Я стану демоном через шесть дней (СИ)

Выйдя на улицу, Фёдор уныло поплёлся по тротуару. В его голове вертелись тысячи мыслей. И самой навязчивой была та, что демоном он уже почему-то быть не хотел. События, случившиеся с ним после смерти, заставили на многое смотреть под другим углом. Теперь он точно знал что есть Рай и Ад. Точно знал, где проведёт вечность. При этом, ему не давала покоя возможность прощения, о которой говорил священник и которую подтвердил сам Дьявол. Хотя... На примере греческого командира, возможно прощение даётся и не всем. А может у него просто больший срок? Сколько там веков прошло со времён сражения у Левктра? Много... Выходит, тем, кто пошёл на грех умышленно прощения не видать? А нужно ли оно Фёдору? Ведь у него все шансы стать демоном, старые обиды и ненависть всё ещё теплятся в нём. Но быть демоном хочется уже не так, как два дня назад...

Неожиданно его осенила мысль. С ехидной улыбкой, Фёдор направился в метро. В этот раз полиции на станции не было и единственным неудобством стал свисток толстой контролёрши, когда он прыгал через турникет. Спустя минуту, парень уже ехал в сторону своей бывшей работы.

Стоя перед дверями морга, он долго не решался войти. Здесь его знали абсолютно все, и для всех он был мёртв. Как скептики-врачи, которые сами констатировали его смерть, отнесутся к его появлению? Может не стоит пугать до полусмерти своих коллег, с целью их последующего спасения? Может пасть перед Сатаной на колени и молить прощения? Или всё-таки стать демоном? А может путь к демону, это и есть путь к спасению? Запутавшись в своих мыслях, Фёдор толкнул дверь и вошёл внутрь морга.

В глубине холодного помещения он слышал чьи-то голоса. Дежурная смена. Стараясь не шуметь, он прошёл вперёд по коридору и притаился у входа в комнату, где сидели люди и где он сам провёл не одну ночь. Коллеги, воспользовавшись выходным днём и отсутствием начальства, пили водку.

-Ну что, Петрович... Не чокаясь? -донеслось до Фёдора.

-Будем...

Парень прижался к стене и продолжал слушать.

-Эх, молодой парень... Жить да жить. Вот его чёрт подначил бомжей резать. И надо ему это было?

-Тсссс! Об Ущербном теперь либо хорошо, либо ничего, -ответил другой голос. От услышанного Фёдора перекосило злостью.

-Да что у ж там... Много про него хорошего вспомнишь?

-Может, и не много, а вот я лично от него и плохого ничего не видел. Да, дикой был немного. На мир волком смотрел. Однако и его жизнь покидала. Вот был бы у тебя диабет, вот ты бы чего делал?

-Ну не людей резал, это точно. Он бы и нас со временем, того... Может оно и к лучшему.

-Что к лучшему? Умер человек к лучшему? Какой бы ни был, а человек! Мы вот с тобой тоже хороши. Ты сам-то с ним хоть раз поздоровался, без шуток плоских? То руку ему сдавишь, что он от боли корчится, то Ущербным назовёшь. -Фёдора снова передёрнуло, -А он-то тебе хоть раз слово плохое сказал?

-Нет...

-Забитый парень был. С родителями не повезло, ни девке никакой не нужен... Врагу такой судьбы не пожелаешь. Наградил его судьба этим диабетом... Так бы может хоть бабу нашёл, детьми обзавёлся, а то ходил один и шарахались все его, словно заразный.

-Угу... Высушил его диабет знатно... Без слёз не взглянешь.

-Вот и хрен-то. Ему руку помощи протянуть надо было. А мы всё... Шутки шутили. Вот и сорвало парню крышу от такой жизни. Не чокаясь?

-Будем...

Прижавшись лбом к стене, Фёдор зажмурился что есть сил. Из глаз текли слёзы.

-Да, Петрович... Жалко парня. Очень жалко. А ведь и похоронили его как собаку. Он восемь лет этой больничке отдал, из морга почти не вылезал. Ты вспомни, все выходные, все праздники... Постоянно прикрывал нас. Кому подмениться, за кого просто выйти - никогда не отказывал.

-Да ему тут спокойней было.

-А вот это и плохо! Когда живому человеку посреди покойников спокойней. Однако из песни слов не выкинешь, работе он себя всего отдавал. Сколько интернов тут побывало, сколько он им знаний передал? А вскрывали-то они тех же бомжей. И кто на это внимания обращал? Никто. Помер бомж, и как жабу его на стол, на опыты. И никому дела не было. А Ущербный одного добил и всё! Начальство денег на похороны не дало и половина больницы скидываться отказалась. Вот ты, сколько дал?

-Нисколько. Могилу я с тобой вместе ковырял в земле промёрзшей.

