G.O.G.R. (СИ)

Они опускались очень долго – может быть, полчаса, а может и дольше. В абсолютной темноте и в полной тишине Генрих Артерран даже потерял счёт времени. Да, эти монахи определённо знают некие «тайны бытия» – вон, как проворно они шагают вслепую, словно летучие мыши. Наконец, лестница закончилась, и в конце мглистого «туннеля» забрезжил свет. Свет был достаточно ярок, как от электрической лампочки. А по мере приближения к источнику – Генрих Артерран понимал, что лампочка там не одна, а по меньшей мере…

Монахи, не нарушая строя, заходили в некий проём, похожий на пятиугольную высокую арку. Свет исходил именно оттуда, а Генрих Артерран, чьи глаза привыкли к темноте, не мог смотреть на него, не щурясь – такой он был яркий. Когда зашёл последний монах – Генрих Артерран осторожненько подобрался к этой арке, прижался спиной к стене, которая оказалась прохладной и совершенной гладкой, и заглянул туда, в арку. Его изумлённому взгляду открылся огромный зал, стены которого были отделаны пластинами из жёлтого металла, похожего на золото. Освещала этот зал всего лишь одна-единственная свеча – она стояла, водружённая на тонкий сверкающий шест, вознесённая под самый высоченный потолок. Но колоссально сложная система зеркал отражала её слабенький свет и усиливала его до такой степени, что зал площадью, наверное, в несколько гектаров, оказался освещён так ярко, словно бы под потолком поместилось солнце. Пол был начищен до блеска и усыпан горами золотых монет, драгоценных камней и украшений. Монахи лавировали между этими горами и приближались к высокому прозрачному сосуду, похожему на колбу, что возвышался посередине зала. Сосуд был наполнен прозрачной жидкостью, а в этой жидкости, медленно кружась в ауре мистического сияния, плавало нечто… или некто. Да, это, безусловно, было некое существо – не человек, и не животное. С большой головой, длинными и тонкими конечностями и с тремя огромными, непроницаемо-чёрными глазами, что, казалось, уставились в самую душу. У сосуда соорудили деревянный помост с лесенками с обеих сторон. Монахи по очереди взбирались на этот помост, брали чашу, черпали из сосуда жидкость и спокойно отправляли её в рот! Генрих Артерран наблюдал за этим жутким действом и ему казалось, что его вот-вот стошнит: какова однако гадость, а они эту гадость пьют, как обычный чай! Да, даже если бы они его сейчас изловили и за черти «пригласили» бы к своему страшному столу – Генрих Артерран побрезговал бы «настойкой из чудища».

Но монахи его не замечали. Они словно бы спали в роскошном блеске ненужного им золота, которое окружало их со всех сторон. Одетые в нищенские жёлтенькие рясы, они выглядели комичными чужаками в этом зале царей, наполненном несметными богатствами. Возможно, всё это копилось тут веками и лежало безо всякого толка на полу. А какие барыши могло бы оно принести, если вложить всё это в выгодное дело! Можно построить завод, и не один, можно купить машины и транспорт… А они только ходят тут сомнамбулами, монахи эти, чёрт бы их побрал!

«Выпив яду», монахи спускались с помоста и снова строились в колонну по одному, намереваясь двинуться в обратный путь. Генрих Артерран прижался в стенке и притаился в темноте, опасаясь быть замеченным. Монахи прошли мимо монотонной своей вереницей, и ни один из них даже не оглянулся – точно, их мозги находятся в каком-то диком полусне, похожем на гипноз.

Генрих Артерран снова пристроился в хвост колонны и вернулся обратно тем же запутанным и тёмным путём. Монахи, как ни в чём не бывало, укладывались на свои циновки и тут же засыпали, а вот Генрих Артерран заснуть уже не мог. Лёжа на жёсткой циновке – считай, на полу – он пытался восстановить и удержать в памяти весь запутанный путь в «пещеру Аладдина». Это оказалось отнюдь нелегко: попробуй, запомни мириады поворотов и коридоров, пройденные в полной темноте! Генрих Артерран никогда не жаловался на память – даже наоборот, гордился этим своим свойством. Учась в университете, он никогда не писал конспектов: все лекции он запоминал слово в слово, стоило ему лишь раз прослушать их, и больше не забывал… А если он сейчас встанет и попробует добраться до сокровищницы сам – то… сгинет в лабиринте.

