Песнь демона

Я выдавила на ладонь немного белого крема и принялась смазывать им открытые части тела. Запах кокоса был очень приятен. Он унес меня в другие времена, когда переживать мне нужно было только о равномерности загара.

— Кстати, я ее поблагодарила за последнюю кастрюльку «фо»?

Дона вздернула брови и поджала губы.

— Не помню. Но не сомневаюсь, что я поблагодарила ее за тебя. Надо бы попросить ее, чтобы она снова сварила этот супчик для тебя. Она обожает стряпать, и ничто на свете не приносит ей большего счастья, чем когда ее об этом просят.

Я намазала кремом все, что только можно было намазать, включая уши, и отдала тюбик Доне.

— Спасибо. Теперь все в порядке. Или я еще о чем-то забыла?

Дона и Дотти переглянулись.

— Мне ничего в голову не приходит, — призналась Дона. — А что тебе Алекс сказала насчет того снайпера, который метил тебе в голову на чтении завещания Вики? Я знаю, что его поймали, но выяснили ли, с какой стати он стрелял в тебя или на кого он работает? Мне она на прямой вопрос не ответила.

Я мысленно выругалась, потому что я напрочь забыла спросить Алекс об этом.

— Нет. Но я спрошу ее об этом завтра. — Я бросила взгляд на мужчину, сидевшего в приемной. Видимо, он дожидался приема у Рона. При слове «снайпер» мужчина поднял голову. Мне совсем не хотелось говорить об этом происшествии при посторонних. — Спасибо, что напомнила.

Да… Печально, когда забываешь о снайпере, который пытался всадить три пули тебе в башку. Большинство людей думали бы об этом каждую секунду, а для меня это стало самым что ни на есть будничным событием.

Да, тоска. Хотелось бы жить повеселее.

По дороге до машины, держа одной рукой зонтик, я просмотрела сообщения, которые несла в другой руке. Прочитав очередное послание, я сжимала его в зубах. Большинство писем пришло от уже существующих клиентов, которые интересовались, смогу ли я поработать с ними в определенные дни в указанное время. Ответить я могла, только сверившись с календарем. Поравнявшись с машиной, я сунула прочитанные письма в карман пиджака. Открывая дверцу, я обратила внимание на одно сообщение… и чуть не выронила зонтик. А вот ключи от машины уронила.

Сообщение было от Джона Крида.

Что за чертовщина?

Не странно, что я не нашла «муху». Кто-то доставил ее Криду. Конечно, можно было порадоваться тому, что гаджет вернулся к хозяину, но это означало, что… черт побери!

Я подобрала с асфальта ключи и опрометью бросилась обратно. Когда я вбежала в приемную, обе секретарши вытаращили глаза. Я отчаянно помотала головой и прижала палец к губам. Дотти огляделась по сторонам с таким видом, словно ждала, что сейчас кто-то выскочит из угла. Я схватила ручку и быстро написала на листке блокнота:

Я повернула блокнот так, чтобы написанное мной увидели Дона и Дотти. Я повторила те же слова несколько раз одними губами. С виду могло показаться, что я прошу своих сотрудниц вызвать истребителей насекомых. Так оно и было. Вот только Джастин работал не в санэпидстанции. Он был нашим главным консультантом по безопасности. Беспокоившие меня «жучки» представляли собой микроскопические электронные подслушивающие устройства. В кабинете на тот момент, когда Крид вручил мне «муху» и попросил составить отчет о ее использовании, находились только мы с ним, а Джонсу я ни слова об этом не говорила. Ну, то есть… не исключено, что я что-то выболтала, напичканная обезболивающими, в конспиративном доме. Не исключено, но маловероятно. Те мерзавцы, которые пытали меня, говорили, что меня трудно расколоть. Те из них, которые живы, в смысле.

