И всю ночь ныла грудь

— Ты меня напугала, — сказала Мария.

— А меня до смерти напугал этот гром, — сказала Гудихан. — Он ударил так неожиданно… Я не спала… Но не заметила молнии.

— А ее и не было…

— Молния обязательно была… Мы попросту не заметили ее… Может, она сверкнула за горой?..

— Полил ливень, — сказала Мария.

— А почему не спишь?

— Жду.

— Придет.

— Я жду, — твердо выговорила Мария. — Он никогда не опаздывал не предупредив.

— С ними это случается, — сказала Гудихан, не выпуская чубука изо рта.

— С ними — да, а с ним — нет, — возразила Мария.

— Все они одинаковы, — сказала старуха.

— Они одинаковы, а он не похож на них, — упрямо стояла на своем Мария.

— Что с тобою? — спросила старуха.

— Ничего…

— Ты что-то не в себе…

— Возможно…

— Тяжело дышать, — вздохнула Гудихан.

— После грозы легче будет.

— Пойду прилягу, — сказала Гудихан.

Мария Читанаа вытянула руку и в одно мгновенно набрала в ладонь холодной воды. Ливень хлестал не на шутку, небеса обрушивались па землю. Это было ясно.

«Если укрылся он под дубом, в него может ударить молния, — подумала Мария. — Но он не пойдет под его ветви. Он знает, что значит дерево в грозу! Вполне возможно, что пробежит он сотню шагов и найдет хорошее место под навесом скалы. Но под этой скалою потекут бурные потоки, а они способны сбить с ног даже великана…»

Тут сверкнула молния. И чуть не ослепила женщину… Она отпрянула назад, к стенке. Удар грома потряс горы. А затем небесная канонада продолжалась почти непрерывно. Гром, ливень, шум водяных потоков, побежавших с гор… Все смешалось, все слилось в единое апокалиптическое гудение, совершенно невыносимое для слуха.

Но она не испугалась. Она никого и ничего не боялась в этот час. Она облокотилась о перила и упрямо смотрела прямо перед собою. И слушала, слушала: не прорвется ли шум его шагов сквозь эту страшную канонаду? Даже сквозь этот грохот, она распознала бы его шаги — такие тяжеловатые, мужские шаги. Она была совсем молоденькой, когда вышла за него замуж. Он тогда казался ей пожилым. Но вот прошло шестнадцать лет, а он выглядит почти молодым. Или это, может, так кажется ей?.. Он привез ее сюда, сделал соседкой медведей и шакалов, научил ее все знать и все понимать. И теперь она не мыслит эту землю без него, без его шагов. Когда она порою навещает его в мельнице и он выходит к ней, посыпанный душистой свежей мукою, — выглядит Герасим кормильцем всех людей, а не только этого горного села. Она научилась ждать его и не волноваться. Он знает здесь каждую тропинку, каждую берлогу, знает лее и горы, ущелья и поймы рек. Чего, собственно, ей беспокоиться?..

Она перегибается через перила, ночь обдает ее лицо колючими брызгами, и она все слушает: не идет ли он?..

Снова появляется старуха. Она набросила шаль на белую сорочку, которая до пола. Она удивляется тому, что не спит жена ее сына. Неужели эта гроза способна напугать ее? Разве это впервой?

Гудихан щурит глаза — молнии уж очень ослепительны, просто невмоготу их сверканье. А чубук во рту.

— Женщина, — говорит она хрипло, — пошла бы отдыхать.

— Я постою…

— Сколько же можно стоять? Учти: мужчины не очень-то уважают жен, которые ждут у ворот.

— А я с крыльца не сходила…

— Это все равно — что крыльцо, что ворота… У тебя волосы мокрые. Этот апрельский дождь но такой уж невинный. Можно запросто простудиться.

— Я простуды не боюсь…

Старуха садится на стул, кутается поплотнее в шаль и продолжает попыхивать трубкой. Давно не видела она свою сноху в таком беспокойстве. Что это с нею?

— Слышишь? — вдруг спрашивает Мария.

— Нет. А что?

— Его шаги.

А гром гремит, молнии сверкают, земля и небо слиты воедино потоками ливня. Разве тут услышишь шаги?..

— Нет, я слышу явственно, — говорит Мария. — Он приближается к речке…

— К чему? — удивляется Гудихан.

— Слава богу, он у речки!

Мария Читанаа очень рада. Может, подогреть ужин? Впрочем, она все сделает в одну минутку, как только он покажется у ворот.

