Кусачий клуб

— Внутри тренажерного зала. — Она обдумала это секунду. — Ты хочешь, чтобы я… что?

Установила там камеры?

— А что, боишься действовать как мой шпион? — Сейчас Фрэнк звучал удивленно. — Зная тебя, это не остановит тебя. Никогда не видел ребенка, такого бесстрашного в глубине души.

Включая моего сына.

Шейн. Клер вспомнила, как Глори говорила о нем, и ей стало плохо — не потому, что Глориана сходила по нему с ума, как это было с Исандрой, а потому, что она вела себя иначе.

Потому что для нее, Шейн был всего лишь еще одним куском мяса, чем-то, что может принести ей какую-то выгоду. Или нет.

Что бы ни происходило, Глориана увязла в этом по самую ее хорошенькую шею. Клер была уверена в этом.

— Хорошо, — сказала она. — Если тебе нужны глаза в зале, я прослежу, чтобы ты получил их.

Каким-нибудь образом.

ШЕЙН

У меня было чувство, будто я обманываю Клер, и я не мог понять, почему. Все, что я делал — это дрался… и я делал это чертовски хорошо. Джестер не полностью уничтожил меня на матах, и я мог продолжать. Когда я устал, Василий передал мне еще один протеиновый коктейль. Мне не нравилось, как он улыбался, или, как смотрел на меня, словно гордый владелец питбуля на ринге… но это не значит, что мне не нравилось находиться на ринге.

Так почему, в перерывах, я садился со своим телефоном и писал Клер? Было так, словно я поцеловался с какой-то другой девушкой, и чувствовал, что должен был сказать ей, что я действительно любил ее, независимо от того, что я делал то, что ей не понравилось бы.

Ну, ей это точно не понравится. Я знал это без всяких сомнений.

— Эй, мясо! Ты уже закончил нажимать на кнопки? — Это был Джестер, танцующий по всему рингу, выглядящий худым и бледным, словно дохлая рыба, молотящий кулаками в воздухе, как размытое пятно. — Я готов надавить на твои!

Я выстрелил в него из пальца и завершил отправку своего сообщения, допил протеиновый коктейль, и чувство боли волшебным образом отступило. Не то чтобы повреждения исцелились… возможно, они были не такими серьезными, какими должны были быть, но у меня точно будут завтра синяки. Много синяков.

Но ты не можешь позволить боли остановить тебя. Я позволил ей однажды остановить меня, когда мой дом горел. Я коснулся дверной ручки в комнате Алисы и обжег себе руки, и не продолжил начатое, я не смог спасти ее. Я позволил вытащить себя из дома, а она там заблудилась.

Я не смог забыть какова цена провала. Отец также не позволил мне забыть.

Боль лучше. Боль держит тебя в бдительном и мотивированном состоянии. Боль заставляет меня чувствовать себя живым.

Особенно, когда я стоял лицом к лицу с вампиром, желающим преподать мне урок.

Остаток дня прошел как в тумане. Я много раз оказывался на ковре, и было тяжело подняться и продолжать дальше. Собрались люди — люди, вампиры — все смотрели, как Джестер и я держимся. Он был быстрее меня и сильнее, но я не сдавался.

Наконец, Василий заставил меня остановиться. Он хлопнул Джестера по плечу и сказал что-то на ухо, Джестер усмехнулся, нырнул под канаты и исчез, и вся мотивация просто… вытекла из меня. Я упал на колени, ловя ртом воздух. Во рту была кровь и странный шум в ушах, и я никогда в жизни не чувствовал себя так плохо, даже когда был в больнице и катился под откос.

Было так, будто я пересадил части себя, чтобы остаться на ногах, и теперь боль и пустота нахлынули на меня, поглотили, и я просто хотел лечь и умереть.

Василий передал мне еще одну спортивную бутылку. Я не хотел, но я не смог удержаться.

Я выпил. Я почувствовал себя лучше, или, по крайней мере, не склонным к смерти. Он проверил мои глаза и кивнул. — С тобой все будет в порядке, — сказал он деловито. — Обезвоживание и истощение. Еще четыре коктейля и ты будешь как новенький, но оставайся на ногах в течение двух часов, прежде чем отправиться домой. В соседней комнате есть койки.

Теперь отдыхай.

— Спасибо, — пробормотал я. Я не чувствовал благодарность. Я не чувствовал ничего, кроме грязи и виновности внутри.

