Сержант Ее Величества

— Астральное тело далеко не всегда уподобляется физическому.

— Да-да, я тоже читал этого чудака Крукса.

— Он не чудак, — твердо сказал Дойл. — Он ученый. Ученый-естественник.

— Да. Так вот, она хотела броситься к нему и обнять, она решила, что он просто вернулся домой, вы понимаете. Но не могла встать с постели. Она говорит, что словно окаменела, и, пока она пыталась пошевелиться, он приложил палец к губам и скользнул за дверь. «Как тень», — говорит она. Тут ее отпустило, она накинула платок и выбежала, но там никого не было. Я вам не верил, доктор Дойл. Но это…

— Это все время существует рядом с нами. — Из-под крепких башмаков Дойла во все стороны порскали кузнечики. — Мы просто не хотим этого видеть.

— Доктор, — нерешительно произнес Мортимер, — я знаю, вы… порвали со своими католическими родственниками. И повсюду говорили, что религия… ну, приносит одни лишь раздоры. Однако вера содержит в себе опыт веков, а здесь… стоит ли, отказавшись от одной религии, создавать другую?

На горизонте в колеблющемся мареве сверкнула вспышка. Гелиограф, подумал он машинально, потом, услышав глухой удар, решил; нет — все-таки гроза. Или нет… неужели?

— Вроде бы пушка стреляла?

— Спиритизм, друг мой, а вернее, спиритология — это не религия, — отрезал Дойл. — Это наука. А что до пушки… Там, на скале, Принстаунская тюрьма. Верно, опять убежал какой-нибудь каторжник. Ничего, — он любовно похлопал по палке с тяжелым набалдашником в виде оскаленной собачьей головы, — мы сумеем постоять за себя, верно?

9 мая 1915 года, Уиндлшем, Англия

— Мне это не нравится, Артур. Ты же знаешь!

— Дорогая, — мягко ответил Дойл, — это необходимо.

— И эта женщина мне не нравится, — упорствовала Джин.

— А вот твой брат думает иначе.

— Малькольм, — снисходительно произнесла Джин, — не разбирается в женщинах.

— Сестры всегда так говорят. Ты просто ревнуешь. — Он поцеловал ее в висок. — Добрый вечер, Мортимер. Как вы себя чувствуете?

Журналист осторожно, боком спускался по лестнице.

— Сегодня болит сильнее, доктор Дойл.

— Так и должно быть. Это от упражнений. По крайней мере, колено, я вижу, начало сгибаться.

— Ну…

— Вы еще поиграете в крикет, друг мой.

— Я не хочу играть в крикет. А, вот и Лили. Здравствуйте, мисс Лодер-Саймонс.

Лили Лодер-Саймонс, высокая, светловолосая, с подвижными нервными руками, вошла в гостиную, быстро прикрыв за собой дверь.

— Я готова, доктор Дойл, — сказала она, не ответив на приветствие. Казалось, она вообще не заметила Мемпеса.

Далеко на континенте, под Ипром сходились армии.

Окна гостиной были плотно зашторены; в темнеющем небе над старой доброй Англией медленно плыл, начиненный, точно гигантская рыба — икрой, смертоносными бомбами, шестисотфутовый цеппелин…

Одинокая свеча горела посреди стола.

— Мне нужна бумага, — сказала Лили, — много бумаги.

— Это же дом писателя, — Дойл улыбнулся.

— Тогда…

Лили закрыла глаза и замолчала. Ему послышался дальний раскат грома, там, за Проливом. Боже мой, думал Дойл, это они зовут меня — над холмами, над черной водой Канала, сквозь артиллерийские залпы, голоса, голоса… Триста тысяч, триста тысяч человек… В одну неделю. Такого никогда еще не было, это не в силах объять человеческий разум. Мужья, сыновья, братья…

«Где вы все? — беззвучно шептали его губы — Где вы? Отзовитесь!»

Джин нетерпеливо пошевелилась.

— Я не…

— Тс-с…

Руки Лили Лодер-Саймонс двигались сами по себе.

— Кто здесь? — спросила она низким голосом.

— Бумагу, подсуньте же ей бумагу…

— Кто здесь? Что ты хочешь сказать?

Язычок свечи пластался и плясал, и карандаш яростно царапал бумагу, прорывая ее насквозь.

— Назови первую букву твоего имени. Имя!

Рука отбросила бумагу и схватила следующий листок.