До речки добрых три километра. Как же это можно услышать его шаги? Что с Марией?

— Женщина, — сердито ворчит Гудихан, — неприлично вот так вести себя. Можно подумать, что в целом свете никто не ждет мужа, кроме тебя. Разве только у тебя муж и разве ты одна дожидаешься в ночи? Поди успокойся…

— Он вот-вот появится… Он совсем близко… У речки…

Гудихан что-то проворчала, поднялась с места и подошла к перилам. Она уставилась в темноту, до предела переполненную ливневой водой. Тоже прислушалась, — но ничего, кроме шума дождя, ничего, кроме сущего потопа на земле! Она знала своего сына, знала свой уголок земли и верила им беспредельно, точнее — доверяла им беспредельно…

Так простояли они очень долго. Час, а может и два.

— Я слышала его шаги, — говорила жена. — Да и сейчас слышу. Я же не глухая!

Обе женщины спрашивали себя: сколько же можно идти от речки до дома? Но вслух боялись произнести эти слова.

— У меня почему-то ноет грудь, — сказала жена, — Ноет всю ночь…

— От ожидания, — успокоила мать.

— Да, разумеется, — согласилась жена.

— Когда ждешь, всегда ноет, — сказала мать.

— Мне хочется выйти навстречу, — сказала жена, — Я уверена, что он топчется. У самой речки. Он ждет, пока пройдет дождь и спадет вода.

В небе что-то грозно заурчало, сверкнула молния, и загромыхал гром — такой протяжный, неторопливый, основательно потрясший весь мир.

— Допустим, топчется на берегу, — предположила мать, — чем ты ему поможешь?

— Крикну, чтобы не беспокоился о нас.

— А что с нами случится? Разве этим молниям не тысяча лет? А?

— Все равно, ему будет покойнее.

— Я одну тебя не пущу. Может, разбудить девочек?

— Девочек? — Мария задумалась.

— Не стоит. А вот я, пожалуй, пойду. Бурку ему доставлю, а то он замерзнет на дожде.

— Бурку? Ты ее перебросишь через речку?

— Придумаем что-нибудь. Прихвачу веревку, и что-нибудь да придумаем.

Прямо позади дома раздался такой грохот, что казалось, гора пополам треснула. Только здоровые девочки могли спать в этакую погоду, с этаким фейерверком…

Вдруг Мария схватила старуху за руку.

— Слышишь? Он зовет меня!..

— Не слышу. Это кажется тебе. Не сходи с ума и не своди меня. Скоро рассвет, и мы пойдем к речке.

Мария не выпускала старушечью руку, все сильнее сжимала ее.

— Нет, — сказала она решительно, — надо идти сейчас же! Он зовет. Разве не слышишь?

Старуха ничего не слышала: грохотал гром, шумела листва во дворе, хлестал дождь. Что же можно услышать в этом адском столпотворении?

У Марии Читанаа неимоверно расширились глаза. Волосы растрепались и слиплись на лбу… Она явственно слышала! Более того — прекрасно разбирала каждое слово. Неужели старуха так уж туга на ухо? Неужели глуха?

— Он позвал меня, — продолжала Мария, — ему, должно быть, худо. Что это с ним? Кажется, он лежит на берегу. Убили, может? Или, может, захлебнулся в воде? Может, выпил сверх меры и упал?

— Тоже скажешь! — упрекнула старуха. — Как же такое может на ум взбрести? Разве Герасим какой-нибудь пьянчужка? Когда он пил? Когда он валялся на дороге? Ты что-то наговариваешь! Это уж слишком!

— Нет, — продолжала Мария Читанаа в каком-то исступлении, — он зовет. Неужели я должна торчать здесь, если ему требуется помощь?

— Да нет же! — жестко сказала старуха. — Все это ты внушаешь себе! Какая ему помощь? Мужчина в соку, хоть медведя свалит!

— Это ничего не значит… Вот и сейчас позвал… У меня в ушах, словно живой, этот галечный шум. Ведь гальки же на берегу речки? Правда?

— Да, гальки. Они там с самого сотворения мира.

— Вот видишь, я не ошибаюсь!.. Не может он так долго стоять, — значит, он лежит. Ты понимаешь? Он лежит!

Старуха вырвала руку и попятилась назад, еще плотнее кутаясь в шерстяную шаль. Ее морщинистое лицо осветилось вспышкой молнии.