Ловцы снов (СИ)

Цепкое, тревожащее сумрачно-сизую параллель Снов, ощущение идет от горла переулка, вытянувшись за его пределы ветвящимся длинным следом, хвост которого ориентировочно нацелен в нашу сторону, и лучше убраться отсюда раньше, чем мы окажемся на виду.

Мне не нужно объяснять, что в противном случае это будет значить.

Значить это может только одно.

От квадратной площадки в самом тупике, куда выходят заднее крыльцо с металлической дверью и ломаный зигзаг пожарной лестницы, до ближайшей улицы - шагов двадцать и один короткий излом поворота. Переулок вклинивается в нее истоком, прерывая на несколько метров длинно вытянутую по сторонам крытую галерею магазинного ряда. Внутреннее пространство здесь, под поддерживаемым внешними колоннами навесом, сплошь исполосовано желто-белым и радужным светом вывесок и витрин, разбившими окружающее на цветные освещенные секторы. Просвет между домами за нашими спинами с этой стороны мгновенно покрывается клубящей темнотой, становясь почти незаметным. Если о нем не знать.

Свет рекламы и вывесок резко после полутемноты ударяет по глазам, на мгновение напоминая о чужеродности в этой звенящей какофонии звуков и огненном мерцании. Я слышу переливающиеся отголоски играющей где-то рядом музыки, звенящее дребезжание колокольчиков на входных дверях, возвещающее о приходе новых покупателей, шуршание шагов, хруст снега, голоса, смех. Оранжевый свет гирлянд, развешенных здесь же, под арочными сводами, кидает мерцающие отсветы на все в ближайшие пять шагов вокруг, отражаясь блестящими лужами растоптанного снега под ногами, полупрозрачными акварельными мазками накладывается на одежду и лица людей, целеустремленно и рассеянно проходящих мимо.

Все так же - держа Дину за руку - я уверенно вклиниваюсь в толпу, надеясь поскорее слиться с ней, затеряться, и машинально нахожу взглядом уличные часы: на круглом, подсвеченном изнутри матовым светом выпуклом диске, две черные острогранные стрелки, похожие на пики, застыли углом около двадцати двух ноль-ноль. Достаточно позднее время, если учесть, что смеркается у нас рано и зимние ночи особенно темные. Но в предновогоднюю пору правила немного сдвигаются в своих рамках. И это нам на руку...

В движущейся и рассыпающейся по направлениям многоликой сутолоке действительно можно затеряться, но человеку без куртки, зимой, в семиградусный мороз, сложно это сделать на практике, и временами я чувствую упирающиеся мне в спину непонимающе-осуждающие косые взгляды, направленные вслед. Но все равно не снижаю темпа. Потому что где-то, среди всех этих глаз, безмятежных и нацеленных, в сущности, больше только на свои мысли и ощущения, есть и те, чья направленность яснее всех отпечатывается на наших с Диной следах. Приближается, - а я так и не имею понятия, где он.

Дина покорно семенит рядом, придерживаясь второй ладошкой за мой локоть, почти прижавшись ко мне вплотную, насколько позволяет ритм нашего почти бега, и ни о чем не спрашивает, и мне кажется, что она тоже каким-то образом понимает, что происходит вокруг. Может быть, тоже почувствовала преследование?..

Тугое, упершееся в спину, плотное зудящее ощущение каждую секунду медленно нарастает, захватывая тело все выше, подбираясь к плечам, окутывая их, сковывая, и мне кажется, что окружающее пространство медленно и неумолимо сжимается, превращаясь в кокон.

И, когда нематериальная давящая резь уже достигает верхней предельной точки, переходящей в болевой порог, я наконец слышу сзади, все так же - сквозь Сизую параллель:

"Отдел безопасности! Требую немедленно остановиться!.." - формулировка названия своего подразделения, - именно с нее и начинается каждый наш монолог с нарушителями, и ни к чему хорошему она априори привести не может...

Запыхавшийся, дребезжащий после бега, но твердый непререкаемый голос эхом отдается у меня в голове, разбивая беззвучную пустоту той реальности, в которой был подан. Неслышимый - и не-ощущаемый - больше никем, кроме меня и Дины. Точно так же, как и сам преследователь.

