Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга II

Целью мисс Пакстон, в отличие от меня, не было выживание. Я знал и помнил по последней встрече, что на ее запястьях и шее будут серебряные цепочки, способные расплавить мою плоть при соприкосновении. К тому же у нее наверняка с собой револьвер с серебряными пулями, и мисс Пакстон без промедления им воспользуется.

Я также знал, что она поразительно меткий стрелок.

Я не смогу объяснить вам, как именно немертвые узнают, что наступил безопасный час для выхода из убежищ. Среди нас есть те, в ком даже сумерки полярной ночи вызывают панику и жжение в дневные часы; есть те, кто может вспыхнуть и сгореть, когда утренние звезды еще видны на горизонте. Наше чутье подобных материй невероятно сильно, а те, кому его не хватает, как правило, недолго остаются вампирами.

Я покинул свой гроб-сундук, как только ощутил, что настала безопасная пора — примерно половина шестого вечера, — поднялся по нескольким лестницам мимо площадки для игры в сквош, прошел вдоль кают матросов и пассажиров третьего класса, затем по служебному коридору, который здесь именовали «большой шотландской дорогой», сквозь толпу пассажиров, потом по запасным лестницам и вскоре оказался у своей каюты первого класса на палубе В. Рекламные оды «Титанику» особо подчеркивали тот факт, что пассажиры первого класса могут не беспокоиться о таких вещах, как наличие на корабле простых смертных — еще одна причина, по которой я выбрал это судно. Остроглазые стюарды тщательно следили, чтобы тех, кто пожелал отгородиться от простого люда, никто не беспокоил. Но, как и большинство живущих (и слава Богу), судили они в основном по внешнему виду.

Я был занят светской беседой с юной очаровательной супругой престарелого американского миллионера, когда дверь внизу распахнулась и на палубу проскользнула мисс Пакстон.

Платье наверняка обошлось ей в половину наследства, оставшегося от почившего брата. Она была одета в синий бархат с кремовыми кружевами на лифе. Небольшой плюмаж из кремовых перьев, удерживаемых синим драгоценным камнем, служил украшением ее буро-мышиных волос. Мисс Пакстон была довольно высокой, из тех, кого американцы называют «здоровыми, дюжими», отличалась длинной челюстью, узким носом и пронзительным, жутким взглядом серо-голубых глаз. В левой руке она держала синюю бархатную сумочку, правую обернула кружевной шалью, скрывая кисть и то, что в ней могло быть. Я сбежал, как заяц, прежде чем она меня заметила.

— Эта юная особа, — сказал я главному стюарду, вложив в его ладонь сотню американских долларов, — самозванка и наглая притворщица. Она преследует меня уже несколько месяцев. Не знаю, под каким предлогом она попытается подобраться ко мне на этот раз. И не желаю этого знать. Я лишь хочу, чтобы до конца нашего плаванья эту мисс держали подальше от меня, от моей каюты и от комнат, в которых я могу оказаться. Это ясно?

— Да, сэр. Не беспокойтесь, лорд Сэндридж.

Стоило мне войти в столовую, как я тут же подвергся шумной атаке — на меня прыгнул пекинес одной из американских матрон. Я всегда считал, что этих мерзких маленьких хищников нужно держать взаперти.

Естественно, вопрос о мисс Пакстон не решался простейшими мерами. Она догадалась, что я буду путешествовать первым классом, и вложила немыслимое количество средств в первоклассный гардероб, поэтому я не мог быть уверен, что не столкнусь с ней во время променада на палубе А. И не мог оставаться в своей каюте ночью, когда не спал. Мисс Пакстон наверняка будет искать меня там. Из шепотков в каютах стюардов и горничных (поверьте, две закрытые двери и болтовня американских выскочек — не помеха для вампирского слуха) я выяснил, что она вербует сторонников, рассказывая сказки о лишении наследства и попытке изнасилования.

Мисс Пакстон с железным упорством преследовала меня, пока не закончилась первая ночь. Мне пришлось переодеться в неброскую пару брюк и твидовый пиджак, чтобы спрятаться на палубе третьего класса в толпе ирландцев.

Незадолго до рассвета я вернулся в сундук, заменявший мне гроб, но сон не принес облегчения.