-А вот я и могилу ковырял, и на крест двести рублей сдал. У него на могиле и нет ничего, кроме креста. Я имя на бумаге фломастером написал, да к кресту скотчем приладил. А то вообще как изгой, безымянный был.

-Так изгой он и есть. Вот ты сам посуди: он хоть раз с нами посидел? Компанию составил? Сколько раз звали?

-Вот дурак ты Петрович есть, дураком и помрёшь! Ты диабетика звал водку пить и шоколадками закусывать! И не по имени звал, а Ущербным! Пойдём, говорил, Ущерб, посидим, выпьем?! А то глаза у тебя скоро вываляться от худобы. И шоколадкой в лицо тыкал, на мол, поправляйся! Вот ты сам себя после этого кем считаешь?

-А ты его Ущербным не звал?!

-Звал. Но сейчас вот осознал, что и на моих руках кровь того бомжа. И я свой вклад внёс, что парень головой двинулся. Говорю ж, ему руку помощи протянуть надо было, а не измываться над болезнью. Не чокаясь?

-Будем...

Слыша бульканье глотков и хруст солёных огурцов, Фёдор, обхватив голову руками, сполз спиной по стене и уселся на голый пол. Слёзы катились градом. Дёргаясь от беззвучных всхлипов, грешник рыдал.

-Серёг, -раздался голос Петровича, -А ты слыхал что могилу-то Ущербного того... Осквернили.

Фёдор резко поднял голову.

-Как осквернили? Кто?!

-Да интерны поди. Из стариков-то вряд ли кто мог. Весь крест изрисовали и покосили.

-Ох, вандалы... Довели человека до белочки, и после смерти всё никак не оставят. Как же парня жалко... Был бы он сейчас здесь, я б на колени перед ним встал и прощения за все шутки вымаливал. Я, может, и не так жестоко подшучивал, ну да тоже свою ложку дёгтя добавлял... За всё бы перед ним извинился.

-Так извинись! -закричал Фёдор, стоя в дверях.

Врачи резко обернулись на него. Петровича затрясло от ужаса, лицо перекошенное паническим страхом свело судорогой и нижняя челюсть с треском вывернулась на бок. После он рухнул на пол, изо рта потекли слюни. Всё тело Петровича начало трястись, как от электрического тока. Второй врач вскочил и прижавшись к стене смотрел то на Фёдора, то на трясущегося на полу коллегу.

-Ты... Ты... Как...

-Ты хотел извиниться! Давай, я жду твоих извинений! Вставай на колени!

Врач, не в силах двигаться, продолжал стоять неподвижно и как рыба безмолвно шевелил губами.

-Где моя могила?! -закричал Фёдор.

Начиная трястись мелкой дробью, врач показал рукой направление.

-Где?! Я не понимаю?! Ты можешь сказать?!

-Ав... Аб... Ыт... -лепетал несуразицу врач.

Фёдор резко подошёл к нему, схватил за шкирку и с силой усадил на стул. Бросив перед врачом книгу учёта и ручку, он приказал:

-Пиши название кладбища, ряд и место!

Пока врач выводил на листе требуемое, Фёдор склонился над Петровичем. Тот продолжал трястись. Из перекошенного рта вывалился язык. Пнув его по спине, парень с усмешкой выдал:

-Весело было смеяться над больным человеком? Вот теперь пусть над тобой посмеются. Как можно назвать эпилептика? Дёрганый? Трясун? Ладно, без меня придумают, у других лучше получится. Носи на здоровье, болезнь благородная! У самого Достоевского такая была!

Вернувшись к врачу за столом, Фёдор выдрал из книги исписанный лист. Разобрать почерк перепуганного врача было сложно, но реально. Поняв, куда ему нужно, Фёдор молча вышел из морга на улицу.

Кладбище оказалось неподалёку, в черте города. Проехав зайцем пару станций метро, Фёдор выскочил из вагона и бегом побежал по эскалатору наверх. На улице он огляделся и, выбрав направление, бросился бежать дальше. Расталкивая прохожих он нёсся вперёд. Поскальзывался, падал, вставал и бежал снова. Люди с опасением смотрели на бегущего. В одежде не по размеру, с огромным синяком и расцарапанным лицом, парень выглядел настоящим безумцем. Забежав в ворота кладбища, Фёдор бросился к стенду с планом. Тяжело дыша, он посмотрел в записке ряд и место, после чего бросился туда. На ходу читая номерные таблички, он бежал вдоль свежих могил. Его место оказалось в самом дальнем, поросшим деревьями, конце. Проламываясь сквозь кустарник и увязая в сугробах, он задыхался, но продолжал бежать. В самом дальнем конце кладбища, в полуметре от каменного забора, он нашёл то, ради чего прибыл сюда. Свою могилу.