Пророчество о сёстрах

— Кто он такой? — спрашивает Луиза. — Этот Алистер Уиган?

Я качаю головой.

— Понятия не имею. Но завтра мы выясним.

На следующее утро мы спускаемся по лестнице, берем висящие у двери плащи и выходим на свежий морозный воздух. Я уже обговорила с тетей Вирджинией нашу вылазку. Я знаю, что не обманула ее своей выдумкой, будто мы просто хотим съездить выпить чаю в городе, — но что бы ни происходило со мной, она единственная, кто может позаботиться о Генри. Я лишь стремлюсь защитить ее. Защитить их обоих.

После вчерашнего разговора с Элис на лестнице у меня появилось чувство, будто мы перешли некий незримый барьер, точку, за которой нет ничего, кроме печали и утраты. Наша гонка, ставка в которой то, чтобы пророчество завершилось тем, чего жаждет каждая из нас, будет опасной — даже смертельной. И все же нам не остается ничего, кроме как рваться вперед, если только я не предпочту всю жизнь провести в тени пророчества.

А такой вариант просто не рассматривается.

20

Мы с Соней и Луизой пересекаем лужайку в вихре веселой болтовни, стремясь хотя бы ненадолго позволить себе расслабиться — просто радоваться хорошему дню и прогулке, какой бы мрачной ни была ее цель.

Мы поднимаемся по ступеням каретного сарая в комнату, которую Эдмунд облюбовал давным-давно: сколько его помню, он всегда жил здесь. Он быстро открывает дверь в ответ на мой стук, мгновенно охватывает одним взглядом стоящих на пороге Соню, Луизу и меня.

Не успеваем мы и слова вымолвить, он тянется за своим сюртуком и снова поворачивается к нам.

— Итак? Куда едем сегодня, мисс?

Мы трясемся по ухабам дорог, уводящих все дальше и дальше от Берчвуда. По данному нам адресу я понимала, что мы поедем не в город, но и не представляла, какой же далекий путь нам предстоит.

А путь и вправду далек. Мы все едем и едем, и радостное возбуждение утра угасает, сменяется усталыми вздохами и тоскливыми взглядами в окно кареты.

Я рада, что все молчат. Разум мой полон надежд на то, что мистер Уиган поможет нам отыскать ключи.

Эдмунд сворачивает с большой дороги на лесную аллею, что уводит экипаж в густой сумрак сомкнувшихся над головами крон. И когда наконец вокруг снова светлеет, мы разом испускаем облегченный вздох. Эдмунд останавливает лошадей.

— Слава богу! — восклицает Луиза, не отнимая руки ото лба. — Я уж думала, меня вот-вот стошнит!

Она распахивает дверцу кареты и, не дожидаясь, пока Эдмунд поможет ей, неловко выпрыгивает наружу. Я отчаянно надеюсь, что ее все же не стошнит. Не знаю, порадуется ли мистер Уиган трем незнакомым девицам, внезапно объявившимся у него на пороге, — но уж верно, он совсем не порадуется, если одна из них оставит свой завтрак в его декоративных кустарниках.

Однако Луиза справляется с приступом слабости, вытирает лоб платком, и мы все вместе подходим к двери ветхого домика, что стоит посреди небольшой прогалины. Сбоку виднеется маленький садик. Со двора на нас лениво косится козел. Несколько кур роются в земле, выискивая случайно оброненное зерно, но если не считать эту немногочисленную живность, Лервик-Фарм, пожалуй, слишком громкое название для такого непритязательного хозяйства.

Эдмунд становится позади нас. Я стучу в дверь, и даже от такого слабого прикосновения на землю отлетают куски облупившейся белой краски. Никто не выходит на стук. Мы стоим молча, слушая, как кудахчут куры, и думая, что же делать дальше. Луиза решительно заносит руку, чтобы постучать снова, но тут за спиной у нас раздается чей-то голос:

— Эгей! Привет! Вы, верно, те самые барышни, о которых мне Сильвия рассказывала?

Мы дружно оборачиваемся к маленькому человечку в твидовых брюках и полурасстегнутой рубашке. Совершенно лысая голова его блестит в лучах солнца. Я не могу распознать акцент, но думается, это следы не то шотландского, не то ирландского говора, за долгое время приглушенного грубоватой американской речью.

