Коллекция (СИ)

Зацепин Игорь Павлович.

Волгоград.

Кира торопливо подтянула к себе первую фотографию и внимательно всмотрелась в лицо немолодого уже мужчины, которого, исходя из подписи на обороте, звали Павлом Зацепиным. В лицах мужчины и мальчика хоть чуть-чуть, да прослеживалось определенное сходство. А не сынок ли этот Игорь? Скорее всего. Значит, здесь и семейные подборки имеются. Кира внезапно усмехнулась, еще раз посмотрев на третью строчку надписи. С. - 3 ч. Почему бы этому сокращению не означать следующее: семья — три человека? Вполне возможно. И где-нибудь в этом ворохе есть еще и снимок жены Павла Зацепина. Или еще одного ребенка.

И что это значит?

Кира раздраженно вздохнула, откладывая фотографии к остальным. Как будто мало было загадок! Кто эти люди, какую роль они играли в бабкиной жизни? Вряд ли она сможет это узнать, и странный архив так и останется болезненной занозой в мыслях — больше всего на свете Кира не любила неясностей и неразгаданных тайн — за неразгаданностью всегда мерещилось нечто зловещее и представляющее угрозу. Черт бы подрал эту мнительность! Интересно, она лечится?

Вика, уже утратившая интерес к фотографиям, машинально собирала их в стопку, и Кира занялась тем же, рассеянно глядя на мелькающие перед ней навеки застывшие мгновения чьих-то незнакомых жизней.

— Что бы значили эти сокращения, — задумчиво пробормотала она. Вика пожала плечами и потерла щеку.

— Если тебе так интересно, расспроси родственников. Ту же тетю.

— И расспрошу, — ответила Кира с некоторым вызовом. — Очень странные фотографии. А вдруг бабка их обокрала, и они вскорости заявятся ко мне с предъявами?

— Этот вряд ли заявится, разве только его родственники, — Вика помахала одной из фотографий, старой и поблекшей. — Тысяча девятьсот восемьдесят второй… если это, конечно год… Дяде здесь под полтинник, значит сейчас ему уже за семьдесят. Его, может, и в живых уже нет. Кроме того, зачем ей фотографировать тех, кого обокрала? А может, твоя бабка была разведчиком, а это какие-нибудь шпионы или преступники?

— И дети?

— Преступники с семьями.

— Да ну тебя!

— Кир, скорее всего, эти фотографии вообще ничего не значат. Мало ли…

— Если они ничего не значат, то зачем же бабка их спрятала в пылесос? Неплохой тайник, кстати.

„Почему-то не закрытый“ — добавила Кира про себя, постукивая фотографиями по паласу. Как специально, чтобы кто-нибудь из них нашел фотографии при первой же уборке… Как деньги в фортепиано. Чтоб нашли именно они, а не, например, тетя Аня. Тетя Аня не стала бы пылесосить пол, не заинтересовалась бы западающими клавишами… А может, замки на пылесосе просто сломались?

— Можешь еще у брата спросить, — Вика встала, отряхивая брюки. Кира, складывая фотографии обратно в пакет, покачала головой.

— Думаю, не стоит. Знаешь, давай не будем ему говорить про снимки. Его и без того раздражает, что я пытаюсь окутать квартиру и бабку таинственным и зловещим ореолом и придаю слишком много значения всяким мелочам.

— Дело хозяйское, — Вика взглянула на сверток в ее руке. — Положишь обратно в пылесос?

— Пожалуй, нет.

Резко развернувшись, Кира пулей вылетела из гостиной, пробежала через столовую и юркнула в свою спальню, поморщившись от раздавшихся за спиной звуков неумелого собачьего вальса — Вика опять принялась истязать фортепиано. Сунув сверток в шкаф, под одежду, она выскочила в коридор, и тотчас же замок входной двери щелкнул, и в прихожую ввалился Стас с объемистым пакетом в руке, слегка раскрасневшийся и усталый.

— Встречаешь? — осведомился он, ставя пакет на пол и разуваясь. — Я польщен. Подруга еще не ушла?

Кира посмотрела на него испытывающе, но сейчас по непроницаемому лицу брата понять что-либо было совершенно невозможно.

— А тебе бы этого хотелось?

Стас, снимая куртку, чуть качнул головой.

— Да мне как-то все равно. Единственная просьба сегодня не затягивать посиделки до утра, потому что мне бы хотелось выспаться… или переместитесь в твою спальню.

