Чертова погремушка (СИ)

— Почему? Верю, — я уткнулась лбом в его плечо и закрыла глаза. — И если бы ты действительно… Да, я, конечно, осталась бы с тобой.

— Лена, нам тогда было по девятнадцать лет. И у нас все было плохо. У нас и сейчас не все просто, но мы уже совсем другие люди, а тогда… В общем, я слишком сильно любил тебя для того, чтобы убить все, что между нами было. Чтобы заставить тебя терпеть меня только из жалости. Это, конечно, слишком пафосно звучит, но это правда.

— И ты поверил, что спрыгнуть с балкона — это единственный способ остаться со мной?

— Сейчас это кажется странным и глупым, но тогда — да, поверил. Наверно, от отчаяния. Подумал — пусть все идет так, как идет. Лучше уж ничего — чем чего, но такой ценой. Просто опустил руки и плыл по течению. Я видел, что тебе скучно со мной.

— Интересное кино, — проворчала я. — А я думала, что это тебе со мной скучно. Ты был такой… весь в науке, в эмпиреях. А я? Будущий бухгалтер. Как говорит одна моя приятельница, так всегда бывает, когда людям лень открыть рот и рассказать друг другу обо всем, что их беспокоит. Все проблемы — от недосказанности.

Тут я прикусила язык. Потому что противоречила самой себе. Разве я могла сейчас вот так вот открыть рот и рассказать Никите обо всем — о дядипашином дневнике, о дьяволе и «погремушке»?

— Теперь все по-другому? — он смотрел на меня и ждал ответа, а я молчала. — Теперь все будет по-другому?

— Надеюсь, — наконец удалось выдавить мне. — Это не так уж просто. Если привыкла все держать при себе.

В этот момент я отчаянно ненавидела себя, но… ложь по-прежнему была тонкой и волнующей — как аромат изысканных духов, как изящная любовная игра.

— Что ты думаешь делать с этим дальше? — спросил Никита, поглаживая меня за ухом — как кошку.

— Как что? Сейчас поедем в полицию, — я сделала вид, что не поняла.

— Это ясно, — поморщился Никита. — Я имею в виду твои… способности.

— Ничего не буду. Я научилась смотреть на людей так, чтобы не видеть, что у них делается внутри. Хотя, конечно, это соблазн. Сильный соблазн. Я ведь могла бы просто смотреть. Как рентген. Не лечить. Но лучше не стоит. Откуда я знаю, может, это для них тоже плохо. Или для меня.

— А ты никогда?.. — Никита запнулся и отвел глаза.

— Нет, — с досадой поморщилась я. — Ни тебя, ни Костю. Даже не знаю почему. Ни разу мысли такой не возникло. По логике вещей, вас-то я в первую очередь должна была осмотреть и излечить, с ног до головы. Но вот нет. Представляешь — если б я тебя или его угробила… Мне и так с этим жить всю оставшуюся жизнь: хотела помочь людям, а только нагадила.

— Ты же не знала.

— Ну и что? Мне от этого не легче.

Не знала? Да. Не знала. И наивно думала, что дьявольское зло как-то можно употребить людям во благо.

— Пойдем, — я встала и подошла к серванту, куда прибилась «погремушка». Никита, похоже, ее раздражал: она переливалась как-то ядовито и звенеть перестала. И даже пыталась увернуться, когда я ее подхватила и положила в сумку. Никита моих манипуляций с невидимым предметом не видел — завязывал в прихожей ботинки.

В машине мы еще поспорили, в какое отделение полиции ехать: по месту жительства или по месту прописки. Чтобы не возвращаться, если что, поехали в то, что поближе.

— А почему ты так вдруг сорвалась с низкого старта, когда мы к дому подъехали? — спросил Никита.

— Не знаю, — покрепче прижав к себе сумку с «погремушкой», ответила я. — Показалось вдруг что-то. Словно подтолкнуло: давай, бегом.

Я почувствовала через кожу сумки легкое вибрирование — «погремушка» как будто довольно урчала.

— Послушай, — я осторожно дотронулась до его рукава. — Со мной много чего странного происходит. Может, я действительно с приветом, не знаю. И я далеко не всегда могу толком объяснить, что и почему я делаю. Если можешь — постарайся с этим смириться.

