Жизнь мальчишки (др. перевод)

— Это ужасно, — подал голос отец.

— Ничего, я давно это пережил. Услышав об этом, я выбил Дэхнайнедирку передний зуб, за что провел год на каторжных работах. Но от тяжкого труда я стал только выносливее, что в результате спасло мне жизнь.

— Вы… выбили ему передний зуб?

— Именно так. Я отлично ему врезал, прямой в челюсть. О, эта парочка как нельзя лучше подходила друг к другу. Лицо мистера Стейнера скривилось от боли.

— Мы звали его жену «Птичницей», потому что у нее была коллекция из двенадцати птичек, сделанных из глины, замешанной на пепле из человеческих костей. А у самого доктора Дэхнайнедирка, который раньше служил ветеринаром в Роттердаме, была одна забавная привычка.

Отец не мог говорить. Наконец он сделал попытку и выдавил из себя:

— Что за привычка?

— Он любил лично сопровождать заключенных, отправлявшихся в газовую камеру, и давать им имена.

Глаза мистера Стейнера были прикрыты: его взгляд был устремлен в ужасы прошлого.

— Смешные имена, самые разные. Я никогда не забуду, как он назвал мою Веронику, мою прекрасную златовласую Веронику. Он назвал ее «Солнечный лучик». Он сказал ей:

«Полезай внутрь. Солнечный лучик! Полезай прямо внутрь!» Она была очень больна, и ей пришлось ползти по собственному…

Глаза за стеклами очков мистера Стейнера затуманили слезы. Быстро сняв очки, он резким движением протер глаза, как человек, привыкший в любой ситуации держать свои чувства под строгим контролем.

— Прошу прощения, — пробормотал он. — Иногда я забываюсь.

— Как вы себя чувствуете? — спросил мистер Ли Ханнафорд моего отца. — Вы ужасно побледнели.

— Могу я… можно мне взглянуть на эту фотографию еще раз?

Мистер Стейнер молча выложил фото перед отцом. Отец закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— О нет, — прошептал он. — Господи, ради Бога, только не он.

Мистер Стейнер понял чувства отца:

— На этот раз вы его точно узнали?

— Да. Я знаю, где он живет. Не так далеко отсюда. Точнее сказать, совсем рядом. Но он был… таким приятным человеком.

— Я знаю доктора Дэхнайнедирка очень хорошо. Можно сказать, мне известна его подлинная суть. Точно так же я знаю и его жену. И вы наверняка поняли, кто они такие, когда взглянули в лицо Джеффа Ханнафорда. Я уверен, что доктор Дэхнайнедирк и Кара наверняка пытали его, для того чтобы дознаться, кому еще известно, куда он отправился или кому еще он передал ту информацию, что была записана в его дневнике. Когда он сказал, что никто больше не знает, куда он поехал и где теперь живет доктор Дэхнаинедирк, они забили его до смерти. Когда вы заглянули в лицо Джеффа Ханнафорда, вы поняли, насколько порочна и извращена душа у доктора Гюнтера Дэхнайнедирка. Я молю Бога за то, чтобы вам никогда больше не довелось увидеть перед собой лицо настолько измученного и истерзанного человека.

Молча поднявшись с места, отец достал бумажник и принялся нашаривать в нем деньги, но мистер Стейнер выложил деньги на стол.

— Я отвезу вас к нему, — сказал отец и, повернувшись, направился к двери.

— Такой прекрасный молодой человек, — говорил мне доктор Лизандер, стоя между мной и лестницей, ведшей к свободе. — Я вижу в тебе. Кори, истинную устремленность терьера. Я прав? Для того чтобы начать, тебе хватило крошечного зеленого перышка, и ты сумел распутать все до конца — воистину, это поразительно! Я восхищаюсь тобой. Кори, откровенно восхищаюсь!

— Доктор Лизандер? — снова решился подать голос я, чувствуя, как мою грудь сковали стальные обручи. — Мне правда пора домой.

В ответ доктор молча шагнул ко мне. Я так же поспешно отступил.

Тогда он замер, уверенный в своем превосходстве.

— Я хочу, чтобы ты отдал мне это зеленое перышко. Знаешь, зачем оно мне нужно?

Я отрицательно покачал головой.