— Не беспокойся — и мне, и Вике завтра на работу. Просто… ты мог бы быть и повежливей.

Стас неожиданно подмигнул ей.

— Это не отсутствие вежливости. Это называется забрасыванием удочек. Начальные маневры.

— Странные у тебя маневры, однако, — Кира подхватила пакет и понесла его в гостиную, Стас двинулся следом, приглаживая слегка взъерошенные волосы.

Крышка фортепиано уже была закрыта. Закрыта была и дверца шкафа, пылесос водворен на место, а сама Вика смирненько сидела в кресле, сложив руки на коленях, словно примерная школьница, и на лице — лишь вежливый интерес. Любой бы поверил, но только не Кира, хорошо знавшая подругу и сразу же заметившая поблескивающую в глазах хитрецу и смешинку, да еще легкие огоньки иного рода, вызванные, несомненно, лицезрением ладной фигуры Стаса, который мягкой, кошачьей походкой шел через комнату. Кира скорчила подруге рожу, и та изобразила на лице возмущение облыжно заподозренной в блуде монахини. Потом скромно закинула ногу на ногу и чуть выпрямилась, не без умысла выдвинув вперед грудь, обтянутую тонким нежно-голубым свитерком с глубоким вырезом, в котором притаилась золотая ящерка на тонкой цепочке, и Кира заметила, что Стас не устоял — скользнул взглядом по этому вырезу, и его глаза подернулись легкой мечтательной дымкой. Она почувствовала легкое раздражение, и вместе с тем ей стало очень смешно, и, чтоб не показать этого, Кира поспешно отвернулась и начала разгружать содержимое пакета прямо на журнальный столик. Бутылка массандровского „Муската“, новосветовское шампанское — да уж, и впрямь начальные маневры… А это что такое? Кира вытащила небольшой пакет, в котором была какая-то коробка, и вопросительно взглянула на Стаса.

— Что это?

— Открой — и узнаешь, — сообщил Стас, опускаясь в свободное кресло. — Для того и существуют коробки, чтобы их открывать, не так ли?

Кира извлекла коробку из пакета и, увидев рисунок на ней, забыла обо всем на свете. Затаив дыхание, торопливо открыла и восторженно взвизгнула:

— Стас!

— Тише! — сказал он, добродушно и не без удовольствия улыбаясь. — А то соседи решат, что я тебя убиваю.

Вика, вытянув шею, с любопытством наблюдала, как Кира осторожно, словно величайшую драгоценность, вынимает из коробки изящный чайничек из темной глины с узорчатыми боками, лепными иероглифами и драконами и ручкой в виде изогнувшейся змеи, имевшей весьма веселый вид.

— Господи, Стас, — умиленно произнесла она, прижимая чайник к груди, словно любимое дитя. — Но когда? Как? Ведь магазины давно закрыты.

— Да я его еще в Симферополе купил, когда за едой ходил, — Стас сунул в рот сигарету. — Там ведь тоже полным-полно таких чайных лавчонок. Я не ошибся? Ты ведь на такой чайник плачуще смотрела? Насчет денег не беспокойся — купил исключительно на свои.

— Так ты его сейчас с собой забирал?

— Ну да. Чтоб ты его не нашла и не испортила торжественность момента, — он откинулся на спинку кресла. — Я люблю вручать подарки, особенно на публике, — Стас улыбнулся Вике, которая качала головой так, словно не верила своим глазам, — чтобы она оценила, какой я милый. Это ласкает мое самолюбие.

— И она оценила, — заметила Вика. Кира плюхнулась на подлокотник, обхватила Стаса за шею и звонко поцеловала в щеку.

— Я тебя обожаю! Теперь каждый день у меня будет настоящее чаепитие, а не какое-то там…

— Много ли тебе надо? — с усмешкой заметил Стас, нагибаясь, чтобы поднять выроненную сигарету. — Кусок глины — и ты уже счастлива.

— Это не просто глина — это… — руки Киры исполнили в воздухе некий торжественно-взбалмошный танец. Вика вырвала у себя сдавленный всхлип.

— Ей-богу, слезы наворачиваются от созерцания таких трогательных родственных отношений.

Стас закурил, прищуренными глазами глядя на нее сквозь дым.

— Только не слезы — от них бывает плесень, а у нас ее и так предостаточно. Кира, надеюсь, я заслужил того, чтобы вальяжно развалиться в кресле и ничего не делать хотя бы пару часов?