Поглощённый всеми этими размышлениями, Генрих Артерран не заметил, как заснул, а утром его разбудили палкой. Генрих Артерран аж подскочил, когда на него обрушился жёсткий удар. Открыв глаза, он увидел, что вокруг него плотным кольцом сгрудились старшие монахи с престарелым далай-ламой во главе. Каждый из них взирал грозно, словно бы собирался прожечь взглядом, а то и съесть.

- Мы приняли тебя в свою обитель, обучали тебя своей мудрости, – загремел далай-лама, и Генрих Артерран сразу же смекнул, что как бы он ни пытался скрыться – они застукали его в сокровищнице. – А ты подло нарушил устав! За такое не полагается даже судить, а до́лжно казнить немедленно! Увести этого преступника!

Генрих Артерран не успел даже водвориться на ноги, как два неприлично плечистых монаха схватили его под локотки и подняли. Ну, всё, господин барон, ваша песенка спета, и сейчас вам чего доброго снесут башку хорошеньким мечом.

Генрих Артерран абсолютно не желал умирать – слишком уж он был молод и хорош для того, чтобы бесславно и безвестно превратиться в дармовой корм для длинных и коротких червяков. За то время, пока он торчал тут среди монахов – Генрих Артерран действительно, перенял их мудрость и научился неплохо драться. Всё, пора применить полученные знания и навыки, а то они, вон, в наглую тащат его на заклание, словно бы он – какой-то агнец…

Генрих Артерран на время сделал вид, что покорно ведётся на заклание и дождался, пока его выведут из набитого монахами зала в коридор. А потом – внезапно присел, высвободив руки, и резко выпрыгнул вверх, огрев обоих своих конвоиров одновременно обеими ногами. Те не ожидали от «агнца» подвоха, не успели защититься и покатились кубарем по каменному полу. А один из них случайно задел и сбил с ног далай-ламу. Образовалась шумная свалка, все монахи начали поднимать далай-ламу, а Генрих Артерран выиграл время и опрометью рванул вперёд по узкому коридору.

- Догоните его! – неслись ему вслед крики, сквозь которые прорывался топот бегущих ног – пустились-таки, в погоню.

Генрих Артерран знал, куда бежит – сейчас, будет поворот, потом ещё один. Он свернёт два раза и сможет выскочить на внутренний дворик, а с него – убраться из этого дурацкого монастыря подобру-поздорову.

Над ухом тоненько просвистела стрела, а потом ещё одна – нет, не только гонятся, но ещё и пуляют из своих средневековых луков.

Вдруг откуда ни возьмись, выскочили перед носом два монаха. Один был с мечом, а другой – нёс в руке длинный и тонкий боевой шест. Первым решил напасть тот, что был с шестом. Он замахнулся, но Генрих Артерран оказался проворнее. Он перехватил шест на лету и дал монаху подсечку правой ногой. Противник врезался в пол, а Генрих Артерран взмахнул отобранным шестом, блокировав свистящий удар меча второго монаха. Меч врубился в дерево шеста, но не перерубил его. Генрих Артерран рванул шест на себя, одновременно залепив монаху зуботычину. Тот отлетел назад, выпустив меч из рук, Генрих Артерран, перехватив этот меч, выдернул его из шеста и в тот же миг отбил блестящим лезвием очередную стрелу.

Не теряя времени и не бросая меча, Генрих Артерран пригнул голову, спасаясь от летящих стрел, и рванул дальше, не сбавляя шагу. Они бежали за ним, и их было много. Генрих Артерран был готов к тому, что не успеет добраться до внутреннего дворика, и был готов принять нешуточный бой. Они решили казнить его? А барон фон Артерран свою жизнь дорого продаст! На дороге внезапно возник молоденький монашек с подносом в руках. Генрих Артерран залепил ему с размаху оплеуху, столкнув под ноги тем, кто его догонял. Да, коридор оказался достаточно узок, чтобы преследователи не смогли разминуться с катящимся на них человеком. Несколько монахов споткнулись о него и тоже упали, перекрыв коридор своими телами. Те, что оказались проворнее – перепрыгнули через упавших и бежали вперёд. Они никак не хотели оставить Генриха Артеррана в покое, а продолжали стрельбу и погоню.