— Потому что ты расстроил мисс Соню. Потому что вид этого пера напомнил ей о прошлом, отчего ей стало невообразимо горько. Прошлое нужно оставить в покое. Кори, пусть себе лежит в тишине. Мир должен жить. Много для этого не нужно, нужно всего лишь оставить прошлое в покое, разве ты со мной не согласен?

— Я не знаю…

— Но нет, подобно тому как ты нашел это зеленое перо, люди пытаются воскресить прошлое снова и снова, и снова и снова. Они выкапывают прошлое из могил и выставляют его мощи на всеобщее обозрение, да что там — на общее осмеяние. Прошлое становится предметом развлечения, но мало кто помнит о том, что раз обеспокоив прошлое, за это приходится платить опять и опять. В любом случае человек остается в проигрыше, в любом, запомни это, Кори. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Я ничего не понимал. Где-то вдалеке, на железной дороге, запел свою песню товарный поезд.

— У человека нет ничего, кроме чести! — сказал тогда док-гор Лизандер, и глаза его лихорадочно заблестели. — Честь для нормального человека превыше всего! Но взгляни на мир, что окружает нас, Кори! Только посмотри, во что он превратился! Всегда и всюду мы преследовали свои цели, но оказалось, что, двигаясь к своей цели, нам этот мир не объять! Теперь мы имеем только то, что имеем. Хаос и грубость окружают нас со всех сторон. Расы смешиваются друг с другом с такой вседозволенностью и быстротой, которой не позволяют себе даже животные. Более того, животные отвергают такую похоть! В свое время мне выпал шанс быть врачевателем рода людского. И я с честью делал свое дело. И знаешь что. Кори, я лучше встану на колени в грязь и даже лягу в грязь лицом, чем спасу недостойное человеческое существо. Вот насколько забота о людской расе высока во мне! Вот что я думаю о подлецах, повернувшихся к нам спиной и поправших нашу честь! Вот что я… вот что я… вот что я думаю обо всем этом!

Схватив со стола чашку с пушистым колли на боку, доктор Лизандер со всего маху разбил ее об пол. Чашка ударилась о кафель совсем рядом с моей правой ногой и разлетелась на мелкие осколки со звуком револьверного выстрела.

Наступила тишина.

Еще через минуту от двери наверху лестницы донесся голос миссис Лизандер:

— Что разбилось, Франц? Его голова, подумал я.

— Мы разговариваем, — ответил ей доктор Лизандер. — Всего лишь разговариваем, и только.

Я услышал над головой шаги миссис Лизандер, уходившей от двери в подвал, тяжелые шаги медведицы.

Потом над нами что-то скрипнуло.

И заиграли на пианино.

Играли «Прекрасного мечтателя». Миссис Лизандер и вправду была очень хорошей пианисткой. У нее был настоящий талант, я вспомнил, что то же самое говорила мне мисс Гласс Голубая. Я подумал о том, хватило ли у нее сил стянуть горло взрослого мужчины проволокой для перевязки тюков с сеном, не просто стянуть, а задушить этого человека до смерти, практически отделив его голову от тела. Или это сделал сам доктор Лизандер, когда его жена наверху вдохновенно играла на пианино, а испуганные попугаи кричали и бились в своих клетках, навсегда запоминая сцену насилия?

— Двадцать пять долларов в неделю, — сказал мне доктор Лизандер. — Но ты должен принести мне зеленое перышко и должен обещать мне никогда, никогда, не говорить о нем с мисс Соней. Прошлое мертво. Кори. И должно оставаться в своей могиле, там, где его законное место. Ты согласен со мной. Кори?

Я согласно кивнул. Ничего другого мне не оставалось делать.

— Хороший мальчик. Когда ты принесешь мне перо? Завтра днем?

— Да, сэр.

— Это очень, очень хорошо. Когда ты принесешь его мне, я уничтожу его на твоих глазах, чтобы мисс Соня Гласс никогда больше не мучилась воспоминаниями о прошлом, никогда не думала о нем. И сразу же, в этот самый день, я выплачу тебе деньги за первую неделю. Договорились?

— Да, сэр.

Все что угодно, все что угодно.

— Вот и прекрасно.

Док Лизандер сделал шаг от лестницы.

— Только после вас, мин херц.

Я двинулся наверх.

Во входную дверь позвонили.

«Прекрасный мечтатель» внезапно оборвался. Я снова услышал скрип: крышку пианино закрыли. До двери в коридор оставалась всего какая-то ступенька, когда док Лизандер положил мне руку на плечо и проговорил.