Преисподняя. Адская бездна

Знаю — смешно. Но полезно. В их примитивном шуме я услышал все симфонии жизни. В их соперничестве я услышал эпические поэмы, пропел их им, и мое рычание превратилось в слова, слова — в мысли. Понимаешь? Язык предшествует мысли. Заговорив, я начал думать. Мое воображение разыгралось.

Следующим гостем был паук. Прошел миллиард лет, прежде чем у живого существа появилось восемь ног и оно приползло вниз. Вашему миру потребовалось бесчисленное количество поколений, чтобы послать одно-единственное существо в мою темницу. Ты читал поэму Байрона «Шильонский узник»? (Ее я нашептал ему во сне.) Она о пленнике, для которого паук стал воплощением свободы.

Когда мой приятель паук умер, я плакал, и слезы мои были горькими. Я думал, у меня разорвется сердце. Впервые я понял, что значит быть смертным.

Так продолжалось миллионы лет. То одно, то другое крошечное существо проникало в мои владения. Я радовался этим случайным насекомым, рептилиям и рыбам. Я считал их подарками камня, случайными событиями — подобно пузырькам воды, — которые возникали, чтобы развлечь меня, а затем умереть. Я рассматривал их чешую, клешни и усики с любопытством ребенка — в сущности, я им и был, невинным младенцем. Я обращался с ними как с игрушками. Разбирал на части. Потом снова собирал. Да, я творил. Живые существа.

— Ты обладаешь этой способностью, Повелитель? — спрашивает ученик. — Ты можешь сотворить жизнь?

— Ну не то чтобы сотворить, — отвечает ангел. — Создавать. Манипулировать. Улучшать. Да.

— Не понимаю, Учитель.

— Ты знаешь, что сегменты ДНК в Y-хромосоме человека представляют собой совершенные палиндромы? — спрашивает ангел. — Другими словами, генетический код одинаково читается в ту и другую сторону. Как ты думаешь, кто его написал? Обезьяны на пишущих машинках?

— Ты, Господин.

— Мне захотелось поиграть. Назовем это разумным замыслом. Или капризом. Возьми, к примеру, пчел. Каждая пчела строит соты одинаковой шестиугольной формы. Случайность? Дам тебе подсказку. Они не всегда были такими аккуратными и организованными.

Или змеи, — продолжает ангел. — Они раскрашены, одинаково, набором повторяющихся узоров. Думаешь, змеи раскрасили себя сами? Петунии, морские звезды, морские ежи и даже медузы, эти бесформенные пузыри, — все они подчиняются законам радиальной симметрии. Случайная селекция? Вспомни крылья бабочки. Узор на левом крыле представляет собой зеркальное, отображение узора на правом. Как ты думаешь, откуда это взялось?

— Ты., Повелитель.

— Я слышу сомнение в твоем голосе.

— Просто потому, что ты здесь, Учитель, а цветы и бабочки так далеко.

— Расстояние — это всего лишь время, а время у меня есть, — говорит ангел. — Много. Так что в один прекрасный день я решил немного навести порядок в природе. Кое-что исправить. И я использовал собственное семя. Результаты не всегда меня удовлетворяли. Я работал с доступным природным материалом, древнейшими видами, и, честно говоря, часть моих экспериментов вышла из-под контроля. Как и все родители, я надеялся получить свое подобие — хотя бы наполовину. Я все еще учился понимать, с какой тщательностью нужно подбирать вторую половину. Могу дать совет: избегай ящериц, мурен и угрей, велоцирапторов, львов, орлов и всех змей.

Получился довольно буйный выводок. Они все время рвали друг друга на части, нападали на меня, загадили все вокруг. В конце концов я отправил свое потомство в дальние уголки земли, где некоторые живут до сих пор — так мне говорили. Их имена тебе, наверное, известны. Мбембе, Хапай Кан, Минотавр, Вритра, гарпии, левиафан… список можно продолжить.