Весь этот и последующий день я слышал шаги мисс Пакстон, чуял запах ее крови и пудры. Во тьме моего сна она пробиралась в грузовой трюм.

Она пробралась в мои сны.

Она и море.

Как любезно указал в своем «Дракуле» мистер Стокер, мы можем пересекать текущую воду лишь во время прилива и отлива. Он не солгал. Я до сих пор помню, как мой Мастер стоял у начала лондонского моста и приказывал мне его перейти. То, что я тогда испытал, нельзя выразить словом «ужас». Я чувствовал тошноту, парализующую слабость, словно сама смерть ядовитым туманом поднялась с реки и отравила мое тело. Мастер, мерзавец, высмеял меня тогда, и чтобы перебраться через мост, мы наняли кэб. Позже мы обитали в лондонской подземке. Он учил меня фокусировать сознание, несмотря на панику и дезориентацию, но я, как и все вампиры, бешено ненавидел утрату способности затуманивать разум живых.

Именно это больше всего беспокоило меня во время апрельского путешествия. Я мог льстить, очаровывать, подкупать это вкусно пахнущее, теплокровное, светящееся алым лакомство, но не мог напрямую внушать доверие и не имел власти над происходящим.

Я не мог заставить людей влюбиться в меня и забыть об опасности.

Не мог погрузить их в транс и заманить в угол палубы, не мог остановиться у двери каюты и проникнуть в их сны.

Я был ограничен во всех своих замыслах и средствах. И даже более того, поскольку серебро могло оставить ожог на моей коже, а солнечный свет превратил бы меня в кричащий факел.

А если эта паршивка — почти одного со мной роста, весьма сильная для женщины — сможет каким-либо образом столкнуть меня за борт, я буду парализован водой. И камнем уйду на дно, как предупреждал меня Саймон, поскольку превращение в вампира меняет человеческую плоть. Мы обретаем идеальное тело: одни мускулы и никакого жира.

А именно жир позволяет человеку плавать. (Саймон дока в таких вещах. Он провел научное исследование нашего состояния и с тех пор к месту и не к месту бравировал своими познаниями.) Солнечный свет не проникает в глубины океана, поэтому я не умру, я буду «всего лишь» придавлен немыслимой толщей воды и скован ее холодом. Двигаться я смогу лишь на протяжении нескольких минут, когда луна вызовет прилив. А затем магия воды снова усилится, и течения поволокут меня согласно своей воле.

При этом я буду в сознании, заверил меня Саймон. (Черт побери, откуда оноб этом знал?) Я смогу мыслить в месте, которое более всего похоже на Дантов ад.

А если мисс Пакстон ранит меня серебряной пулей, пусть даже и не в сердце, самым подходящим местом для моего несопротивляющегося тела будет, естественно, жижа за бортом.

Примерно такие сны вились вокруг меня под стук ее каблучков по палубе.

В ночь на 14 апреля путешествие было отвратительным до23:39.

В тот воскресный вечер я нанес краткий визит в столовую. Этого было достаточно для того, чтобы стюарды и чрезмерно любопытные пассажиры не решили наведаться в мою каюту днем, интересуясь состоянием моего здоровья. Я рассказал им, что слишком измучен морской болезнью и у меня совершенно пропал аппетит. Большинство старых вампиров не выносят запаха человеческой еды. Я же наслаждался им, к тому же мне нравилось наблюдать за спектаклем, который устраивали соседи по столу. Они поглощали неимоверное количество вареного лосося под нежным соусом, жареных утят, голубей, кресс-салата и винегрета с аспарагусом, фуа-гра, эклеров… И не стоит забывать о галлонах коньяка и различных вин. Такие привкусы остаются в крови на несколько часов…

Моей привычкой на «Титанике» стало постоянное передвижение по палубам первого класса. С того памятного четверга мисс Пакстон не появлялась на палубах А и В, но дважды — у Пальмового сада, за курительной комнатой первого класса, и в коридоре возле своей каюты — я учуял аромат ее пудры. Эта женщина все еще искала путь на палубу для избранных.

И могла поджидать меня с пистолетом в руке за любым из углов.