Голос Эль-Лила

Они связали руки за спиной мне и Конраду, а Селима изрубили на куски, перерезав ему сначала горло, как свинье. При виде этого Конрад почти потерял сознание, меня тоже охватил ужас. Затем они отправились в ту сторону, куда мы шли до этого, окружив и подталкивая нас сзади копьями. Они несли наше снаряжение, и по тому, как они держали пистолеты, я понял, что им неизвестно, что это такое. Едва ли они обменялись двумя словами между собой, и когда я попытался говорить на различных диалектах с ними, то в ответ получал лишь укол копья. Их молчание леденило душу. Мне стало казаться, что нас захватила шайка привидений.

Я не мог понять, что это за люди. На них был отпечаток Востока, но не того Востока, который я знал. В Африке, конечно, есть чисто восточные черты, но они походили на африканцев не больше, чем китайцы. Это трудно объяснить. Вот что я скажу: Токио – восточный город, Бенарес – тоже, но Бенарес символизирует другой, более древний Восток, а Пекин – и того древнее. Захватившие нас люди были восточным народом, неизвестным мне до сих пор. Они были частью Востока, но более древнего, чем Персия, Ассирия и даже Вавилон! Я ощутил это каким-то шестым чувством и содрогнулся от бездны времен, которые нас разделяли. Это меня пугало и одновременно приводило в восторг. Под готическими арками многовековых джунглей, сквозь которые шел безмолвный восточный народ, забытый Бог знает сколько эонов назад, в голову приходили фантастические мысли. Я почти сомневался, реальность ли эти люди и не призраки ли воинов, погибших четыре тысячи лет назад?

Деревья стали редеть, и мы пошли по склону, ведущему вверх. Мы оказались на скале, и перед нами открылось необыкновенное зрелище. Впереди расстилалась широкая долина, целиком окруженная высокими крутыми скалами, через которые несколько рек прорезали узкие каньоны, питая большое озеро в центре долины. Посреди озера виднелся остров, а на острове стоял храм, из-за которого выглядывал целый город! Не какая-то деревенька с грязными бамбуковыми хижинами, а город из желтовато-коричневого камня.

Вокруг города были возведены крепостные стены, и состоял он из квадратных трех– и четырехэтажных домов с плоскими крышами. Все берега озера были возделаны, оросительные каналы окружали зеленые цветущие поля. Их искусственная ирригационная система поразила меня. Но самым удивительным был храм на острове. Я смотрел на него, открыв рот и замерев от восхищения. Это была Вавилонская башня, воздвигнутая наяву! Не такая большая, как я ее себе представлял, но где-то в десять ярусов высотой, мрачная и величавая, как ее изображали на картинках, и с тем исходящими от нее необъяснимым излучением зла, которое, казалось, насквозь пронизывало ее.

И вот из каменной кладки башни раздался низкий гулкий звон, теперь близкий и ясный, он наполнил воздух и, казалось, сами скалы завибрировали от него. Я бросил украдкой взгляд на Конрада – он был в шоке.

Он принадлежал к тому классу ученых, что классифицируют и раскладывают по полочкам всю вселенную и все, что есть в ней. Клянусь Иовом, такие люди приходят в тупик перед парадоксально-необъяснимо-невероятным чаще, чем мы, простые смертные, у кого нет заранее сложившихся представлений обо всем окружающем.

Солдаты повели нас вниз по ступенями, вырубленным в скале, и мы пошли по орошенным полям, где бритоголовые мужчины и черноглазые женщины останавливали работу, чтобы поглазеть на нас. Мы приблизились к большим обитым железом воротам, и низкорослые часовые, экипированные так же, как и наши захватчики, спросили пароль и, получив ответ, открыли ворота. Город был очень похож на все восточные города – снующие туда-сюда мужчины, женщины, дети, спорящие, покупающие и продающие. Но на всем словно лежал невидимый отпечаток времени, глубокой древности.

Я не мог классифицировать их архитектуру так же, как и их язык. Единственное, что мне пришло в голову при взгляде на эти приземистые квадратные строения, – это хижины живущей до сих пор в долине Евфрата в Месопотамии смешанной расы, принадлежащей к безусловно низкой касте. Их хижины представляют собой ухудшенный вариант архитектуры этого странного африканского города.

