Кричащая лестница

– Джордж, – мягко сказал Локвуд, – я же просил тебя держать эту банку внизу.

– Знаю. Но я такой забывчивый.

Барнс моргал, сопел, вытирая лицо.

– Вы безмозглые идиоты! – заявил он. – Что это у вас за чертова штуковина?

– Не могу сказать наверняка, – ответил Джордж. – Возможно, Спектр какого-нибудь вида. Приношу свои извинения, мистер Барнс, но, право, вам не следовало наклоняться так близко. Иногда этот призрак принимает такие гротескные формы…

Инспектор схватил с чайного подноса салфетку и принялся вытирать ею свою рубашку.

– Это именно то, о чем я говорил, – заявил он. – Такие банки нельзя держать в частном доме. Они должны храниться в специальном месте, под контролем соответствующих ответственных лиц, или, что лучше всего, уничтожаться. А что, если ваш призрак вырвется на свободу? Что, если к вам в дом зайдет какой-нибудь ребенок и обнаружит эту баночку? Она даже меня напугала до полусмерти, а вы ее держите вот так, прямо на виду, на столе. – Он мрачно покачал головой: – Как я уже сказал, вам просто кажется, что все это игрушки. Ну хорошо, я сказал все, с чем пришел. Прочитайте эти документы, мистер Локвуд, и подумайте, что вам делать. Помните, у вас на все про все четыре недели. Четыре недели – и шестьдесят тысяч фунтов. Провожать меня не надо, не утруждайтесь. Я сам найду дорогу. Хочу надеяться, что в холле меня не сожрет какой-нибудь упырь.

Он нахлобучил свой котелок и поковылял прочь. Мы молча дождались, когда за инспектором захлопнется входная дверь.

– Свидание было довольно утомительное, – заметил Локвуд. – Правда, конец получился забавным.

– Еще бы! – хмыкнул Джордж. – Конец получился на славу. Ты видел его лицо?

– Никогда не видела человека, который двигался бы так быстро, как инспектор, – усмехнулась я.

– Совсем как каменный, правда?

– Ага. Прикольно.

– В самом деле прикольно.

– Да.

Наш смех утих. Наступило долгое молчание. Мы все стояли, пялясь в пустоту.

– Ты можешь заплатить Хоупам? – спросила я.

Локвуд глубоко вдохнул, сморщился от боли и раздраженно потер ребра.

– Если ответить коротко – нет. Мне достался этот дом, но не крупный счет в банке. Во всяком случае, денег на нем никак не хватит, чтобы заплатить Хоупам. Единственное, что я могу сделать – продать этот дом, но это, как хорошо известно Барнсу, будет означать конец нашего агентства…

На короткое время Локвуд поник головой, но затем внутри него словно щелкнул переключатель, и к нему возвратилась былая энергия. Он одарил нас с Джорджем своей неповторимой улыбкой и сказал:

– Но мы же не допустим этого, правда? У нас есть четыре недели! Уйма времени, чтобы заработать большие деньги! А для этого нам позарез необходимо настоящее дело, которое сможет привлечь внимание публики, – он указал пальцем на черный гроссбух и продолжил: – Больше никаких дурацких Теней, Луркеров и прочего хлама. Нам нужно дело, которое прославит наше агентство. Что ж… завтра начнем искать такое… Нет, Джордж, спасибо, я не хочу чаю. Я немного устал. Пойду прилягу, а вы как хотите.

Он пожелал нам доброй ночи и ушел. Мы с Джорджем остались в гостиной и долго молчали.

– Я не сказал ему, но одно из таких дел мы уже потеряли, – заговорил наконец Джордж. – Они позвонили сегодня и отказались. Уже успели прочитать о пожаре.

– Леди с котом?

– Нет. Гораздо интереснее.

– На самом деле, четырех недель не хватит, чтобы собрать столько денег, я права?

– Не хватит, – Джордж сел на диван, поджал под себя ноги и уныло подпер руками подбородок.

– Но это нечестно, – сказала я. – Мы рисковали своей жизнью!

– Угу.

– Мы столкнулись с очень грозным призраком. Мы избавили Лондон от большой опасности!

– Ага.

– Да нас прославлять за это нужно!

Джордж потянулся, готовясь встать с дивана, и вяло заметил:

– Все это так, однако нашему делу не поможет. Ты проголодалась?