— Ну, чего это с вами? Кошки язык отъели? — Он направляется к нам. — Алистер Уиган, к вашим услугам. Сильвия предупреждала, что вы приедете.

Судя по всему, он рад видеть нас, точно встретил давно утраченных друзей. И я только через пару мгновений с запозданием соображаю, что понятия не имею, на какую такую Сильвию он ссылается.

— Добрый день, мистер Уиган. Я Лия Милторп, а это мои подруги, Соня Сорренсен и Луиза Торелли, и наш кучер Эдмунд. — С минуту уходит на всеобщие пожатия рук и неловкие приветствия. — Но, боюсь, мы не знаем никакой Сильвии…

Лицо хозяина фермы расплывается в улыбке, в глазах пляшут чертики.

— Ну уж прям! Конечно, знаете. Сильвия Беррье, роскошная красотка из города.

От этаких выражений Соня заливается краской. Я с трудом подавляю улыбку, а Луиза хихикает, но тут же притворяется, будто просто закашлялась.

— Что ж, теперь я еще больше жалею, что мне не довелось встречаться с самой мадам, — улыбаясь, говорит она. — По всей видимости, потрясающая личность!

— Потрясающая! — с жаром соглашается мистер Уиган, многозначительно кивая. В глазах его появляется отсутствующее выражение. Но вдруг, точно неожиданно вспомнив о нас, он резко хлопает в ладоши. — Ах! Нельзя же держать вас на пороге, точно каких-то чужаков! Нет-нет, ведь вы друзья Сильвии Беррье!

Он медленно двигается к крыльцу.

— Заходите. Я приготовлю чай. Видите ли, я тут экспериментирую с несколькими новыми рецептами, сам ращу добавки в саду, и мне не часто выпадает случай испытать их на ком-нибудь, кроме Элджернона.

Я оглядываюсь по сторонам.

— Элджернон?

Мистер Уиган машет рукой в сторону двора.

— Нуда.

Он открывает дверь, и мы по одному проходим в нее.

Я бросаю через плечо последний взгляд на двор. Никого — лишь куры да козел. Ох ты, боже мой!

— Значит… значит, Элджернон — козел? — спрашиваю я.

— Ну разумеется! — Мистер Уиган направляется в следующую комнату, голос его удаляется, стихает в глубине дома.

Мы с Луизой встречаемся взглядами. В глазах у нее пляшут смешинки. Ясно: все происходящее кажется ей необыкновенно увлекательным. Глаза постепенно привыкают к царящему внутри домика полумраку, и я потрясена тем, сколько всяких странных и любопытных диковинок лежит кругом, на каждой поверхности.

На пыльных и до отказа забитых книжных полках валяются какие-то камни и перышки. Рядом со страхолюдными куклами восседают резные деревянные божки. Со всех сторон на нас таращатся пустые глазницы самых разнообразных скелетов, пламя камина зловеще поблескивает на иных из них. Мне кажется, что я распознаю крошечный, точно орех, череп белки — да на каминной полке покоится надтреснутый человеческий череп. Меня пробирает дрожь, хотя в комнате тепло.

Эдмунд прислоняется к стене недалеко от двери и методично осматривает комнату, словно специально запоминая, чтобы потом кому-то описывать. Подбородок у него упрямо выпячен, и я понимаю: Эдмунд не намерен оставлять нас одних в этом странном доме. По правде сказать, его присутствие успокаивает меня. Эгоистично, конечно, но я рада, что он здесь.

— А вот и мы! — Мистер Уиган возвращается с оловянным подносом в руках и оглядывает захламленную комнату в поисках свободного места, куда бы этот поднос можно приткнуть. — Ох ты, господи!

Соня мгновенно бросается ему на помощь.

— Позвольте, я уберу книги вот с этого столика?

Она показывает на высоченную стопку пухлых томов, под которой, наверное, где-то должен быть и стол, хотя с моего места даже краешка не видать.

— Да-да, да, в самом деле! — отвечает мистер Уиган.

Я прихожу Соне на помощь, и вдвоем мы перекладываем книги на пол. Пылища поднимается такая, что мы обе начинаем кашлять. Стол под завалами оказывается грязным-прегрязным, но я усиленно стараюсь не обращать на это внимания — тем более что мистер Уиган словно бы ничего не замечает и ставит туда поднос, даже не попытавшись хоть немного вытереть грязь.