На несколько демонов больше

Кери кивнула, сделала пять отчетливых движений правой рукой:

—Вспомнила?

—Гм, нет, — повторила я, совершенно не понимая связи между начерченными фигурами и ее движениями. — И я дума­ла, это ты сделаешь. В смысле, начертишь.

Кери тяжело и устало вздохнула.

—   Это в основном лей-линейная магия, — сказала она. — Сплошь символы и намерения. Если ты не выполнишь все с начала и до конца, то все входящие вызовы будут попадать ко мне — а я, Рэйчел, хоть и люблю тебя, но на это не согласна.

—   Прости, — вздрогнула я.

Она улыбнулась, но я заметила гримасу — когда она дума­ла, что я не вижу. Кери — милейшее создание, она угощает де­тей конфетами и белочек орешками, она вежлива и приветлива со стучащими в дверь разносчиками, но когда дело доходит до обучения, терпения ей не хватает. И ее взрывному характеру трудно мириться с моим рассеянным вниманием и привычкой учиться с пятого на десятое.

Я покраснела, отставила тарелку и взяла на колени отдаю­щее прохладой в ноги вещее зеркало. Голод у меня прошел, а от нетерпения Кери я чувствовала себя совсем дурой. Неуверенно потянулась за магнитным мелом.

—   Я это не очень-то умею, — сказала я смущенно.

—   Почему и рисуешь сперва мелом, а потом только вытрав­ливаешь, — ответила она. — Давай, посмотрим, как получится.

Я застыла в нерешительности, глядя на широкую площадь стекла. Будь оно все проклято.

—Давай, Рэйч! — подначил меня Дженкс, спрыгивая на зеркало. — Просто по моим следам.

Крутя в воздухе крыльями, он начал нарезать круг за кру­гом.

Я собралась провести мелом вслед за ним, но Кери напом­нила:

—Сперва пентаграмма.

Я отдернула руку от стекла:

—Да, правда.

Дженкс посмотрел на меня, будто спрашивая указаний, и у меня появилось сосущее чувство под ложечкой. Кери отстави­ла тарелку с явным отвращением на лице.

—   Ты, оказывается, вообще ничего об этом не знаешь?

—   Ну, Кери, — начала я жалобно, глядя, как Дженкс украдкой собирается слизнуть мед с ложки Кери. — Я же не училась работе с лей-линиями. Знаю, что пентаграммы у меня помойные, и по­нятия не имею, что эти символы значат и как их чертить.

Ощущая себя последней дурой, я схватил бокал с вином — белым, а не тем, что принесла Кери, — и отхлебнула как следует.

—Когда творишь магию, пить не следует, — сказала Кери осуждающе.

Я с досады так резко поставила бокал на стол, что едва не расплескала вино.

—   Зачем тогда было ставить его на стол? — спросила я из­лишне громко, и Дженкс глянул на  меня тревожно. Я выдохну­ла, стараясь взять себя в руки. Терпеть не могу быть дурой.

—   Рэйчел, — сказала эта женщина негромко, и я скриви­лась, услышав в ее голосе огорченное разочарование, — я ви­новата перед тобой. Я не имела права ожидать от тебя искусст­ва мастера, когда ты только начинающая. Это всего лишь...

—Дурацкая пентаграмма, — закончила я за нее, стараясь найти в этой ситуации пищу для чувства юмора.

Она покраснела:

—Просто я хотела сделать это сегодня.

—А!

Я посмотрела на пустое зеркало. Из него, из серой тени, смотрело на меня в ответ мое отражение. Очень хреново все получится, я уже заранее знала.

—  Вино — это носитель для крови вызова, а еще оно смыва­ет соль с зеркала, когда работа будет закончена. — Я обратила взгляд к ведру — теперь мне было ясно, зачем оно здесь. — Соль работает как регулятор, убирает утолщения в линиях, которые ты прочертишь на стекле, и снова возвращает кислотную среду тисовой древесины в нейтральное состояние.

—  Тис токсичен, но не кислотен, — сказала я, и она кивну­ла с извиняющимся видом:

—Но он разъест стекло, если ты покроешь его своей аурой.

Ой-ёй! Это из тех проклятий... Ну лучше не придумаешь.

—Ты прости, что я на тебя гавкнула, — сказала я тихо, гля­нув на нее мельком. — Просто я сама не понимаю, что делаю, а я этого не люблю.

