую держал его неизвестный человек, однако рука была в крепком плену, и тогда Сидоров отважился взглянуть в лицо незнакомца. На этот раз сержант увидел его не в дымке и в темноте, а очень чётко и ясно, и даже смог бы описать его, если бы попросили. Да, этот человек поразительно похож на Мартина Мильтона из Донецкого филиала «Росси – Ойл», и на бандита Тень, который обувал Кашалота… Но что-то в нём не так, и какой-то он странный: бледный, как покойник, лицо лишено мимики, всякого выражения и не имеет ни малейшей морщинки, как у восковой фигуры. Волосы – скорее всего, русые – аккуратно зачёсаны назад, а глаза прячутся за тёмными очками, и их не видно совсем. Сидоров перевёл взгляд с лица человека на его руку, которой тот держал его, и увидел, что рука затянута в тонкую резиновую перчатку, как у врача. Сидорову было страшно топать за этим субъектом – даже, не за субъектом, а за «верхнелягушинским чёртом» Генрихом Артерраном – вот, кем являлся этот субъект. А куда может привести человека Генрих Артерран? Только к смерти! Сидоров вдруг страстно возжелал жить, он начал изо всех сил вырываться из холодных дьявольских объятий и вопить, призывая кого-нибудь на помощь. Генрих Артерран держал, как стальные тиски, и волок буксиром, а отвечало Сидорову лишь эхо. А потом – появились громовые голоса:

- Да разбуди ты его, наконец! – внезапно загремело где-то под облезлым потолком.

- Э, он ещё не всё сказал! – заревело в ответ.

- Ты что, не слышишь, как он вопит??? – опять загремело над головой. – У меня вот такая голова!

- Проснись! – это слово взорвалось бомбой, и Сидоров выскочил из жуткого коридора куда-то в мягкую мглу, а потом – жёстко упал на что-то твёрдое.

- Наконец-то… – «страшный голос» уже не ревел, а испускал облегченный вздох.

Мягкая мгла отползла куда-то вправо, уступив место скромному интерьеру кабинета психиатра Вавёркина. Сидоров сидел на полу, потому что, проснувшись, свалился со стула. Сержант поднял нос вверх и увидел над собой знакомые встревоженные лица.

- Ну и ну… – пробурчало лицо Недобежкина.

- Вы слышали?? – выдохнуло лицо Ежонкова с плоховато скрываемым восторгом. – Сидорова нашего уделал Генрих Артерран! Он попался к нему в лапищи, и Артерран обязательно напичкал его образцом! Если бы ты, Васёк, не влез со своей головой – он бы сам нам про это рассказал!

Лицо же Серёгина, молча, протянуло Сидорову руку и помогло подняться с пола.

- Так, всё, ребята, по домам! – объявил Недобежкин, хватаясь руками за свою «вот такую» голову. – Серёгин, записал бредятину на диктофон?

- Записал, – зевнул Серёгин.

- Это не бредятина! – вставил Ежонков.

Вавёркин собирал с пола свои присоски, потому что Сидоров в виртуальной битве с Генрихом Артерраном так дёргался и махал руками, что поотрывал всё, что было пристроено к его голове, и пошвырял в разные стороны. А Синицын просто храпел над исчёрканным протоколом. Часы на стене показывали полвторого ночи.

- Так, записал – прекрасно! – одобрил Недобежкин и сам схватил с одноразовой тарелки пирожное «Корзиночка». – Все по домам. Утро вечера мудренее, как говорили наши давние предки. Так что, пора спать. Всё, все выходите, я закрываю.

Пётр Иванович пришёл домой во втором часу ночи. Изголодавшийся за целый день Барсик стрелой ринулся навстречу хозяину и едва не свалил его с ног – так усердно он завертелся у Серёгина под ногами, выпрашивая еду. Пётр Иванович был настолько сонный, что падал и засыпал прямо на ходу. Нахальный кот получил от Серёгина невнятный ответ:

- Абррррвалт… – и горку корма, насыпанную мимо миски.

Коту было наплевать на то, куда корм насыпан – главное, что он есть. Барсик остался на кухне лопать, а Пётр Иванович поплёлся в комнату и завалился спать – на диван, не раздеваясь.

====== Глава 124. Воскрешение Верхнелягушинского черта. ======

Никанор Семёнов получил от некомпетентного в глобальных проблемах начальника Калининского РОВД бесценные материалы по проекту «Густые облака» и в целом был собой доволен. Всё, теперь не осталось никого, кто бы знал о том, где находится секретная лаборатория – только он, Никанор Семёнов. Единственное, чего хотел сейчас Никанор Семёнов – это вывезти прототип и все образцы подальше от цивилизации, чтобы они не попали ни в чьи руки и не превратились в непобедимое смертоносное оружие. Спрятав образцы, Никанор Семёнов спрячется сам и сделает противоядие, которое бы смогло вывести ДНК прототипа из его организма и вернуть ему человеческую сущность. Никанор Семёнов уже порядком устал от этой бесконечной жизни и бесконечной секретной службы – тяжело всё это и бессмысленно, как катить на Эверест Пизанскую башню. Устал Никанор Семёнов, как триста ездовых собак. Пора на покой… Только осталось одно противное «НО». Дурацкий и ненужный свидетель майор Кораблинский. Этот «бесстрашный и героический следак» на поверку оказался трусоват, бестолков и болтлив. Язык без костей, да ещё и эта болезненная честность. Настоящая находка для врага и шпиона. Помощник из него, как из мочалки – парашют. Легче устранить его, чем возиться с ним!

Сейчас Никанор Семёнов сидел в своей машине во дворе дома, в котором жил Кораблинский, и поджидал, когда майор будет возвращаться с работы. Кораблинский ничего и никого не заметит в ночи, он будет озабочен тем, как бы ему поскорее вернуться к жене и ребёнку, съесть свой ужин и усесться на диван перед примитивным отупляющим телевизором. А Никанор Семёнов выстрелит в него только один разочек – точно, в глаз – и всё, растворится в неизвестности, забрав с собой пистолет. Пистолет у Никанора Семёнова был отличный: «Кольт-анаконда» с оптическим прицелом и с глушителем. К тому же – адаптирован для стрельбы любыми патронами – от макаровских и тэтэшных до вальтеровских сороковых годов и «болванок» для охотничьей двустволки. Убийство Кораблинского, так или иначе, повиснет в «глухарях» навечно, как повисли все эти воротилы вроде Рыжего и Короткого. Никанор Семёнов вытащил этот свой супер пистолет из кобуры и снял его с предохранителя. Кораблинский точен, как Биг-Бен – вот-вот, и его машина покажется из-за во-он того поворота, над которым шумит тёмными листами высокий раскидистый клён. Он припаркуется под своим окном возле фонаря, вокруг которого клубится тучка ночной мошкары, выйдет из машины, пойдёт к подъезду и всё…