– Нет. Просто устала. Думаю тоже пойти лечь спать. – Я смотрела, как Джордж подбирает с пола чашку, которую уронил инспектор, и ставит ее на поднос. – Ну, хотя бы с делом Аннабел Вард все закончено. Пусть маленькое, но утешение.

– Ага, – уныло усмехнулся Джордж. – Это ты точно подметила.

11

Я проснулась где-то посреди ночи. В комнате было темно, все тело ныло от боли. Я лежала на спине, в очень неудобном положении, слегка повернувшись лицом к окну. Одна рука была согнута и лежала на подушке, вторая вытянута поверх одеяла. Глаза открыты, мозги включены и приведены в состояние боевой готовности. Казалось, я и не спала вовсе, хотя не могла не проспать несколько часов, потому что такая тяжелая, глухая тишина наступает только в самое мрачное предрассветное время.

Мои раны саднило, подсыхающие царапины чесались, мышцы, отходя от напряжения прошлой ночи, зудели и ныли. Я понимала, что нужно встать и выпить таблетку аспирина, но пачка осталась внизу, на кухне. За ней нужно идти в такую даль, а мне так не хотелось двигаться!

В постели было так тепло, уютно, а в комнате очень холодно.

И я тихо лежала, глядя на скошенный потолок мансарды. Спустя короткое время за окном появилось бледное белое сияние. Вначале приглушенное, оно быстро разгоралось, превращаясь в яркую вспышку. Это была призрак-лампа на углу улицы. Каждые три с половиной минуты она пронзала ночь своими ослепительными лучами – вспышка длилась тридцать секунд, после чего весь цикл повторялся. Официально считалось, что такие уличные светильники должны отгонять Гостей, делая ночные улицы безопасными. На деле, поскольку призраки крайне редко бродят по дорогам, призрак-лампы просто должны были убедить простых горожан, что правительство помнит о них. И заботится.

Если так, то власти своего добились. С призрак-лампами люди действительно стали чувствовать себя пусть немного, но спокойнее. Правда, когда призрак-лампа выключается, окружающая ночь кажется еще темнее.

Пока призрак-лампа горела, я успела окинуть взглядом свою маленькую комнату – потолочные балки, темные железные полосы вокруг оконной рамы, хлипкий шкаф – настолько неглубокий, что вешалки в нем могли располагаться только под углом. К тому же этот детский шкафчик был очень тесным, поэтому все закончилось тем, что я стала складывать свою повседневную одежду просто на стул возле двери. Эту кучу тряпок я тоже успела заметить краем глаза и подумала, что она стала уж очень велика. Завтра утром нужно будет ее разобрать.

Завтра… Локвуд, конечно, не теряет бодрости духа, однако не так-то много этих «завтра» у нас осталось. Четыре недели… Четыре недели на то, чтобы найти невероятную сумму денег… А ведь это я настояла тогда, чтобы мы остались продолжать расследование после того первого нападения девушки-призрака.

Это я вынудила нас вновь встретиться с ней лицом к лицу, хотя было так легко собрать свои вещи и уйти.

Моя вина. Я приняла неверное решение, как тогда, на мельнице Уизбурн Милл. В тот раз я не прислушалась к своей интуиции. А теперь я к ней прислушалась – и снова ошиблась. Так или иначе, в обоих случаях результат оказался одинаковым – я все испортила, и это привело к катастрофе.

Призрак-лампа на углу улицы выключилась, и в комнате снова стало темно. Я по-прежнему не двигалась. Надеялась, что уговорю себя снова заснуть. Кого я хотела одурачить – саму себя? Я была слишком больна, я совершенно проснулась, и меня мучило чувство вины. А еще было ужасно холодно. Нет, все-таки стоит сходить вниз, в сушилку, и взять там еще одно одеяло.

Слишком холодно…

Мое сердце дрогнуло и дало сбой.

Было действительно слишком холодно.

Холодно и сыро, как в погребе, а не в жилой комнате, хотя бы и в середине ноября. Этот холод был таким, когда ты спишь, а твое дыхание вырывается у тебя изо рта облачком пара. Это был такой холод, от которого на внутренней стороне твоего окна появляется ледяная паутина инея. От этого холода немели руки и ноги, он сковывал мысли, наждаком обдирал легкие. И был очень-очень хорошо мне знаком.