— «Я», — прочитал Дойл. — «Яков»? Нет… Он подобрал второй листок.

— Я Малк… ска… скажи Джин… я…

— Нет! — отчаянно завизжала Джин, заткнув уши и зажмурившись, — нет! Она врет! Все врет!

— Убит, — гласил следующий листок.

Мортимер осторожно поддержал миссис Дойл под локоть.

— Пойдемте, сударыня.

Белая рука продолжала писать. Слепые глаза неподвижно уставились на пламя свечи, и оно трепетало под этим взглядом.

— Атака… захле… Со… Сомма… Скажи Артуру.

— Что? — лист бумаги трепетал в руках у доктора, точно белая ночная бабочка, — что ты хочешь мне сказать? Малькольм? Малькольм, это ты?

— Сомма, — крупными буквами было выведено на бумаге.

Рука продолжала скользить по последнему уцелевшему листку, все тише, все неуверенней.

— Я дал ей камфорные капли, — сказал Мортимер, появившись в дверях, но она…

Лили приходила в себя. Она несколько раз моргнула, увлажняя пересохшие глазные яблоки.

— Получилось?

— Да, Лили. — Рука Дойла разглаживала последний лист бумаги. — Получилось. Но…

— Что? — Лили вцепилась в его запястье. — Что, доктор Дойл? Где Джин?

— Когда вы последний раз получали письмо от Малькольма?

— Три дня назад. Они стояли под Ипром. Что?

Она в упор посмотрела на него. В расширенных глазах отражалось пламя свечи.

— Малькольм? Нет!

— Увы, моя дорогая. Если только…

— Если?

— Если вашим посланиям можно верить.

Она покачала белокурой развившейся прической.

— Не моим, доктор. Их посланиям. О да, им можно верить. Малькольм, боже мой, Малькольм…

Она провела рукой по глазам и неверной походкой направилась в ту сторону, куда ушла Джин.

— Они были помолвлены. Лили и Малькольм, — грустно заметил Дойл. — Но я не понял. Сомма… передай Артуру… что? Если бы я мог…

Из дверей доносились сдавленные рыдания.

— Джин плачет, — тихо сказал Мемпес.

— Да, но ведь… Мертвые живут. То есть он говорил с нами!

— Вы уверены, сэр? Это было так… невнятно.

— Проклятье! — Дойл сердито стукнул могучим кулаком по столу. — Послания приходят, но такие запутанные. Словно тысячи их толпятся у двери, пытаясь пробиться к родным и близким! Если бы я мог получить окончательное, достоверное подтверждение!

В соседней комнате на диване, обнявшись, рыдали женщины.

— Мне бы не помешала выпивка, — сказал Мортимер.

28 июля 1916, Уиндлшем, Англия

— Теперь я понимаю, — Дойл механически скреб серебряной ложечкой по дну чашки, размешивая сахарин, — Сомма… Вот о чем он пытался мне сказать.

Он оттолкнул чашку, и суррогатный кофе запятнал белейшее полотно скатерти.

— Полмиллиона погибших, и это только начало. Никто не отступит. Ни мы, ни они. Рыбаки на побережье уверяют, что все время слышат грохот канонады там, за проливом.

— Иллюзия, — жалобно сказала Джин, — они просто напрягают слух, слушают, слушают…

— И рано или поздно начинают слышать. Даже они. Неужто мы останемся в стороне сейчас, когда столько голосов окликает нас оттуда, с той стороны мрака? Позови секретаря, дорогая. Я напишу Лили. И скажи горничной, пусть приготовит ей комнату.

— Нет! — Джин вскочила, отбросив стул. — Нет, Артур…

— Но дорогая, — мягко сказал Дойл, — это же элементарный эгоизм. Женские страхи. У каждого убитого остались родные и близкие. Ты представляешь, как для них важно знать…

— А я не хочу знать! — она зажала уши руками и топнула ногой. — Я не позволю! Это словно… словно один зовет за собой другого! Сначала Малькольм. Потом Дик… У Лили тоже были братья, где они теперь? Все, кого мы любим! Все. Словно чья-то рука шарит в толпе и выхватывает их по одному…

— Иннес возвращается, — напомнил Дойл.

— А как насчет Кингсли? Он ведь все еще там! Дойл расстегнул воротник.

— Под Ипром, — сказал он самым рассудительным голосом, — погибли сотни тысяч. Сотни тысяч гибнут на Сомме. Это просто… статистика.