Рождество в Шекспире (ЛП)

— Что закончилось?

— Они взяли мою кровь, — сказала Ева важно.

— Гадость.

— Да, это больно, — сказала девчушка, философски качая головой, как женщина среднего возраста. — Боль причиняют всегда, но ты должен справиться с нею.

Я кивнула. Как-то слишком философски для третьеклассницы.

— Я похудела, и мама подумала, что что-то не так, — пояснила Ева.

— И что было не так?

— Я не знаю. — Ева смотрела вниз на свои ноги. — Она никогда не говорила.

Я кивнула, будто это дело обычное. Но то, что Ева рассказала мне, взволновало меня, насторожило. А что, если у ребенка проблемы со здоровьем? Отец ведь знал о визите и крови? А что, если у Евы анемия или еще что похуже.

Она выглядела достаточно здоровой, как по мне, но тут я не самый компетентный человек. Ева была худенькой и бледной, да, но не чрезмерно. Волосы сияли, зубы выглядели здоровыми и чистыми, от нее хорошо пахло, она словно не испытывала неловкости и смотрела мне в глаза: будь что не так — есть и причина волноваться. Так почему же я не расслабилась?

Далее я перешла в комнату малышки, Ева следовала за мной по пятам. Время от времени звонил дверной звонок, и я слышала, как Эмори плетется через весь дом, чтобы открыть, но посетители долго не задерживались. Трудно стоять и болтать, столкнувшись с неприкрытым горем.

После того, как закончила с детской и ванной комнатой, я вошла в кухню, чтобы найти просроченные продукты, которые были у Эмори. Он стоял там с пластиковой бульонницей в руках, завернутой в розовую упаковку, популярную у местных. Я открыла холодильник и оценила ситуацию.

— Хм-м-м, — я начала вытаскивать все. Эмори поставил миску и стал помогать. Мелочевка и остатки отправились в мусор, посуда, в которой они были — в раковину, затем я вытерла нижнюю полку, заляпанную чем-то.

— У вас есть список? — спросила я Эмори.

Он, казалось, вышел из транса.

— Список? — спросил он, как если бы никогда не слышал этого слова.

— Необходимо вести список тех, кто в какой тарелке принес еду. У вас есть листок бумаги под рукой? — сестре Эмори нужно приехать сюда как можно скорее.

— Папа, у меня есть тетради в спальне! — Ева побежала за ними.

— Думаю, я знал об этом, но позабыл, — сказал Эмори. Он моргал красными глазами, будто бы очнувшись. Когда Ева влетела в кухню с несколькими листками бумаги, он обнял ее. Она выбралась из его объятий.

— Мы должны начать список, папа! — Она посмотрела на него сурово.

Я подумала, что Еве хватит объятий на две жизни вперед.

Она начала список сама корявым и своеобразным почерком. Я сказала ей, как это делать, и она взгромоздилась на табурете у стола, кропотливо занося продовольственные приношения в одну колонку, приносящих в другую и примечание, когда возвратить посуду.

Пробужденный нашей деятельностью Эмори стал звонить с телефона на кухне. По обрывкам разговора я выяснила, что он звонил в отделение полиции узнать, когда можно забрать тело Мередит со вскрытия в Литл-Роке, потом договаривался о музыке на похоронную службу, проверял работу, стараясь двигать жизнь вперед. Он начал составлять свой собственный список мелким неразборчивым подчерком. Это был список дел перед похоронами, тихо поделился он. Я была рада видеть, что он стряхнул оцепенение.

Уже смеркалось, поэтому я ускорила темпы работы, подмела, помыла пол и вытерла кухонные стойки. Я отобрала несколько блюд на ужин Эмори и Евы, оставив их на столе с инструкцией по разогреву. Эмори все еще говорил по телефону, поэтому я просто вышла из комнаты с Евой, следующей за мной. Я надела пальто, вытащила ремешок из сумочки.

— Ты сможешь прийти снова, Лили? — спросила Ева. — Ты знаешь, как все делать.

Я посмотрела на нее. Я предала этого ребенка, злоупотребила доверием ее отца. От восхищения Евы мне было больно.

— Нет, я не смогу прийти завтра, — сказала я так мягко, как только могла. — У Верены послезавтра свадьба, и мне надо многое сделать. Но я постараюсь снова с тобой увидеться.

