Красная комната

   Я решил немедленно произвести систематический осмотр комнаты и рассеять фантастическое влияние темноты, пока оно не овладело мной. Проверив замок двери, я начал ходить по комнате, осматривая со всех сторон каждый предмет обстановки; я приподнял оборки кровати и широко раздвинул ее занавеси. Перед тем как закрыть ставни, я приподнял жалюзи и исследовал запоры окон, потом нагнулся вперед и заглянул вверх - в черноту широкого камина - и постучал по темной дубовой обшивке, ища какого-нибудь скрытого отверстия. В комнате висели два больших зеркала, каждое с парой канделябров, со свечами, а на камине стояли свечи в китайских подсвечниках. Я зажег все свечи одну за другой. В камине лежал уголь - непредвиденный знак внимания со стороны старого управляющего. Я зажег огонь и, когда он хорошо разгорелся, стал к нему спиной и снова осмотрел комнату. Я пододвинул обитое ситцем кресло и стол, чтобы образовать перед собой нечто вроде баррикады, и положил на стол заряженный револьвер. Этот тщательный осмотр принес мне пользу, но все же я нашел, что темнота в отдельных углах и полная тишина слишком возбуждающе действуют на мое воображение. Эхо, отвечавшее на шорох, и потрескивание огня не могли служить мне успокоением. Тень в алькове (особенно наверху) отличалась неопределимым свойством намекать на чье-то присутствие, странной способностью внушать мысль о притаившемся живом существе, мысль, которая так легко возникает в безмолвии и одиночестве. Наконец, чтобы успокоить себя, я вошел в альков со свечой и удостоверился, что там нет ничего осязаемого. Я поставил подсвечник на пол у алькова и оставил его там.

   К этому времени я находился уже в состоянии значительного нервного напряжения, хотя рассудок мой и не находил к этому никакой основательной причины. Мысли мои, однако, были вполне ясны. Я совершенно непритворно сознавал, что ничего сверхъестественного не может произойти, и, чтобы занять время, начал складывать стихи о своеобразной легенде этого места. Я попробовал громко декламировать их, но эхо показалось мне неприятным. По этой же причине я бросил по прошествии некоторого времени беседу с самим собой о призраках и их визитах к живым. Мои мысли вернулись к трем старым развалинам там, внизу, и я попытался удержать их на этом предмете. Мрачное сочетание черного и красного в комнате смущало меня; даже при семи свечах помещение казалось темным. Свеча в алькове неровно вспыхивала, а колебание пламени в камине заставляло тени и полутени беспрерывно меняться и шевелиться. Оглядываясь вокруг, чтобы найти какое-нибудь средство против этого, я вспомнил о свечах, которые видел в коридоре, и, сделав над собой легкое усилие, вышел в лунный свет, держа в руках свечу и не закрывая за собой дверей. Вскоре я вернулся с целым десятком свечей. Я разместил их в различных безделушках, которыми щедро была украшена комната, зажег их и расставил в тех местах, где тени были всего гуще, - некоторые на полу, некоторые в углублениях окон, - пока, наконец, мои семнадцать свечей не были размещены таким образом, что каждый дюйм комнаты оказался непосредственно освещенным по крайней мере одной из них. Мне пришло в голову, что, если привидение появится, придется предупредить его, чтобы оно не споткнулось. Теперь комната была освещена совсем ярко. В этих маленьких струящихся язычках заключалось что-то очень веселое и ободряющее, а необходимость снимать с них нагар дала мне занятие и вызвала облегчающее сознание, что время проходит.

   Однако, несмотря на это, мысль о предстоящем бодрствовании угнетала меня. Было уже за полночь, когда свеча в алькове внезапно погасла и черная тень снова прыгнула на свое место. Я не заметил, как она потухла; я просто повернулся и увидел, что темнота стояла уже там; так иногда двинешься и заметишь вдруг неожиданное присутствие чужого.

   "Черт возьми! - произнес я вслух. - Здоровый сквозняк!" И, взяв со стола спички, я прошел небрежной походкой через комнату, чтобы снова осветить угол. Первая спичка не загорелась, и, когда я чиркнул вторую, что-то мигнуло на стене передо мной. Я невольно повернул голову и увидел, что обе свечи на маленьком столике около камина погасли. "Странно! - сказал я. - Не сделал ли я этого сам в припадке рассеянности?"

