Американские рассказы и повести в жанре "ужаса" 20-50 годов

Вард принялся за поиски в начале августа, тщательно осматривая и ощупывая стены каждой комнаты, достаточно просторной для того, чтобы служить библиотекой бывшего владельца дома. С особым вниманием исследовал массивные панели над оставшимися нетронутыми каминами и пришел в неописуемое волнение, когда примерно через час обнаружил в одной из просторных комнат первого этажа обширное пространство над каминной доской, где поверхность, с которой он соскреб несколько слоев краски, выглядела гораздо темнее, чем обычная деревянная облицовка. Еще несколько осторожных движений острым перочинным ножом — и Вард убедился, что перед ним большой портрет, написанный маслом. Проявив, как подлинный ученый, терпение и выдержку, юноша решил, что рискует повредить картину, если продолжит сцарапывать краску ножом, спеша полюбоваться своим открытием; с сожалением оставив замечательную находку, он немедленно отправился за человеком, который мог оказать ему квалифицированную помощь. Через три дня вернулся с очень опытным художником, мистером Уолтером Дуайтом, чья мастерская находится у подножия Колледж-Хилл, и этот искусный реставратор тотчас же принялся за работу, применяя испытанные методы и необходимые химические препараты. Жильцов дома, старого Эйба и его жену, немного встревоженных приходом необычных гостей, должным образом вознаградили за вторжение в их мирный домашний очаг.

Работа художника продвигалась, и Чарльз Вард с возрастающим интересом следил за тем, как после долгого забвения на свет появляются все новые детали. Дуайт начал реставрировать снизу, и поскольку портрет был в три четверти натуральной величины, голова некоторое время оставалась закрытой. Но довольно скоро стало заметно, что на нем изображен худощавый мужчина правильного сложения в темно-синем камзоле, вышитом жилете, коротких штанах из черного атласа и белых шелковых чулках, сидящий в резном кресле на фоне окна, в котором виднелись верфи и корабли. Когда открылась верхняя часть портрета, Вард увидел аккуратный парик и худощавое, бесстрастное, ничем не примечательное лицо, которое показалось знакомым не только Чарльзу, но и художнику. И лишь потом, когда проглянули все черты этого гладкого бледного лика, у реставратора и его заказчика перехватило дыхание: удивление сменилось едва ли не ужасом, как только они осознали, какую зловещую шутку сыграла здесь наследственность. Ибо последняя масляная ванна и финальное движение лезвия извлекли на свет божий то, что скрывали столетия, и пораженный Чарльз Декстер Вард, чьи думы постоянно обращались к прошлому, увидел собственные черты в обличье своего страшного прапрапрадеда!

Вард привел родителей, чтобы те полюбовались на диковинку, и отец тотчас же решил приобрести картину, хотя она и выполнена на вделанной в стену панели. Бросавшееся в глаза сходство с юношей, несмотря на то, что человек, изображенный на портрете, явно выглядел старше, казалось чудом; странный каприз природы через полтора столетия породил точного двойника Джозефа Карвена. Миссис Вард совершенно не походила на своего отдаленного предка, хотя она могла припомнить нескольких родственников, которые имели черты, общие с ее сыном и давно сгинувшим купцом. Почтенная дама не особенно обрадовалась находке и заявила мужу, что портрет следовало бы сжечь, а не привозить домой. Она твердила, что в нем есть что-то отталкивающее, он противен ей и сам по себе, но особенно из-за необычайного сходства с Чарльзом. Однако мистер Вард, практичный и властный деловой человек, владелец многочисленных ткацких фабрик в Ривер-Пойнте и долине Потуксета, не привык прислушиваться к женской болтовне и потакать суевериям. Портрет поразил его сходством с сыном, и он полагал, что юноша заслужил такой подарок. Не стоит и говорить, что Чарльз горячо поддержал отца в его решении. Через несколько дней мистер Вард нашел владельца дома, пригласил юриста, — маленького человечка с крысиным лицом и гортанным акцентом, — и купил целый камин вместе с верхней панелью, где была картина, за назначенную им самим немалую цену, назвав которую он положил конец потоку назойливых просьб и жалоб.

