Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови

В том-то и дело — он «умеет казаться». Если познакомиться с Карлом поближе и узнать его получше, а на это уйдет немало времени, можно понять, что на самом деле он не испытывает никаких чувств. Наверное, потому что когда-то, очень давно, он умер или был убит. Возможно, в детстве. Возможно, он родился мертвым. И под любой маской его выдают глаза — глаза трупа.

Но сейчас все изменилось. В глазах Карла сквозило искреннее дружелюбие, это было хорошо видно. Улыбка Твиди-Моржа сотворила чудо. Карл восстал из могилы. Я чувствовал благоговение.

— Чудесная мысль, старина! — сказал Твиди.

Приятели с видимым удовольствием взяли предложенные им стаканы и стали знакомиться с остальными участниками пикника. Когда Твиди уселся рядом со мной, я почувствовал сильный запах рыбы, но, как ни странно, это мне понравилось. Я обрадовался его соседству. Он взглянул на меня и улыбнулся, и мое сердце совсем растаяло.

Вскоре выяснилось, что все то, что мы выпили до встречи с новыми знакомыми, было лишь затравкой. Твиди и Фарр оказались закаленными выпивохами, и мы, глядя на них, старались не отставать.

Мы произносили дурацкие тосты и с радостью обнаружили, что Твиди — отличный рассказчик. Особо ему удавались всякие страшилки, дикие истории о совершенно непостижимых вещах, событиях и персонажах. Его фантазия не знала предела.

Мы смеялись и пили, пили и смеялись. Вскоре я уже спрашивал себя: почему же всю свою жизнь я был мрачным и угрюмым сукиным сыном, вечно недовольным подозрительным негодяем, в то время как самая великая тайна, тайна самой жизни так проста — нужно наслаждаться ею, наслаждаться каждым прожитым днем, принимая все таким, как есть.

Я оглянулся по сторонам и усмехнулся, нисколько не заботясь о том, что обо мне подумают. Все участники пикника были веселы и здоровы, все выглядели гораздо лучше, чем раньше.

Ирен казалась по-настоящему счастливой. Она тоже открыла тайну жизни. Больше она не станет принимать таблетки, подумал я. Теперь, когда она встретила Твиди, открывшего ей эту тайну, чертовы таблетки больше не понадобятся.

Я не верил глазам — Хорес и Мэнди держались за руки! Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и дружно смеялись, когда Твиди рассказывал очередную историю. Мэнди больше не будет ворчать, подумал я, а Хорес перестанет заискивать — и все потому, что они тоже узнали великую тайну.

Затем я взглянул на Карла, смеющегося и расслабленного, забывшего обо всем на свете, полностью раскрепощенного после стольких лет…

Я вновь взглянул на Карла.

Потом я посмотрел на свой стакан, потом — на свои колени, потом — на сверкающее, чистое, далекое и безликое море.

И тут я понял, что мне холодно, очень холодно, а в небе не видно ни одной птицы, ни единого облака.

Эта часть стихотворения представляет собой точное описание безжизненной земли. На первый взгляд звучит прекрасно, мягко, но когда перечитываешь текст, понимаешь, что на самом деле Кэрролл описывает голую безжизненную пустыню.

Внезапно тишину прорезал голос Карла:

— Эй, Твиди, да это здорово! Богом клянусь, отличная мысль! Правда, ребята?

Ему ответил дружный хор голосов, выражающих одобрение. Все вставали на ноги. Я смотрел на них снизу вверх, как человек, который проснулся в незнакомом месте и не понимает, что происходит. Все глупо посмеивались, глядя на меня.

— Вставай, Фил! — крикнула мне Ирен.

Ее глаза сияли, но не от счастья. Теперь я это видел.

Хлопая глазами, я смотрел на них, переводил взгляд с одного на другого.

— Старина Фил, похоже, немного перебрал, — смеясь, сказала Мэнди. — Да вставай же, Фил! Идем, продолжим вечеринку!

— Какую вечеринку? — спросил я.

Я никак не мог понять, что происходит. Все вокруг потеряло форму, исказилось, стало смешным и нелепым.

— Ради бога, Фил, — проговорил Карл, — Твиди и Фарр пригласили нас пойти к ним и продолжить вечеринку. У нас больше не осталось выпивки, зато у них полно!

Я осторожно поставил на песок пластиковый стаканчик. Если бы все заткнулись хоть на минуту, подумал я, моя голова бы прояснилась.

— Пошли с нами, сэр! — весело прогудел Твиди. — Прогуляемся немного, это совсем рядом!

Он по-прежнему улыбался, но его улыбка на меня больше не действовала.

— Вы не сможете взять за ручки первых четверых, — сказал я.

— Э? О чем это вы?

— Вы не сможете взять за ручки первых четверых, — повторил я.

— А ведь он прав, — сказал Фарр, Плотник.

— Ну, — отозвался Морж, — если вы и в самом деле не можете идти, приятель…

— О чем вы там толкуете? — спросила Мэнди.

— Он зациклился на этих идиотских стихах, — ответил Карл. — Льюис Кэрролл на него страху нагнал.

— Слушай, Фил не будь занудой и не разрушай компанию, — сказала Мэнди.

— Да ну его к черту. — Карл двинулся вперед.

Все потянулись за ним. Кроме Ирен.

— Ты уверен, что не хочешь пойти с нами, Фил? — спросила она.

На солнечном свету она казалась тоненькой и хрупкой. Я понял, что от настоящей Ирен почти ничего не сохранилось, а то, что находилось передо мной, — жалкие остатки.

— Да, — ответил я, — уверен. А ты уверена, что хочешь пойти с ними?

— Конечно уверена, Фил.

Я подумал о таблетках.

— Вижу, — сказал я. — Полагаю, тебя уже ничто не остановит.

— Да, Фил, ничто.

Потом она наклонилась и поцеловала меня. Поцеловала очень нежно, и я почувствовал прикосновение ее сухих потрескавшихся губ и легкое теплое дыхание.

Я поднялся на ноги.

— Останься, — попросил я.

— Не могу, — ответила она.

Потом повернулась и побежала за остальными.

Я смотрел, как они уходили все дальше, следуя за Моржом и Плотником. Я смотрел, как они приблизились к тому месту, где берег уходил за поворот, и скрылись за утесом.

Я посмотрел на небо. Голубое и чистое. Безликое.

— И что ты об этом думаешь? — спросил я у неба.

Ничего. Оно меня даже не заметило.

Вот именно — ложь.

Я сорвался с места и побежал по пляжу в сторону утеса. Я поминутно спотыкался и едва не падал, потому что был пьян. Слишком пьян. Я слышал, как под ногами трещали маленькие раковины, как хрустел песок.

Наконец я тяжело плюхнулся на землю и остался лежать, хватая ртом воздух. Сердце бешено колотилось. Я слишком стар для таких забегов. Не бегал столько лет. Много курил и пил. Вел абсолютно нездоровый образ жизни. Я никогда и ничего не делал правильно.