— Хорошо, постараюсь, — вздохнул Никита.

В отделении нас, разумеется, послали в далекую страну, воспользовавшись формальным поводом не принимать заявление: «потеряшка» был прописан совсем в другом месте.

— Где прописан, туда и идите, — грузный дежурный в чине капитана отвернулся и уткнулся в глянцевый журнал.

— Но…

— До свидания, девушка, — отрезал он и загородил лицо журналом.

Впрочем, «где прописан» нас тоже пытались послать — на том основании, что розыск должен производить орган внутренних дел, на территории которого в последний раз видели пропавшего. Но я по дороге успела зайти с Никитиного ноутбука в Интернет и выяснить, что заявление обязаны принять в любом отделении полиции. Никита с милой улыбкой пообещал немедленно позвонить некому Архипову. Дежурный посмотрел на нас с ненавистью и выдал бланк.

— Кто такой Архипов? — спросила я так, чтобы дежурный, тоже капитан, не услышал.

— Большой чин в управлении собственной безопасности.

— И ты его знаешь?

— Только фамилию, — усмехнулся в усы Никита. — Главное, чтобы капитан об этом не догадался.

— А фотография-то? — спохватилась я. — Надо же было взять.

— Держи, — Никита вытащил из внутреннего кармана куртки две Костины фотографии. — Позаимствовал из твоего альбома на всякий случай. Хотел в Интернет запузырить на предмет поиска, но не стал без твоего согласия. Если б он просто ушел из дома и не вернулся — еще ладно, а так ведь уехал с девушкой.

— Ну, это соседка так сказала. А как там было на самом деле — никто не знает.

Тщательно перечислив все Костины особые приметы, изложив обстоятельства, при которых его видели в последний раз, и «дополнительную информацию» — была в бланке и такая графа, я подошла к дежурному. Он отправил нас ждать под дверью кабинета то ли следователя, то ли оперативника, который «уехал в поле». Минут через сорок появился сильно замордованный жизнью худосочный паренек в штатском. Увидев нас, он помрачнел еще больше и попросил десять минут на «попить чаю» («С утра крошки во рту не было»).

Десять минут затянулись на полчаса, зато паренек посветлел лицом и вроде как слегка повеселел. Впрочем, мое заявление снова повергло его в мировую тоску.

— А чего так долго ждали-то? — сварливо поинтересовался опер, пробежав бланк по диагонали. — Или для него такие гулянки норма?

— Нет, но… — промямлила я. — Я в больнице была. Только сегодня выписали.

Опер, который так и не удосужился представиться, задал мне кучу вопросов, причем из ответов личность моего братца вырисовалась не слишком приглядная. Спиртное, женщины, отсутствие постоянной работы…

— Он… фрилансер, — пискнула я, на что опер насмешливо оттопырил губу.

— Ладно, — вздохнул он, уточнив координаты соседки. — Посмотрим, что можно сделать. В течение трех дней, максимум десяти, проводится проверка. Может, ваш брат действительно где-нибудь на курорте прохлаждается, не сочтя нужным вас предупредить. Проверим билетные кассы для начала. Ну а дальше — будет видно. Вы сказали, что его машина на стоянке. Квартира в чьей собственности?

— Мы ее получили по наследству в равных долях, но в собственность еще не оформили. Брат оформил мне дарственную на свою долю той квартиры, где мы оба прописаны, а я отказалась от своей доли наследства в его пользу. От доли квартиры. Документы отдали на оформление.

— Деньги?

— У него были деньги в банке, но сколько — я не знаю. Не думаю, что очень много.

— Если будут основания думать, что совершено преступление, возбудим уголовное дело. Обычно такие дела возбуждаются по статьям 105 (убийство) или 126 (похищение). А может, и не возбудим. Как говорится, нет тела — нет дела. Объявим в розыск — сначала местный, потом, если надо, в федеральный. Плохо, что вы не обратились для начала в бюро регистрации несчастных случаев, ну да ладно, мы сами проверим. В общем, если что — с вами свяжутся.

— «Если что — с вами свяжутся», — передразнила я, когда мы вышли и сели в машину. — Как же, ждите. Может, правда, в Интернет? В Контакте, в Фейсбук, в Живой Журнал, где там еще можно?