Песня для Корби (СИ)

- Я думаю, на сегодня Вы свободны, - обратился молодой человек к Корби.

- Да, - процедил Крин, - статус Вашей организации таков, что я должен Вам подчиняться. Но этот молодой человек Вам подчиняться не обязан.

Следователь сделал паузу.

- Еще как минимум полтора часа я буду здесь, - сказал он. - Поэтому будьте так добры, постарайтесь за это время привести себя в порядок и возвращайтесь сюда, чтобы ответить на мои вопросы. Если у Вас есть любые опасения насчет собственной безопасности или безопасности других людей, Вы можете их высказать. Мы Вам поможем.

Корби судорожно покивал, но с места не поднялся.

- Пойдемте, Николай, - следователь сам вышел из-за стола и как-то умудрился поднять Корби на ноги. Они пошли к выходу из комнаты. "Не хочу, - думал Корби, - не хочу уходить отсюда. Не хочу снова видеть их всех". Он вывернулся из рук Крина и уткнулся лбом в стоящий у стены шкаф-сейф.

- Господи, да что такое, - пробормотал следователь.

Он открыл двери в коридор.

- Рябин.

- Да.

- У вашего внука истерика, - объявил Крин.

- Какая истерика? - встревожился дед.

- Молчит и плачет, - объяснил Крин. - Отведите его во двор. Пусть подышит воздухом, посидит на лавочке. Если за полтора часа успокоится, то пусть возвращается.

Дед вошел в комнату. Корби цеплялся руками за угол шкафа. Его плечи содрогались.

- Ну что? - обратился к нему дед. - Совсем не можешь держать себя в руках, да? А ну прекрати реветь! Тазик наревел. Как девка. Семью только позоришь. Вон люди смотрят, а ты все ревешь.

Корби не ответил, только попытался закрыть лицо руками, когда дед взял его за локоть и потащил его в коридор. Спрятаться у Корби не получилось. Он увернулся от взглядов Ары и Ника только затем, чтобы встретиться глазами со стоящим в стороне отцом Андрея. В лице этого человека он прочитал свой приговор. "Ты убийца, - утверждало оно, - ты виноват во всем. Твое раскаяние - признак твоей вины".

"Оставьте меня в покое, - безмолвно закричал Корби. - Я же не такой плохой. Если бы я мог, я бы всех спас. Но я не был в машине со своими родителями. И я второй раз в жизни держал в руках пистолет, когда Андрея убивали. Что я мог? Ну что я мог? Почему никто не хочет разбираться? Почему все ненавидят меня? Я просто неудачник".

Что-то надломилось у Корби внутри. Он уже с тоской думал об уколе Ивана Петровича. Сейчас он хотел, чтобы ему снова стало все равно.

Глава 13. Западный ветер.

Территория полицейского участка с двух сторон была обнесена забором, а две другие стороны образовали здание отделения и старый кирпичный дом, который сходился с ним углами. Унылые городские деревья врастали корнями в потрескавшийся асфальт. Томились на солнце служебные машины. Парочка уголовного вида субъектов курила на бетонных ступеньках крыльца. Вдоль перекрывающего выезд красного шлагбаума бродил постовой.

Еще было слышно ритмичную музыку. Она доносилась из открытых полуподвальных окон кирпичного дома. Там, несмотря на дневное время, горел свет. Сквозь щели в прореженных жалюзи Корби видел фрагмент стены и движущиеся по нему тени. Подросток стал смотреть на эти окна. "Я не хотел ничьей смерти, - подумал он, - я просто хотел быть счастливым".

- И теперь переворачиваемся на спинку, - нараспев прозвучала команда, - и делаем ножницы ножками. Вот так. Вот так.

Музыка сменила ритм на еще более энергичный.

- Ты понимаешь, что все испортил? - пилил его дед. - Понимаешь, что я зря старался? Сопляк. Тварь неблагодарная. Что для тебя ни сделаю, все спускаешь на ветер.

Корби не слышал его. "Я хотел быть счастливым, но теперь я ненавижу счастье, - думал он, - ненавижу движение и красоту. Я хочу, чтобы все остановилось. Ведь это пустой спектакль. Люди умирают. Вот что настоящее. Вот что правда. А всего остального нет".