Я невольно оборачиваюсь назад, на ходу оглядываясь через плечо, так, чтобы различить хоть кого-то в остающейся позади толпе.

И замечаю Его...

Острое, завышенное в скулах, аристократичное молодое лицо с цепким, надменным и прицеленным взглядом узких зеленоватых глаз, виднеется среди прочих, то и дело мелькает среди толпы шагах в пятнадцати от нас.

Красный дутый пуховик. Красная вязаная шапка, красные ботинки, явно помоднее моих утепленных заношенных кед. Красные же перчатки на руках, вроде тех, в которых катаются на лыжах. Андрей Звягинцев был как раз одним из тех, с кем началось мое непреднамеренное "знакомство" с Отделом Снов и прочими.

А сейчас в его внешнем виде слишком много красного. Слишком яркого.

Агрессивного.

...Я ускоряюсь с места, утягивая Дину за собой, стараясь делать так, чтобы она все время оказывалась впереди, скрытой от преследователя моей спиной. Она тоже оборачивается, испуганно скашивая взгляд за спину - и в ее глазах появляется смесь отчаяния и ужаса.

"Все будет в порядке", - стараюсь казаться до предела спокойным, хотя сердце бешено рвется и бухает в груди, не находя уверенного ритма, и это только мешает. Потому что не может быть никакого "в порядке" и "хорошо" априори, если на тебя натравили ищейку. Они - самый вольный Отдел, если так можно сказать. Нсли им поставили задачу - они выполняют: о методах никто не спросит. Чтобы быть хорошим безопасником, надо быть хорошим отморозком, - это мое мнение...

Торговый ряд отделен от улицы крутыми арками, в верхней части которых матово отсвечивают непрозрачные стекла, а с внешней стороны его подпирает ряд припаркованных автомобилей, за которыми уже не видно ночь. Освещенная галерея кажется похожей на вытянутый замкнутый желтый коридор, растянувшийся на бесконечность.

...Которая внезапно обрывается...

Приступок галереи, протянувшийся во всю длину здания, заканчивается вместе с ним же, расступаясь по сторонам боковыми пролетами узких проездов. Улица здесь словно ломается надвое, одновременно продолжая уходить основным потоком вперед, пересеченная в поперечнике сначала нешироким, заставленным по обочине машинами проездом к магазинам, и следом за ним - хордой гигантского, двухполосного галдящего проспекта.

Я резко останавливаюсь, чувствуя, как кто-то сразу же рассеянно практически налетает на меня сзади в толпе, не заметив, но все-таки вовремя меняет курс, а Дина робко впечатывается мне в бок, но соображает она сейчас, кажется, действительно лучше меня.

- Сюда!

Она уверенно тянет меня в сторону от расходящегося, точно течение, тяжелоходного потока толпы, пришедшего с галереи, к занесенной снежными ветрами пластиковой коробке на краю тротуара, туда, куда как раз в этот момент причаливал очередной тихоходный автобус со светящимся зеленым номером в желтом стекле.

Окружающий мир домов и галереи тут же мутнеет, стоит только запрыгнуть на подножку нижней ступеньки в уже закрывающуюся с хрустом и скрежетом промороженную заднюю дверь, и откатывается за спину, потому что колеса транспорта резво набирают ход.

Дина втискивается в угол, испуганно ухватив зеленый металлический поручень двери, а я пытаюсь выглянуть через царапаное стекло назад, чтобы рассмотреть на оставшейся позади остановке ярко-красную мелькающую фигуру, но ее нет. Мне хочется чувствовать, что ощущение цепенеющего мандража медленно, но все же, начинает ослабевать. "Схлынывать", оставаясь там же, где-то в мятой колее, вылетающей сзади из-под колес...

Но как бы не так...

В салоне автобуса, идущего в центр, - толкотня, толпа и чьи-то разожженные вечерней атмосферой праздника и грядущего выходного разговоры, и вряд ли кто рад всунувшимся в тесноту безбилетникам, отчего то и дело кидают косые взгляды поверх чьих-то голов: от самого недовольного до практически ненавистного.

Полнотелая дама в розовом пальто, с глазами как пуговицы, с каждой из щек - как розовый кусок колбасы, недобро вперилась глазами в Динину русую макушку, норовя проесть насквозь.