И тут Дотти просияла и написала на ладони маркером слова «подслушивающие устройства». В глазах Доны зажглись радостные огоньки — она наконец поняла смысл того, что я написала в блокноте, но радость тут же сменилась возмущением из-за того, что все это означало. И я не могла винить Дону. Она еле заметно кивнула и сняла трубку телефона. Я снова направилась к своей машине. На сердце у меня немного полегчало. Джонс крут, но Джастин еще круче. Каких бы «жучков» ни наставил Джонс, Джастин их непременно разыщет.

Прекрасное голубое небо, пушистые белые облака. Все это почти кричало: «Рождество!» Было ужасно жалко, что нельзя открыть верх у моей «Миаты», но с открытым верхом я могла теперь ездить только по ночам. Парень с колокольчиком из «Армии Спасения», стоявший на углу, в темном пиджаке, резко выделялся из яркой разноцветной толпы прохожих. Но он напоминал людям о том, какое сейчас время, и они доставали бумажники, открывали сумочки и бросали монетки и купюры в красное пластиковое ведерко.

Примерно на полпути до клиники Берчвудз я вспомнила, что вчера вечером не позвонила бабушке. Я включила радио, закрепила мобильник на подставке на приборной доске и включила устройство громкой связи. Вызвав номер бабушки из телефонной книги, я услышала ее ответ после первого же гудка.

— Привет, бабуля. Что новенького?

Я не услышала ни спокойного голоса, ни веселого щебетания. Гневное стаккато:

— Селия Калино Грейвз? Где тебя, хотела бы я знать, носит? Я уже два часа жду!

Черт! Она меня ждет? Но зачем?

— А-а-а… У нас были какие-то планы на сегодняшнее утро?

День был будний, так что речь не могла идти о церкви. О чем мы говорили, когда в последний раз созванивались?

— Сегодня девятое декабря, юная леди. Ты как думаешь, какие у нас планы?

О, Господи. Двадцать вопросов. Я терпеть не могла, когда бабушка брала такой тон. Поразмыслим… Девятое декабря. Не воскресенье, не праздник. Нет, минутку. Значит, все же был какой-то праздник, но я о нем забыла. С отчаянием и смущением я пробормотала:

— Мамин день рождения.

— А ты забыла, да? Ты хотя бы подарок купила?

В голосе бабушки прозвучал упрек. Отчасти я этого заслуживала, но со своими чувствами ничего поделать не могла.

Я фыркнула.

Не так просто вдохновиться выбором подарка, когда, чтобы ты ни купила, тебе это каждый год швыряют в лицо. В буквальном смысле. Или в мусорное ведро. А порой она продает мои подарки, чтобы купить выпивку.

Но, как и следовало ожидать, сочувствия я не дождалась.

— Это непростительно, и ты это знаешь. Важно не то, что она делает с твоими подарками. Ты сейчас же отправишься в супермаркет и купишь маме какой-нибудь милый подарок. А потом ты заскочишь за мной и мы поедем ее навестить.

— Навестить? В тюрьме? А ей уже разрешают принимать посетителей?

Боже милостивый, ну ладно, я съезжу к доброму, хорошему психотерапевту? Мне так не хотелось видеть мою мать в оранжевом комбинезоне и наручниках в день ее рождения.

— Подарки туда точно приносить нельзя.

— Да, оставить их там не получится, это верно. И заворачивать нельзя. Но я спросила, и мне ответили, что мы сможем отдать Лане поздравительную открытку, а подарки можно будет хотя бы показать — после того как они пройдут инспекцию. Она будет знать, что мы помним о ней.

Последние слова бабушка произнесла тихо, с надрывом. Я поморщилась и потерла висок — голова вдруг разболелась.

Пожалуйста, не плачь, бабуля. Ты не виновата в том, что мама — пьянчуга и неудачница.

А на самом деле бабушка была до некоторой степени в этом виновата, но напоминать об этом ей не стоило. Я знала, как больно ей было, когда маму посадили. Бабушка дала ей свою машину и позволила сесть за руль без прав… а мама была пьяна. Это был уже третий случай, когда ее задержали за вождение в пьяном виде, и, на мой взгляд, судья был еще очень снисходителен, назначив всего три месяца тюрьмы. Причем в городской, а не в тюрьме штата.