Комната ужасов – 2

Алита посмотрела на него снизу вверх АБСОЛЮТНО без выражения.

– Я? Кажется, я собираюсь покончить жизнь самоубийством. Но я еще не решила. Что касается тебя, то на твоем месте я бы стояла смирно.

Икроножные мышцы Рэндольфа начинали дрожать.

Персефона и Пандора вошли в лифт. Сирил Тричер стоял, прислонившись к задней стенке со сложенными на груди руками. Взгляд его елозил по их белым гольфам, обнимающим икры, по их шортам – плотная упаковка, по мякоти, голо распирающей детские блузочки. Если чьи глаза и способны пускать слюну, то это глаза Тричера.

– На улицу, поиграть, а, девочки? – Сирил облизал губы.

Четыре знающих глаза взглянули на него из-под полуопущенных век.

– Играть не с кем, – ответила Персефона.

– Мальчиков нет, – добавила Пандора.

– Как насчет эккермановского парня? – Тричер пожирал взглядом близняшек. – Он на вас обеих на той вечеринке глаз положил.

– Тони немного. – начала Пандора.

– Незрел, – закончила Персефона. – Мы предпочитаем более зрелых. – Она подняла глаза и невинно посмотрела прямо в лицо Тричеру.

Шестистенная кабина лифта была большой, девочки, однако, стояли к мужчине слишком близко. Тричер кашлянул и шаркнул ногой.

– Вам, случайно, садовник не попадался? Рыжий такой парень, грязнуля. Он на работе не показывается. Пандора и Персефона взглянули друг на друга и медленно покачали головами. Стянутые ленточками локоны, окаймляющие их милые молодые мордашки, качнулись.

– Нет, мистер Тричер. Мы такого не видали. Если увидим, обязательно ему скажем, что вы его ищете.

– Спасибо.

Управляющий вышел на первом этаже. Близнецы спустились дальше, до нижней стоянки.

Их отец держал в багажнике своего «Ауди» пятифутовую стальную трубу. Легче менять шины, когда руки не слушаются. Ни Персефона, ни Пандора никак не прокомментировали тот факт, что машина отца стоит на месте в то время, как считается, что он уехал по делам. Ни слова.

Девочки прихватили трубу и проследовали на служебную территорию.

Дверь склада инструментов была открыта. Сестры молча закрыли ее за собой. Затем они разделись и аккуратно сложили одежду на деревянный стеллаж. Взяв трубу, голые девочки вошли в потайную комнату Рыжего. Тело уже начало раздуваться. Вскарабкавшись на кучу желтого грунта, Пандора взглянула на тронутую голубым, вспухшую шею.

– Твой босс тебя разыскивает, Рыжий, – сообщила она.

Персефона хихикнула.

Она просунула трубу туда, где искусственная пещера сужалась до ширины бревна, и продвигала ее, пока та не уперлась в твердое. Пандора подобрала молоток Рыжего.

– Около фута осталось, правильно? – заметила девочка.

– Правильно.

Молоток грохнул о конец трубы. Двенадцатидюймовая дубовая затычка продвинулась вперед на дюйм.

Капельки пота выступили на их руках и плечах, побежали между распускающихся грудей, заполнили пупки, потекли ручейком между ляжек. Ступни стали липкими, смесь грязи и пота чавкала между пальцами ног. Стальная труба продвигалась дюймовыми шажками при каждом клацающем ударе.

– Отойди, – сказала Пандора, тяжело дыша, – сейчас уже.

Девочка ударила со всей силы. Труба рванулась вглубь на добрых шесть дюймов. Ее полый конец вонзился в Его келью.

Полусваренное мясо, которое держали закупоренным в течение нескольких лет, забродило, ведь оно там было перемешано с желудочными ферментами и кишечной флорой.

Давление возрастает.

Черная струя, теснимая давлением, выплеснулась из трубы, будто рвота тысячелетней мумии. Потом вонючий ручей из узкого отверстия лился безвольно, с бульканьем. Липкая жидкость оросила вынутый грунт, превратив в отвратительную грязь, которая затопила изящные пальчики и нежные ступни. Близняшки ходили по комьям сгнившей плоти и клочьям ткани, служившим некогда одеждой. Затаив дыхание, чтобы не чувствовать вони, девочки потянули за трубу, она выпала.

Выйдя из комнаты с пещерой, Персефона повернулась к сестре.

– Как Ему будет, нормально?