— Ладно. — Она приняла это по-военному покорно, что, я начинала понимать, было типично для Евы Осборн. — И спасибо за помощь сегодня, — сказала Ева после того, как несколько раз сглотнула. Достаточно сильная для хозяйки дома.

— Я подумала, что в уборке будет больше пользы, чем в избытке еды.

— Ты была права, — сказала она рассудительно. — Дом выглядит более милым.

— Увидимся, — я наклонилась обнять ее. Чувствуя себя ужасно неловко. — Позаботься о себе. — Какая глупость говорить это ребенку, бичевала я себя, но не знала, что еще сказать.

Эмори придержал парадную дверь. Я испытала желание побрюзжать, ведь почти разобралась во всем и без разговоров с ним.

— Я не могу в полной мере отблагодарить вас за это, — его искренность была болезненной и нежелательной.

— Это ничего.

— Нет, нет, — настаивал он. — Это так много значит для нас. — Он снова собирался заплакать.

О, черт.

— До свидания, — сказала я ему твердо и вышла.

Мельком взглянув на часы снова на подходе к автомобилю, я поняла, что никак не могу объяснить родным, где была и что делала.

Преуменьшая мою вину, родители подумают, что я сделала замечательную христианскую вещь, выручила Эмори Осборна в его час невзгод. Пусть думают лучше обо мне, когда я меньше всего этого заслуживаю.

Я очень старалась отвести вине маленький уголок в моем сердце. На тех условиях, что у Осборнов теперь чистый дом, в котором можно принимать посетителей. И у меня отрицательный отчет для Джека. Я не обнаружила ничего заслуживающего внимания, за исключением поездки Евы к доктору. Хотя украла расческу.

Когда Верена появилась из своей комнаты, такая же заплаканная, как Эмори, я осуществила вторую часть своего плана.

— У меня уборочное настроение, — сказала я ей. — Как насчет того, чтобы убраться в доме Дила, чтобы вы уютно провели первое совместное Рождество? — Верена и Дил не поедут в медовый месяц до окончания праздников, чтобы не бросать Анну.

Так или иначе, моя миссия состояла в том, чтобы спасти Верену от горя и не чувствовать себя виноватой после того, как я сказала Эмори, что собираюсь навести порядок в его доме. Но во рту был кислый привкус, и я решила, что это было отвращение к самой себе.

— Спасибо, — Верена была искренне удивлена. — Я постоянно об этом думала. Ты уверена?

— Ты знаешь, что мне нужно чем-то заняться, — сказала я честно.

— Да благословит Господь твое сердце, — сказала мне Верена, с состраданием обнимая меня. Так или иначе, нежелательное сочувствие сестры укрепило мое решение.

Затем раздался звонок в дверь, это пришли друзья моих родителей, только что вернувшиеся из поездки за елочными украшениями в Пиджен Фордж. Они были довольны своей поездкой и привезли подарок для Дила и Верены. Поприветствовав их, я ускользнула в свою комнату. Приняла обжигающий душ и стала ждать звонка от Джека.

Он не позвонил. Телефон трезвонил весь вечер: звонки от друзей, уточняющих свадебные планы; Дил, спрашивающий Верену; кредитные компании, желающие продлить новые карты для моих родителей; и члены церкви, устраивающие поминальную трапезу для семьи Осборн после приезда родственников Мередит.

Но не Джек.

Это было мелочно для меня, но я хотела посмотреть на фотографии Саммер Дон восьмилетней давности. Я хотела задать Джеку кое-какие вопросы. Хотела осмотреть его портфель. Сделать все, чтобы выяснить, что беспокоит меня.

Примерно в восемь тридцать я позвонила Чендлеру Макадо.

— Давай прокатимся, — предложила я.

Чендлер въехал на подъездную дорожку моих родителей на собственном джипе. Он был одет в теплую фланелевую рубашку в бело-красную клетку, камуфляжную куртку, джинсы, и кроссовки «Найк».

Мать открыла дверь прежде, чем я смогла до нее добраться.

— Чендлер, — сказала она, ее голос звучал немного удивленно. — Собираешься опросить по поводу того, что случилось в прошедшие несколько дней?

— Нет, мэм. Я здесь за Лили. — У него на голове была кепка «Арканзаские путешественники», сползшая, когда он кивнул мне. Я надела пальто.