Что, черт возьми, я делаю? Почему я это делаю? Я даже не понимал всего кроме того момента, что, когда я дрался было чувство, будто я дрался со всем плохим, что случилось в моей жизни. Я сражался за мою сестру и мою мать, и даже моего отца. За Клер, запертую в этом проклятом городе. За Майкла, обращенного в вампира против его воли. За Еву.

За себя, хотя бы раз.

Я продрых следующие два часа, потягивая те коктейли, и с каждым медленным глотком я чувствовал себя лучше.

Более крепким. Что бы в них не содержалось — это было просто потрясающе, потому что боль утихла, и вместе с ней растаяло и чувство вины. Я был в порядке. Нет, я был лучше, чем просто в норме.

Я был силен и становился сильнее, и это было тем, что мне всегда было нужно, чтобы выжить здесь. Есть люди, которых я должен защитить. Теперь всё измениться.

Я выпил последнюю бутылку, когда зашел Василий вместе с Глорианой. Глори выглядела фантастически, и я почувствовал себя потным, грязным и побитым, и мне пришлось сесть. Не лежать в ее присутствии.

— Шейн, — сказала она, и улыбнулась мне той улыбкой. — Я только что видела твою маленькую подругу Клер. Ты должен гордиться — она не из пугливых, знаешь ли. Но такая хрупкая. И я очень обеспокоена ее взаимоотношениями с Мирнином. Он настолько нестабильный, тебе так не кажется?

Я думал также всё это время. Она просто говорила то, что было очевидно для меня и всех остальных, кроме Клер.

— Мне это не нравится, — сказал я. — Но она делает то, что хочет.

— Да, она такая. — Глори внимательно смотрел на меня несколько секунд, затем посмотрела на Василия. — Я думаю, он готов, что скажешь?

— Готов для чего? — спросил я.

— Готов услышать остальное, — сказал Василий. — Сегодня ты проявил потрясающее мужество, Шейн. И талант. У нас есть для тебя шанс проявить свои, как я верю, лучшие качества. Видишь ли, мы можем предложить тебе возможность получить две вещи, которые ты всегда хотел.

— Деньги, — сказала Глори. — Настоящие деньги, достаточно, чтобы позаботиться о себе и Клер всю оставшуюся часть твоей жизни.

Ну, кому не нужны деньги? Я выцарапывал их, зарабатывая тяжелым трудом, как должен был, но это звучало хорошо. Очень хорошо.

— А что второе? — спросил я.

Василий повернулся.

— Выход из Морганвилля, — сказал он. — Прежде чем станет слишком поздно. Потому что этот город будет разрушен, так или иначе, и если ты умен, ты выберешь деньги и возможность получить свободный проход, пока ты еще можешь.

Деньги и свободный проход? Я моргнул, потому что это звучало так, будто они читали мои мысли. Я не совсем уверен, что это не так. Глори была чудовищно хороша в угадывании того, о чем я думал… или заставляла меня так думать. Это должно было тревожить меня, но не в случае с ней. Это просто казалось… милым. Как будто мне больше не надо бороться, чтобы быть понятым. Глори просто завладела мной.

— Что насчет Клер? — спросил я.

— Конечно, Клер сможет пойти с тобой, — сказал Василий. — И любого другого, кого бы тебе хотелось благополучно увезти из Морганвилля. Ты можешь спасти их, Шейн. Все, что тебе нужно делать — это то, что ты делаешь лучше всего.

— Драться, — сказала Глориана. Ее глаза больше не были голубыми. Они были светлого, искрящегося цвета, почти белого, и это должно было ужасать, но это было красиво. Я почувствовал тепло, невесомость и абсолютное спокойствие. — Всё, что тебе нужно сделать, это подраться на камеру, для зрителей. Как думаешь, ты сможешь это сделать?

Я улыбнулся и сказал:

— Где я должен расписаться?

У них имелись документы прямо там, и я быстро поставил подписи в нужных местах.

Василий дал мне конверт с деньгами, настоящими деньгами, больше, чем я видел, с тех пор как мой отец занимался незаконной торговлей оружием на дороге.

Глаза Глори снова стали голубыми, добрыми, человечески синими, и она поцеловала меня в потный лоб, и протянула мне еще одну спортивную бутылку. — Отдохни, — сказала она. Ее пальцы прошлись по моим спутанным волосам. — Тебе не стоит ни о чем волноваться.