Сатанель. Источник зла

Арман понимал, что ему было дано стать свидетелем явления этого самого четвертого уровня, а значит, ему изначально уготована роль простого зрителя или, в лучшем случае, покорного исполнителя высшей воли. Он вспомнил слова Лульо, которые тот сказал о философском камне. Мудрец утверждал, что жалок тот исследователь, который помещает философский камень на физический уровень, в то время как это явление охватывает все уровни познания и природы. Арман улыбнулся при мысли о том, что черный предмет и в самом деле может быть проявлением начала начал, открытие которого составляет заветную мечту всех алхимиков.

Несколько успокоившись, он понял, что должен привести свои мысли в порядок, и сделать это он сможет лишь в маленькой церкви, построенной в Лионе тамплиерами. Даже повзрослев, он часто приходил в эту церквушку. За ее толстыми стенами время летело незаметно, и он проводил здесь долгие часы в размышлениях, неизменно ощущая, как божественное присутствие бальзамом проливается на его душу и мысли.

Он снова положил черный предмет в кубок и снова ощутил столкновение противоборствующих сил, а затем поставил сосуд обратно на полку. Как и минувшей ночью, выходя, он запер за собой дверь лаборатории, а ключ положил в карман.

— Вернусь к обеду, Марсель, — окликнул он служанку, когда проходил мимо кухонной двери.

Не спеша и всецело уйдя в свои мысли, он вышел из дома.

17

Париж, 2000 год

«На своем ночном пути, на третьем его этапе, странствующее солнце делает остановку, чтобы поприветствовать царя-странника. Нечто вышло из его центра и в его центр вернулось».

Николь пожала плечами: таковым был окончательный перевод, записанный в ее тетради. После долгих размышлений и проверок она была вынуждена признать его правильным. Девушка начала с того, что присвоила каждому символу самое широкое из всех возможных значений, которое постепенно суживалось по мере того, как она расшифровывала остальные символы. Накануне она допоздна засиделась в музее, а утром, придя на работу, сразу же продолжила анализ записанного на табличке текста. Перевести-то она его перевела, только значение уже много раз перечитанной фразы до сих пор ускользало от нее.

Ночью, во сне, ее продолжали преследовать символы древнеегипетской надписи. Николь несколько раз просыпалась с уверенностью, что разгадка тайны, заключенной в древнем осколке керамики, близка и стоит ей уснуть, как простое и разумное решение придет само.

Утром она проснулась с неясным чувством тревоги. Как и сны, в которых она в ужасных подробностях видела труп Рене Мартина, видения этой ночи были противоестественно навязчивы и реалистичны. Они беспрестанно осаждали ее мозг, отчего у Николь возникло подозрение, что ей кто-то их внушает, но она тут же прогнала эту нелепую мысль.

Кроме текста на табличке был маленький рисунок — схематичный, но выполненный уверенными четкими линиями. Рисунок или, скорее, чертеж, представлял собой четырехугольник с симметрично вписанными шестью маленькими квадратами. Четырехугольник имел два входных отверстия с противоположных сторон. Одно отверстие было широким, второе — узким, а один из шести квадратов, крайний справа, расположенный рядом с узким отверстием, был заштрихован краской.

Николь считала, что это план какого-то зала или комнаты с двумя входами в противоположных концах и шестью колоннами внутри. Впрочем, она и сама понимала, что эта версия не имеет достаточного обоснования.

Решив на какое-то время забыть о табличке, она занялась другими делами, потому что хотела сегодня покинуть музей сразу по окончании рабочего дня. Не успела она утром войти в кабинет, как зазвонил телефон и Жан Массард подтвердил, что вечером возвращается в Сен-Жермен.

— Тиран был вынужден уступить, — сообщил ей веселый голос архитектора, — и сегодня я не собираюсь задерживаться ни на секунду сверх положенного времени. Это означает, что если ты не против, я заеду за тобой, и мы поедем домой вместе.

Николь с радостью согласилась, и они договорились встретиться на прилегающей к музею улице, где Жан надеялся, надо заметить — не безосновательно, найти местечко, где припарковать свой автомобиль, пусть и во втором ряду.