Наши захватчики привели нас в самое большое в городе здание, и пока мы шли по улицам, я обнаружил, что стены и дома сделаны вовсе не из камня, а из особого кирпича. Перед огромным колонным залом выстроились несколько рядов солдат, в глубине зала широкие ступени вели к стоящему на возвышении трону. По бокам и позади трона стояли вооруженные солдаты, рядом с троном – писец, а на ступенях возлежали девушки, облаченные в страусовые перья. На троне восседал единственный длинноволосый в этом фантастическом городе человек с угрюмым взглядом. Он походил на дьявола – чернобородый, в чем-то наподобие короны на голове, с надменным видом. Такого жестокого выражения лица я не видел еще ни у одного смертного. Арабский шейх и турецкий шах – ягнята по сравнению с ним. Он напомнил мне картину одного художника, изобразившего фараона, – король, который больше, чем король, и в собственном сознании, и в глазах своего народа, владыка, который одновременно король, верховный жрец и бог.

Наш эскорт мгновенно распростерся ниц перед владыкой, стуча головами об пол. Тот что-то медлительно проговорил писцу, и писец сделал им знак рукой подняться. Они встали и начали свою длинную галиматью, а писец застрочил, как сумасшедший, на глиняной табличке. Мы с Конрадом стояли, будто пара ослов, не понимая ни слова. Затем я услышал постоянно повторяющееся слово, при котором они каждый раз указывали на нас. Оно звучало так – “аккадиан”, и внезапно в моем мозгу возникло предположение о том, что оно могло означать. Это было невероятно, но факт!

Боясь навлечь беду на свою голову, помешав их разговору, я ничего не сказал Конраду. Наконец король сделал жест рукой и что-то произнес. Солдаты поклонились снова и, грубо толкая нас, избавили короля от нашего присутствия в зале. Через огромный зал нас провели в маленькую камеру, впихнули туда и захлопнули дверь. Внутри были только скамья и одно зарешеченное окно.

– Боже мой, Билл, – воскликнул Конрад, – кто мог вообразить что-нибудь подобное? Это как ночной кошмар или сказка из “Тысячи и одной ночи”! Где мы? Кто эти люди?

– Ты не поверишь, – сказал я, – но... ты слышал о древней империи Сумерия?

– Конечно. Она процветала в Месопотамии около четырех тысячелетий назад. Но что... Клянусь Иовом! – Он замолк, глядя на меня выпученными глазами, пораженный догадкой.

– Предоставлю тебе решать, что делают в Восточной Африке потомки жителей из малоазиатского царства, но тем не менее так оно и есть.

Сумерианцы строили города из высушенного на солнце кирпича. Я видел, как здешние мужчины делают кирпичи, раскладывая их для просушки на берегу озера. Местная грязь удивительно похожа на ту, что ты видел в долине Тигра и Евфрата. Возможно, именно поэтому эти ребята осели здесь.

Сумерианцы писали на глиняных табличках при помощи острого писала так же, как тот парень у трона.

Теперь посмотри на их руки, одежду и физиономии. Я видел их рисунки, вырезанные на камне и глиняной посуде. А их широкие носы – то ли часть лица, то ли часть шлема. И посмотри на этот храм посреди озера! Маленький двойник храма, воздвигнутого богу Эль-Лилу и Ниппуре, который, по всей вероятности, и дал начало мифу о Вавилонской башне.

Но самое потрясающее то, что они называют нас аккадианцами. Сумерия была завоевана и порабощена Саргоном из Аккадии в 2750 году до новой эры. Если это потомки какой-то небольшой части народа, сбежавшей от завоевателя, то вполне естественно, что, вдали от прибрежной полосы и отделенные от остального мира, они стали называть всех чужеземцев аккадианцами.

Так изолированные восточные народы называют всех европейцев франками в память о воинах Мартеля, затопивших их у Тура.

– Почему ты думаешь, что никто не обнаружил их до сих пор?

– Если какой-то белый и побывал здесь до нас, то они хорошо позаботились, чтобы он не вынес отсюда их историю. Я сомневаюсь, что сами они часто куда-либо выходили. Возможно, думают, что мир кишит кровожадными аккадианцами.