– Ему будет отлично! – Пандора ухмыльнулась. – Мы ослабили давление, впустили воздух. Ему просто нужно какое-то время.

Они вымыли свои тела в раковине Рыжего, вытерли друг друга одним из его потрепанных грязных полотенец, оделись и ушли.

Лица у близнецов были счастливые. Даже глаза улыбались, но более пристальный наблюдатель, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пристальный наблюдатель, мог бы заметить внутри девичьих глаз что-то загнанное в самую глубину. То ли ужас, то ли безумие, а может, и то и другое вместе.

Его игольчатые зубы начали изнутри грызть мембрану кокона. Снаружи ждало мясо. Мало аппетитное, слишсом давно мертвое мясо, но мясо. Кроме того, моросил непрекращающийся ласковый дождик боли и набирающего силу ужаса, он подкармливал монстра из находящихся выше квартир.

Глава 16

В лавке подержанных товаров на Депью – квартал к востоку в сторону от Ривер – Джейми взял две маленькие банки красной краски и несколько кисточек. Пять кисточек. Он, правда, не считал, просто сгреб в кулак то, что лежало на полке. Продавец, точно, подумал на него. Ничего продавцу он не сказал. Не мог. Мозг был занят повторением таблицы умножения, счетом до ста и обратно, пением старых песен. Только когда снова оказался в машине и смог надеть обшарпанный старый шлем, обшитый свинцовым листом, Джейми позволил себе подумать о том, что же он делает. Мужчина не был уверен в том, что Оно подслушивает его мысли, но не был уверен и в обратном.

Вскоре после возвращения в Ридж-Ривер, после того как Джейми вплотную приблизился к местам, где стоял Эфраимов дом, он начал чувствовать Его. Тем, что поменял имя, Его он не обманул, но этим Халифакс хотел обмануть вовсе и не Его. Вымышленное имя было взято только потому, что было бы… неудобно вернуться в качестве личности, уцелевшей в несчастии, которое отобрало стольких детей у горожан. К Джейми Халифаксу будут вопросы. Подозрения.

В тот же день, как он переселился в «Гексагон», Джейми почувствовал присутствие монстра в определенных зонах здания. Чудовище живо! Должно быть, какая-то трещина в могиле. Вот тогда мужчина и достал старый свинцовый шлем.

Сейчас дела гораздо хуже. Сейчас Оно на свободе. Это произошло утром, Джейми это почувствовал, ему надо КОЕ-ЧТО сделать.

Обратит Оно внимание? Обеспокоят ли монстра робкие знаки тревоги? Джейми не знал. То, что он запланировал, было слишком патетично для того, чтобы Оно восприняло это всерьез. Как и люди, которых он пытается предостеречь. Но КОЕ-ЧТО надо сделать. Объяснить никак не получится – взять и СКАЗАТЬ. «Там у вас чудовище под „Гексагеном“ прячется. Я знаю, потому что я убийца. Это я, чтобы загнать его в ловушку, убил массу людей, собственную мать и брата. Я думал, что Оно заперто там, в своей тюрьме, навечно. Позже я думал, что Оно погибло. Я вернулся, просто чтобы да я и сам толком не знаю, зачем я вернулся. Посмотреть, есть ли ХОТЯ БЫ ЧТО-ТО, что еще может расшевелить во мне какие-то чувства. КАКИЕ-ТО чувства? Теперь я знаю: Оно живо. Теперь я, по крайней мере, снова способен чувствовать страх.

Уходите! Бегите! Чудовище голодно, ему надо питаться вашей любовью, вашей ненавистью, вашей болью, вашим страхом. Оно заставит вас делать страшное. Друг другу. Себе. Я знаю, я сам грешил во имя него. Монстр придет за вами. Но прежде всего за мной. Прежде всего за мной».

В полумраке подземной стоянки некому было разглядывать черную массивную штуковину, которую Джейми носил на голове. Он взял банку краски, вскрыл ее отверткой, взял кисть. Где находится Оно, Джейми знал точно. Он чувствовал монстра.

Трясущейся рукой Халифакс намалевал на металлической двери единственное слово: «ОНО». Потом мужчина услышал шаги и девичьи голоса. В ужасе он бросился назад к машине, забыв кисть и краску.

Персефона вскинула головку.

– Так не должно быть, Панди, – сказала она.

– Закрасим краской и все дела, – ответила сестра. Она подобрала кисть и принялась за работу.