Оставалось лишь снять панель и перевезти ее в дом Вардов, где уже приготовили все необходимое, чтобы завершить реставрацию и установить ее в библиотеке Чарльза на третьем этаже, над электрическим камином. Юноше поручили наблюдать за перевозкой, и двадцать восьмого августа он привел двух опытных рабочих из отделочной фирмы Крукера в дом на Олни-Корт, где они с великой осторожностью разобрали камин и панель для погрузки в принадлежащую Крукеру машину. Когда закончили, в стене, где начиналась труба, обнажился кусок открытой кирпичной кладки; здесь молодой Вард заметил углубление величиной около квадратного фута, которое раньше находилось прямо за головой портрета. Зачем оно и что скрывает? Заинтересовавшись, юноша подошел и присмотрелся. Под толстым слоем пыли и сажи он нашел какие-то разрозненные пожелтевшие листы, толстую тетрадь в грубой обложке и несколько истлевших кусков ткани, в которые, очевидно, завернули документы. Вард сдул грязь и пепел с бумаг, взял тетрадь, взглянул на строки, выведенные на обложке почерком, который он научился хорошо разбирать, когда работал в Институте Эссекса. Заголовок гласил: «Дневник и заметки Джозефа Карвена, джентльмена из Провиденса, родом из Салема». Пришедший в неописуемое волнение при виде своей находки, Вард показал ее рабочим. Они стояли рядом, и сейчас готовы присягнуть в том, что видели документы, а доктор Виллет, полностью полагаясь на их слова, не устает доказывать, что юноша в ту пору вовсе не страдал безумием, хотя в его поведении уже отмечались очень большие странности. Остальные бумаги тоже были написаны рукой Карвена, и одна из них, возможно самая важная, носила многозначительное название: «Тому, Кто Придет Позже: Как Преодолеть Ему Время и Пространство Сфер». Другая оказалась зашифрованной, возможно тем же способом, — как надеялся Вард, — что и манускрипт Хатчинсона, который он до сих пор не смог разгадать. Третья, к великой радости молодого исследователя, судя по всему, содержала ключ к шифру; а четвертая и пятая адресованы соответственно «Эдварду Хатчинсону и Джедадии Орну, эсквайрам, либо их Наследнику или Наследникам, а также Лицам, их Представляющим». Шестая и последняя называлась: «Джозеф Карвен, Его Жизнеописание и Путешествия; Где Побывал, Кого Видел и Что Узнал».

3.

Сейчас мы подходим к периоду, с которого, как утверждает наиболее ортодоксальные психиатры, началось безумие Варда-младшего. Найдя бумаги своего прапрапрадеда, Чарльз сразу же просмотрел некоторые места и, по всей вероятности, увидел нечто необычайно интересное. Демонстрируя рабочим заголовки, он, кажется, с особой тщательностью старался скрыть от них сам текст и проявлял чрезмерное волнение, которое едва ли можно объяснить исторической и генеалогической ценностью находки. Возвратившись домой, он поделился новостью с таким растерянным и смущенным видом, словно хотел убедить близких в необычайной важности обнаруженных записей, не показывая их самих. Он даже не познакомил родителей с названиями, а просто сказал им, что обнаружил несколько документов, написанных Карвеном, большей частью шифрованных, которые придется очень тщательно изучить, чтобы понять, о чем в них говорится. Очевидно, непрояви рабочие откровенное любопытство, юноша вообще ничего не показал бы им. Во всяком случае, он, несомненно, опасался выказывать особую скрытность, которая усилит сомнения и разногласия родителей по поводу нового приобретения.

Всю ночь Чарльз Вард просидел у себя, читая найденные бумаги, и даже на рассвете не прервал своих занятий. Когда мать позвала его, чтобы узнать, что случилось, он попросил принести завтрак наверх. Днем показался лишь на короткое время, когда пришли рабочие устанавливать камин и портрет Карвена в его библиотеке. Следующую ночь юноша спал урывками, не раздеваясь, продолжая ломать голову над разгадкой шифра, которым был записан манускрипт. Утром мать увидела, что он изучает фотокопию рукописи Хатчинсона, которую раньше часто ей показывал, но на вопрос «сможет ли тут помочь ключ, данный в бумагах Карвена», юноша ответил отрицательно. Днем, отвлекшись на время, он, словно зачарованный, наблюдал за рабочими, завершавшими установку портрета в раме над хитроумным устройством в камине, где большое полено весьма реалистично пылало электрическим огнем, и подгонявшими боковые панели, чтобы они не особенно выбивались из общего оформления комнаты. Переднюю, на которой написан портрет, подпилили и установили так, что за ней осталось свободное пространство, где мастера соорудили стенной шкаф.