23

водителя:

— Сколько времени ехать до Василькова?

— Двадцять пять хвылын.

— А где вы останавливаетесь?

— Биля Центрального автовокзалу.

— А не знаете, улица Гагарина от него далеко?

— Хлопець, там спытаешь, я нэ знаю, я з Столыци.

Ага, ты так же со Столицы, как я с Парижа.

— А кладбище Васильковское далеко?

— Будэм биля нього проезжать, побачыш. И не видволикай мэнэ, я не справочнэ бюро.

Водителя я достал изрядно, но мне нужно было хоть что-то выяснить. В конце концов, от него не убудет.

— Не ходи сегодня на кладбище.

Я обернулся, сзади сидела бабка, одетая во все черное. Как только я ее увидел, меня изнутри обдало холодком. Обычно украинские бабки и так страшненькие, особенно те, что из сел. Но эта была просто безобразна. Худосочное ссохшееся лицо, маленькие глазки и оттопыренная нижняя губа, которая постоянно дергалась. Но больше всего вызывал отвращение ее нос, вернее, его отсутствие. А там, где ему было положено находиться, была глубокая впадина и из нее торчала вата и какая-то деревянная палка, обозначающая контур носа. Зрелище было просто ужасное, да еще к тому же бабка находилась прямо за мною, в каком-то полуметре. При этом голос у нее был не под стать ее внешности, грудной, как будто ей было не за шестьдесят, а всего лишь лет тридцать.

Она вновь повторила:

— Не ходи сегодня на кладбище. — И еще раз: — Не ходи сегодня на кладбище. Ха-ха-ха, ох ха-ха-ха! — Она начала заливисто смеяться, периодически повторяя одну и ту же фразу.

Я сидел бледный, не в силах пошевельнуться. Меня начало трясти, захотелось ударить эту тварь, остановить маршрутку и без остановки бежать обратно в Столицу, в свою общагу, зарыться там с головой в одеяло и никогда больше оттуда не высовываться.

— Так, всэ, прыихалы, — водитель остановил маршрутку и повернулся в мою сторону. Я посмотрел в окно, кругом было поле, мы стояли на оживленной южной трассе. — Всэ, кажу, вылазь. — Он обращался к бабке. — Я що тэбэ казав, щоб нормально сэбэ вэла. Вылазь, кажу.

На удивление, бабка его послушала и пошла к выходу, правда, все еще продолжала смеяться и смотрела исключительно на меня. Как только она открыла дверь, смех ее тут же прекратился. Она еще раз посмотрела на меня и сказала:

— Не ходи сегодня на кладбище, оно само придет к тебе, — и медленно закрыла дверь.

— Да иды вжэ, зовсим мэни хлопця запугала, — водитель нажал на газ. — Нэнормальная якась, зразу браты нэ хтив, так на тоби. — Он посмотрел через плечо на меня и добавил: — Да ты нэ бийся, зовсим, бачу, блидый сыдыш.

Просто старая идиотка, таких везде хватает. Погода тем временем продолжала портиться, на улице поднимался ветер, небо становилось черным. А мне еще предстояло искать эту чертову улицу Гагарина. При том, что еще не было даже полудня и мать Обухова, а также Соня скорее всего на работе. Я как раз стал думать, ехать ли сразу в Столицу, если никого не застану дома, или же подождать их в Василькове до вечера, как меня окликнул водитель:

— Ось воно!

Я сразу