- Хоть бы утерся, - буркнул дед. Он попытался провести ладонью по лицу подростку. Тот отшатнулся.

- Да что ты, - пробормотал дед. - Дикий совсем. Меня слушай, дурак. В руки себя возьми.

"Ненавижу", - подумал Корби. Он вскочил и неровным шагом пошел в угол, где смыкались здания. Здесь росло старое корявое дерево. Под ним лежало пятно тени. Корби прислонился к пахнущей мочой стене и закрыл глаза.

- Делаем велосипед, - весело продолжал доносящийся из открытых окон голос инструктора. - Крутим ножками, как будто они нажимают педали. Вот так, вот так. Сгибаем ножку в колене и потом разгибаем, но не до конца. Молодцы, девочки.

Дед вместе с Корби дошел до угла, потом унюхал запах мочи, сморщился, махнул рукой и вернулся на лавочку.

- Теперь все подумают, что ты ссышь, - бросил он внуку в спину.

Корби приложил ладони и лоб к стене. Он искал этой позы. Он помнил ее с тех пор, как стоял у окна и смотрел на разбившуюся машину. Он повторял эту позу вчера вечером, когда прильнул к борту труповозки. И теперь он снова ее нашел.

"Я не смогу, - отчетливо понял он, - как бы я ни хотел, я не смогу туда вернуться и не смогу говорить с Крином. Да и зачем? У него есть видеозапись, у него есть слова Ника и Ары. И описание машины, которое нашел Барыбкин. И, наверное, еще куча всего. Он справится".

Музыка сменила ритм, стала мелодичнее.

- Руки под поясницу и тянем ножки вверх, - объявил инструктор. - Делаем березку. Будем стройными, как березки.

Дыхание Корби стало немного выравниваться. И тут он почувствовал на себе чье-то внимание. Оно было неотрывным и невыносимым. Подросток терпел его минуту, потом не выдержал и обернулся.

У входа в отделение стояли отец Андрея и мужчина в темных очках. Они о чем-то разговаривали, но оба, кажется, смотрели в его сторону.

Корби стало нехорошо. Эти двое, да еще вместе, показались ему самыми страшными людьми, каких он видел на свете. Покалеченный Токомин, с его бледным лицом в рубцеватых шрамах, с застывшим взглядом, полным скорби, безумия и ненависти. И молодой мужчина в очках, с непроницаемым лицом, которое разочаровывает ожидания, на котором почти не отражаются эмоции. Корби отвернулся от них и, дрожа, вжался в стену. "Кого сейчас допрашивают? - подумал он. - Ару? Точно, Ару. Значит, скоро и он выйдет на улицу. А потом выйдет Ник. И Ник, пожалуй, еще подойдет ко мне и что-нибудь скажет".

Корби охватила паника. Взгляды сверлили ему спину. Встреча с друзьями казалась неизбежной. "Я этого не вынесу, - подумал он, - мне лучше умереть, чем оставаться здесь. Мне лучше умереть десять раз".

"Бежать, - решил подросток, - от них и от деда. От всех. Потом найду, что с собой сделать. Прыгну под поезд, или порежу себе вены битым стеклом, или просто уйду пешком из города, лягу на землю в лесу и умру от голода".

***

У всех, кто выходил с участка, постовой смотрел документы и забирал пропуска. "Там я не пройду, - подумал Корби, - к тому же там близко от отца Андрея".

Сквозь открытые окна полуподвального этажа снова запульсировала ритмичная музыка.

- Переворачиваемся, садимся, - прокомментировал инструктор, - ножки расставляем под углом в девяносто градусов и тянемся. Два наклона направо. Два наклона налево. Пальчиками рук касаемся пальчиков ног. Раз-два! Три-четыре!

Корби уставился на открытое окно.

- Бодрее, девочки, - жизнерадостно взывал тренер, - и хорошая фигура вам обеспечена.

Подросток снова оглядел двор. Дед не смотрел в его сторону - он исподтишка изучал молодого человека в очках. Корби не торопясь, но целенаправленно пошел вдоль стены кирпичного здания. Он видел, что Токомин и незнакомец продолжают наблюдать за ним. У него откуда-то появилась уверенность, что человек в темных очках разгадал его план, но молодой мужчина не двигался с места и равнодушно объяснял что-то отцу погибшего мальчика.