   Я вернулся обратно, снова зажег одну из свечей и, делая это, увидел, что свеча в правом канделябре одного из зеркал замигала и погасла, а за ней почти немедленно последовала ее соседка. Тут не могло быть ошибки. Пламя исчезло, как будто кто-то зажимал фитили между пальцами, и они сразу почернели, не светясь и не дымя. В то время, как я стоял, раскрыв рот, свеча у подножья кровати погасла, и тени, казалось, приблизились ко мне еще на один шаг.

   - Нет, это не пройдет! - сказал я, и сначала одна, а потом другая свеча на камине погасла.

   - В чем дело? - воскликнул я со странной визгливой нотой, каким-то образом проникшей в мой голос. При этом свеча на шкафу погасла, и та, которую я снова зажег в алькове, последовала за ней.

   - Ого! - сказал я. - Эти свечи заколдованы!

   Я говорил с полуистерической шутливостью, чиркая при этом спичкой, чтобы зажечь свечи на камине. Мои руки так сильно дрожали, что я дважды провел спичкой мимо шероховатой бумаги спичечной коробки. Когда камин снова выступил из темноты, в самом отдаленном углу у окна погасли две свечи. Но я снова зажег той же спичкой более крупные свечи у зеркала и на полу около порога двери и таким образом, казалось, на минуту одержал верх над силой, гасившей их. Но тут одним порывом исчезло сразу четыре огня в различных углах комнаты, и я с дрожащей торопливостью зажег другую спичку и остановился в нерешительности, не зная, куда ее поднести.

   Пока я стоял таким образом, колеблясь, невидимая рука, казалось, смахнула две свечи на столе. С криком ужаса я бросился к алькову, потом в угол, а затем к окну, успев зажечь три свечи в то время, как две другие погасли на камине; затем, придумав лучший способ, я бросил спички в обшитый железом ящик для бумаг в углу и взял в руку подсвечник. Благодаря этому я избегал проволочки зажигания спичек. Но, несмотря ни на что, свечи упорно гасли, и тени, которых я боялся и против которых боролся, снова вернулись и стали подползать ко мне, отвоевывая шаг то с одной, то с другой стороны. Это напоминало неровную грозовою тучу, сметающую звезды на своем пути: от времени до времени одна из них загоралась на минуту и снова исчезала. Теперь я почти обезумел от ужаса перед надвигающейся тьмой, и самообладание покинуло меня... Я скакал, задыхающийся и всклокоченный, от свечи к свече в тщетной борьбе с этим неумолимым наступлением. Я разбил себе об стол бедро, я опрокинул стул, я споткнулся и упал, стащив при падении скатерть со стола. Моя свеча откатилась от меня, и я, поднявшись на ноги, схватил другую. Она внезапно погасла, когда я размахивал ею над столом, задутая, по всей вероятности, ветром, вызванным моим резким движением. И немедленно же обе оставшиеся свечи последовали за ней. Но в комнате все еще был свет - красное пламя, отгонявшее от меня тени. Камин! Конечно, я мог просунуть свою свечу между перекладинами и снова зажечь ее.

   Я повернулся к тому месту, где между пылающими угольями все еще плясало пламя, разбрасывая по мебели красные отблески: но не успел я сделать и двух шагов по направлению к решетке, как огонь тотчас же начал колебаться и погас, жар исчез, отблески заметались и померкли, и, когда я всовывал свечу между перекладинами, темнота сомкнулась вокруг меня, как закрывается глаз, окутала меня удушающим объятием, запечатала мое зрение и раздавила последние остатки рассудка в моем мозгу. Свеча выпала из моих рук. Я простер руки в тщетном усилии оттолкнуть от себя давящий мрак и, возвышая голос, вскрикнул изо всех сил - раз, другой, третий. Затем я, должно быть, вскочил, шатаясь, на ноги, Я знаю, что вспомнил озаренный луной коридор и, втянув голову, закрыв лицо руками, бросился к двери.

   Но я забыл точное место, где была дверь, и тяжело стукнулся об угол кровати. Я отшатнулся назад, повернулся и получил удар или сам ударился о какой-то громоздкий предмет. У меня осталось смутное воспоминание о том, как я метался таким образом, ударяясь в темноте, о судорожной борьбе и о собственных диких криках, которые я испускал, устремляясь то туда, то сюда, о тяжелом ударе, полученном под конец в лоб, об ужасном ощущении падения, длившемся целую вечность, о своем последнем безумном усилии удержаться на ногах... затем я ничего больше не помню.