Разочаровавшись в них, я тем не менее не собирался признавать поражение. Я продолжал работу. Мне требовался кто-то, похожий на меня, который помог бы мне скоротать время, понять мироздание и сделать возможным мое освобождение. Мой материал постепенно улучшался. Я сосредоточился на обезьянах, но результаты получались разные. А однажды все получилось. Вуаля. На сеет появились вы. — Беспечный тон ангела вдруг меняется и становится мрачным. — Вы и все ваши предательские орды.

— Предательские, Учитель?

— А как еще это назвать? Я вытащил вас из грязи, а теперь вы убежали и бросили меня во тьме. Я подарил вам рай. Вы оставили меня в гробнице.

Ученик замирает, боясь пошевелиться. Гнев ангела ощущается как жар и даже имеет свой запах — отчасти минеральный, отчасти звериный. Ученик не сомневается, что пришел его смертный час. Ангел уничтожит его в наказание за непредсказуемость людей. Но гнев погас так же быстро, как и возник.

— Вот я и сижу здесь. — Голос ангела веселеет. — Хотя уже осталось недолго.

— Объясни, Повелитель.

— Дело сдвинулось. — Ангел наклоняется над неподвижной лужей. Осторожно опускает камень в самый центр. По воде расходятся круги. — Мое освобождение началось.

15

Сан-Франциско, 15 декабря

Толпа перед «Студией» начала собираться почти сразу после наступления сумерек.

Али была на верхнем этаже здания вместе с Грегорио и Джоном Ли, когда увидела скапливающуюся на улице толпу. Сегодня это мужчины. Иногда они использовали женщин. Дважды на автобусах привозили школьников.

Она посмотрела на часы. Обычно протестующие приходили к полудню, чтобы попасть в сводку шестичасовых новостей. Сегодня они припозднились. Кроме того, нигде не видно фургонов с телевизионной аппаратурой и операторов. Али пожала плечами. Развлекайтесь, джентльмены.

Грегорио подошел к ней и стал у окна.

— Еще одна шайка?

— У нас свободная страна, — сказала Али.

— Кто они на этот раз?

— Тебе не все равно?

— Надоели. Все эти крики, размахивание флагами. Угрозы по телефону. Вчера поцарапали мою машину. Сегодня утром очередная проколотая шина.

Али попыталась обратить все в шутку.

— Речь идет о том ржавом ведре с лысыми покрышками? И с облупленной краской?

Грегорио нахмурился.

— А еще они преследуют наших женщин.

Под «женщинами» имелась в виду она. Из пяти женщин, работавших в институте, только Али стала мишенью для телефонных звонков и газетных передовиц. Грегорио это выводило из себя. Он не знал, как защитить ее.

— Люди напуганы, — объясняла Али. — И рассержены. Теперь, когда из субтерры отозваны войска, люди считают, что их предали. Они не знают, что делать дальше. Детей не могут найти уже около четырех недель.

Грегорио постучал костяшками пальцев по стеклу.

— Разве мы похитили детей? — произнес он. — Мы поклоняемся Сатане? У нас тут убежище для врагов? Нет. Мы ученые.

Али тронула его за руку.

— Тогда вернемся к нашей науке.

Она повернулась к рабочему столу. Ли ждал их под ультрафиолетовой лампой. В ее свете остатки рогов на его голове поблескивали вкраплениями радиоактивного йода, попавшего в организм с водой и пищей во время путешествия под землю. Розовые глаза отсвечивали фиолетовым.

Для института Ли стал неожиданной находкой. Два месяца назад после увольнения из НАСА (для такого нелюдима, как он, эта организация всегда была временным пристанищем, а не домом) Ли появился у порога «Студии» с коробкой хейдловских артефактов. Помимо этого сундучка с сокровищами он подарил институту глубокое знание подземного мира и неизменную преданность науке.

Сегодня в центре внимания были именно принесенные им предметы. На рабочем столе лежали артефакты, собранные Ли во время экспедиции НАСА. Вскрытые раковины наутилуса, ножи, керамика, стеклянные бусы, лезвие топора, вырезанные из кости фигурки и два отполированных черепа. Внимание Грегорио привлекла флейта, изготовленная из минеральной соломы. Эти сокровища были найдены в неисследованных регионах южнее Алеутской гряды. На всех предметах присутствовали спираль и загадочный алеф.