Дом прокурора

Ей пришлось-таки зачем-то зайти в дом. Она так демонст­ративно проявляла свой страх перед мистическим нечто, что при малейшем звуке, поскрипывании половиц или мебели, сильно прижималась к плечу Малколмсона и уж во всяком случае не отходила от него ни на шаг, пока они снова не вышли на улицу.

Осмотрев дом, Малколмсон решил избрать своей жилой частью большую столовую. На его взгляд, она почти идеально подходила для проживания и занятий.

Миссис Уитэм с помощью экономки и уборщицы миссис Дэмпстер заканчивала руководство внешним обустройством студента в старом доме. Когда в его новое жилище внесли последние пакеты и распечатали их, он с удовольствием отме­тил среди многих мелких полезных вещей продукты с гостин­ичного стола на несколько дней. Уходя, миссис Уитэм поже­лала студенту приятного времяпрепровождения и успешных занятий и уже у самых дверей, обернувшись, добавила:

– Ваша комната очень большая и холодная, сэр, поэтому, может быть, было бы полезно задернуть кровать ширмой – сквозняк дело нешуточное! Хотя, если честно, я бы умерла от страха, видя, как ночью всякие твари лезут через ширму ко мне в постель!

Она была не на шутку взбудоражена, и по рукам ее посто­янно пробегала легкая дрожь.

Миссис Дэмпстер насмешливо фыркнула вслед уходящей хозяйке гостиницы, а затем заявила студенту, что она не боится ни привидений, ни домовых вместе взятых во всем королевстве.

– Я вам расскажу о них, сэр, – заверила она Малколмсо­на. – Домовые – это крысы и мыши, жуки и сверчки, скри­пящие петли дверей и шатающиеся ступеньки лестницы на крыльце. Это разбитые стекла и треснувшие зеркала в убор­ной. Наконец, это неподатливые ручки ящиков стола и шка­фов. Днем вы их не можете открыть, а ночью они шумно отодвигаются и задвигаются. Посмотрите на эти стены! Они обиты деревом. И вы думаете, что за сто лет крысы и жуки не прогрызли там свои норы?! Домовые – это прежде всего крысы, а крысы – это прежде всего домовые, вот что я вам скажу! Это я знаю совершенно точно, и даже не пытайтесь в этом усомниться!

– Миссис Дэмпстер, – серьезно проговорил Малколмсон, вежливо перебивая старушку, – вы знаете больше любого выпускника-математика Кембриджа! Я высоко ценю и ува­жаю ваш ум и смекалку. И хотя мне будут надобны ваши услуги в течение первых четырех недель, и только, я предла­гаю вам плату и за оставшиеся два месяца после этого, если вы соблаговолите остаться со мной в этом доме.

– Сердечно благодарна вам, сэр, – ответила она. – Но я домоседка и не могу провести и одной ночи вне своей квар­тиры. Кроме того у нас строгие правила – ведь я живу в пансионе Гринхау – и, не явись я хоть раз на ночь, боюсь, мне откажут в жилье. Не хочу рисковать, сэр. Если бы не это, не сомневайтесь, я с удовольствием переехала бы сюда на время вашего пребывания.

– Что ж, – сказал Малколмсон. – Я сам желал уеди­нения. Милая миссис Дэмпстер, я даже благодарен Гринхау за строгость и дисциплину, о которых вы мне рассказали. Сам святой Антоний не смог бы явить лучшей организации жизни в пансионе. Не буду вас дольше искушать.

Старушка скрипуче засмеялась.

– О, эта молодежь! Она ничего не боится! – воскликнула она. – Вы, сэр, найдете здесь то уединение, которое вам нуж­но, могу вас заверить. – С этими словами она тут же приня­лась за уборку дома, а Малколмсон отправился на прогулку. У него было такое правило – прочитывать несколько глав учеб­ника на свежем воздухе. Когда он вернулся в дом, то увидел комнату прибранной, мебель начищенной, а окна протертыми влажной тканью. В старом камине весело потрескивали дрова, на столе стояла зажженная керосиновая лампа, а сам стол был накрыт ужином, приготовленным из отличных продуктов, при­несенных миссис Уитэм.

– О, да здесь просто комфортно! – приглушенно восклик­нул он, довольно потирая руки.

Покончив с едой, он, не откладывая дела в долгий ящик, перенес посуду на противоположный конец длинного дубово­го стола, достал свои книги, подбросил в камин новых дров, придвинул поближе ярко горевшую лампу и углубился в рабо­ту.

Около одиннадцати часов вечера он прервался, чтобы под­держать в камине огонь и приготовить себе чашку чая. Еще со времен колледжа он был известен как большой любитель крепкого чая, так как часто был вынужден допоздна засиживаться за книгами и ему, конечно же, требовалось время от времени взбадривать себя каким-нибудь средством. За лучший из всех бодрящих напитков он почитал старый добрый чай. Любимое питье стоило довольно дорого для студента и поэтому каждый раз, сидя у камина за чашкой, он стремился получить двойное удовольствие.

Огонь, подпитанный парой свежих поленьев, разгорелся с новой силой, потрескивая и лопаясь в своем горниле. По ста­ринным стенам комнаты побежали причудливые тени. Он, держа в руках горячую чашку, неподвижно смотрел на языч­ки пламени и во всей полноте ощущал свое уединение и отда­ленность от внешнего мира.

И только через несколько минут он обратил внимание на глухой звук крысиной возни.

– Постой-ка! – удивился он. – Ведь не могли же они шуршать в продолжении тех часов, что я читал! Я бы обратил на это внимание!

Шум усилился, и студент понимающе хмыкнул. Ну, ко­нечно! Поначалу они были напуганы присутствием незнаком­ца в комнате, а также светом керосинки и огня из камина. Ведь дом долго пустовал, и они уже отвыкли от человека, а, может быть, и вовсе никогда его не видели. Но время шло, и они становились все смелее, пока наконец не стали вести себя как обычно, словно студента и не было в комнате.

Крысы подняли такой шум, что, казалось, у всех у них неотложные дела сразу во всех концах комнаты. Вверх и вниз под деревянной обивкой стен, под потолком и под полом носи­лись они, попискивая и шурша хвостами. Малколмсон, улы­баясь самому себе, вспомнил слова миссис Дэмпстер. «Домо­вые – это прежде всего крысы, а крысы – это прежде всего домовые». Так, кажется?

Чай понемногу начал обнаруживать свое стимулирующее действие на нервы и мозг студента. Он с удовольствием отме­тил, что до утра вполне сможет еще выполнить большую часть учебной работы. А пока – отдых. Наслаждаясь тишиной и покоем – если, конечно, не считать крыс – он не удержался от небольшой экскурсии по комнате. Держа керосиновую лампу в руке, он пошел вдоль стен столовой, то и дело громко изум­ляясь тому факту, что такой удивительный и красивый – тяжелой красотой – особняк так долго оставался без жиль­цов. Дубовые доски, которыми были обиты стены, выглядели крепко, без признаков гниения. Довольно высоко, чуть ли не под самым потолком, висели несколько старых полотен. Правда, они были покрыты таким слоем пыли и мушиного помета, что как ни приближал студент лампу, он не мог разобрать, что же все-таки на них изображено. Проходя мимо одного угла, он на секунду случайно осветил его и разглядел в досках небольшую щель. Не успел он пошевелиться, как в темноте, что царила в щели, появились два горящих крысиных глаза. Они неподвижно уставились на Малколмсона, и только он хотел приблизиться, как они исчезли и послышались только слабый шорох и тихое попискиванье.