Она улыбнулась и перегнулась ко мне через стол:

—А ты хотела бы знать смысл каждого символа?

Я кивнула, чувствуя, как отпускает меня напряжение. Если уж я буду это делать, то мне действительно нужно знать.

—Это графические представления жестов лей-линейной магии, — сказала она, и рука ее двигалась, будто пела на языке жестов американских индейцев. — Видишь?

Она сложила кулак, прижав большим пальцем согнутый указательный и выгнув руку так, чтобы большой палец указы­вал в потолок.

—Вот первый, — объяснила она и показала на первый сим­вол на лежащей на столе шпаргалке. Это был круг, разделен­ный пополам вертикальной линией. — Положение большого пальца указывается линией, — добавила Кери.

Я посмотрела на рисунок, на свой кулак, повернула руку так, чтобы они совпали. Получилось.

—Вот это второй, — сказала она, показывая знак «о'кей» и выгибая руку так, чтобы тыльная сторона ладони была параллельна полу.

Я повторила этот жест и почувствовала зарождение понимания, когда посмотрела на круг, из которого справа выходили три линии. Большой и указательный палец у меня образовали круг, а остальные три пальца смотрели в сторону как те линии, что выходили из круга справа. Я посмотрела на следующую фигуру — это был круг с горизонтальной линией, и Кери не успела поменять положение пальцев, как я сложила кулак, по­вернув руку так, чтобы большой палец был параллелен полу.

—Верно! — одобрила Кери, сделав тот же жест. — А следующий?

Я подумала, сжав губы и глядя на символ. Он был похож на предыдущий, только с одной стороны торчал палец.

—Указательный? — предположила я.

Кери кивнула, и я выставила палец, заработав улыбку.

—Именно. Попытайся сделать жест мизинцем, и сама почувствуешь, как это неправильно.

Я убрала указательный палец и выставила мизинец. Действительно не то ощущение, и я вернулась к правильному жесту.

—   А этот? — спросила я, глядя на фигуру на последнем ме­сте. Это был круг, так что я понимала, что какой-то палец соприкоснется с большим, но какой?

—   Средний, — предложила Кери, и я сделала этот жест, усмехаясь радостно.

Она откинулась на спинку кресла, продолжая улыбаться.

—Давай теперь посмотрим.

Уже уверенней я повторила все пять жестов, читая их по пентаграмме по часовой стрелке. Не так уж это и трудно.

—   А средняя фигура? — спросила я, глядя на длинную го­ризонтальную линию внизу, из середины которой на равном расстоянии друг от друга выходили вверх три луча. Здесь была моя рука, когда я в прошлый раз обратилась к Миниасу, и, судя по ее виду, концами пальцев я попала в концы лучей.

—   Вот это символ открытой связи, — сказала она, — Как открытая рука. Внутренний круг, касающийся пентаграммы — это наша реальность, а внешний круг — безвременье. Откры­той ладонью ты строишь мост через пропасть между ними. Есть и другой вариант, где между двумя кругами начерчены символы, скрывающие твое местонахождение и личность, но он сложнее.

   Дженкс фыркнул, все еще пытаясь украсть мед с ложки Кери.

—Это уж наверняка, — сказал он. — А нам надо закончить дело до восхода солнца.

Я не стала на него реагировать. У меня было чувство, что я начинаю все это понимать.

—А пентаграмма нужна только для того, чтобы придатьпроклятию структуру, — добавила Кери, разрушая мое хорошее настроение.

Блин, я же и забыла, что это — проклятие. М-да, ничего себе.

Увидев мою гримасу, Кери перегнулась через стол и трону­ла меня за руку.

—Очень маленькое проклятие, — сказала она, и от этой попытки меня утешить стало еще хуже. — Это не зло. Ты воз­мутишь реальность, останется метка, но честно, Рэйчел, это просто мелочь.

Которая поведет к худшему, подумала я, но заставила себя улыбнуться. Кери не обязана мне помогать, и я должна быть благодарнрй.

—О'кей, начинаем с пентаграммы.

Стрекоча крылышками, Дженкс приземлился на стекло, вздрогнул, потом поставил руки на бедра и вгляделся в меня.

—Начинай здесь, — сказал он, отходя в сторону, и просто веди за мной.