Во время утреннего перерыва на кофе девушка рассказала двум секретаршам о своем соседе. Сюзанна и Агнес, слушая ее, улыбались и многозначительно переглядывались.

— М-м-м… я бы сказала, что ты подцепила очень распространенную весеннюю болезнь, — сделала вывод Сюзанна, возвращая пустую кофейную чашку на стойку бара.

Николь непонимающе смотрела на нее.

— Это любовь, дорогая, любовь, — с ехидным смешком закончила за подругу Агнес. — Не знаю, отдаешь ли ты себе отчет, но ты рассказываешь об этом архитекторе, как если бы он был принцем крови: он и красивый, и умный, и интересный…

— Ну… он действительно такой. — Николь не оставалось ничего другого, кроме как рассмеяться вместе с подругами. — Я хотела бы вас с ним познакомить.

— Я тоже с удовольствием с ним познакомлюсь, дорогая, — закивала Агнес. — Должна признаться: обожаю привлекательных мужчин…

Остаток дня Николь то и дело ловила себя на том, что думает о Жане. Она вспоминала, как впервые увидела улыбающегося молодого человека у своей двери, как вчера утром сидела рядом с ним в автомобиле… или просто представляла себе его голос в телефонной трубке. Она заметила, что при мысли о нем ее губы неизменно расплываются в улыбке. «Возможно, Сюзанна и Агнес правы, — подумала она, — и я действительно влюбляюсь».

— Что за глупости! — вслух воскликнула она, отрицательно качая головой. — Я с ним едва знакома. — Немного подумав, она уже менее категорично добавила: — А собственно, почему бы и нет!

Во второй половине дня ее вызвал Пьер де Лайне. Директор хотел поскорее получить каталог египетской коллекции наследия Гарнье для подготовки намеченной на конец сентября презентации. Они вместе обсудили график мероприятий в рамках этой презентации. Вернувшись к себе, Николь уже не в первый раз задалась вопросом: почему многие считают этого человека высокомерным, неприятным и самодовольным? Этот список отрицательных характеристик можно было продолжать. К тому же все это она слышала очень часто и от самых разных сотрудников отдела. С ней же он был неизменно вежлив, учтив и предупредителен; интересовался ее мнением и охотно выслушивал все, что она говорила. Николь отметила, что после каждой беседы с ним ее уверенность в собственных силах возрастает.

В конце рабочего дня она отправилась в туалет и подошла к зеркалу. Едва тронув щеки румянами, она причесала волосы и, довольная результатом, улыбнулась своему отражению. Девушка в зеркале улыбнулась ей в ответ. Затем она нанесла капельку духов на шею и посмотрела на часы. До свидания оставалось десять минут.

Николь выключала лампу на столике у кровати и откинулась на подушку. В открытое окно веяло ночной прохладой, а над кронами деревьев раскинулось усеянное звездами небо. Ее пьянило чувство счастья, причем она ощущала эту радость не только головой и сердцем, но и всей кожей. Понимая, что такие мгновения бывают в жизни не часто, девушка закрыла глаза и попыталась запечатлеть эти ощущения в своей памяти.

Вместе с Жаном она вечером вернулась в Сен-Жермен, а затем приняла приглашение молодого архитектора прогуляться по лесу, раскинувшемуся к северу от их городка. Николь уже была здесь, когда приезжала в Сен-Жермен с Каролиной, ее влюбленным в экскурсии женихом и его назойливым другом.

Сегодня эти места показались ей несравненно привлекательнее, и она даже усомнилась в том, здесь ли она гуляла всего несколько месяцев назад.

Они с Жаном шли по тропинке между стройными соснами, царственными дубами и рощицами, в которых изящные березки росли вперемешку с многолетними каштанами. Дорожка привела их к расположенному в самом сердце леса павильону «La Muette», где они долго сидели, наблюдая за другими людьми, которые, так же как и они, искали укромный уголок для отдыха. Речь шла почти исключительно о юных парах, посвятивших этот весенний вечер своей любви.