Ужасы. Замкнутый круг

Я прислушался.

Хотя пространство под мостом было открыто, участок дороги длиной в несколько метров казался изолированным помещением. Здесь было светлее, чем снаружи, потому что ничто не заслоняло свет желтых фонарей, и, как я уже заметил, заговорив с Дэвидом, звуки замирали, словно наткнувшись на что-то мягкое. Опоры на противоположной стороне проезжей части были окружены лесами, но сквозь их решетку я различил граффити, нанесенные аэрозолем; там было написано красной краской: «Робсон, когда выйдешь — ты покойник». Моей любимой была надпись, виденная на стене одного здания на пляже, простая и элегантная: «Я чувствую себя немного нормально сегодня», [11]но тот пляж, казалось, находился в миллионах миль отсюда.

Должно быть, ветер ненадолго перестал свирепствовать, потому что я расслышал писк автомобильного гудка, прозвучавший, казалось, совсем близко. Он подействовал на Дэвида, как остроконечная палка на быка. Он неловко поднялся на ноги и пошел дальше, спотыкаясь и размахивая руками, словно не мог полностью контролировать свои конечности. Я устало сказал себе, что вряд ли смогу найти силы встать, но тронулся вперед, не успев додумать эту мысль. Дэвид бормотал что-то на ходу, но я не слышал его слов.

Я постоянно спотыкался, потому что под снегом в этом месте было навалено всякой дряни; нога моя зацепилась за шланг от компрессора, и мне пришлось пинком отбросить его прочь. Поодаль, на том месте, где должна была находиться обочина, я разглядел наполовину занесенные снегом механизмы, громоздкие генераторы с тяговыми устройствами и небольшой самосвал, который был бы для нас спасением, если бы не тот факт, что у него не хватало одного колеса. Выглядело это так, словно перед ухудшением погоды рабочие сверлили бетонную опору, как больной зуб. Холст, натянутый на леса, скрывал место работы, но ветер оборвал его, и вокруг дыры хлопало несколько лоскутов. Виднелась металлическая арматура, прутья были выгнуты наружу, словно в результате взрыва. Как будто рабочие дошли примерно до половины, а потом попавшая внутрь вода замерзла и дыра расширилась.

Сейчас я понимаю, что мне надо было как следует подумать, прежде чем идти дальше. Но есть некоторые вещи, вы можете обдумывать их сколько угодно, но никогда не догадаетесь, что вам суждено увидеть.

Я сосредоточился на одной картине и не видел ничего вокруг; я думал об автопоезде, который выступал из мглы в сотне ярдов впереди.

Первым, что я разглядел, были аварийные огни, и их было множество; я почти смог различить очертания тягача, как на тех рисунках, где горстка беспорядочно рассеянных звезд соединяется в невероятное созвездие. Они мигали в такт звуку сирены, и это зрелище было одним из самых радостных в моей жизни. Дэвид шагал впереди меня, словно заводная игрушка, которую ничто не может остановить.

Это был большой «континенталь» с тремя сложившимися, словно складной нож, секциями, настоящий дорожный монстр; должно быть, в движении он походил на горную лавину. Негромкий писк, который привел нас сюда, постепенно превратился в мерные, оглушительные звуки сирены. Дэвид попытался перейти на бег, но не смог — должно быть, силы его были на исходе.

Мы помогли друг другу забраться в кабину. Внутри синхронно с сиреной и огнями ревела сигнализация. Мика нигде не было видно.

— Где он? — спросил я.

— Бог его знает, — ответил Дэвид, изучая приборную доску, которая выглядела как часть кабины космического шаттла, — Он мог хотя бы оставить двигатель включенным.

— Может, он до этого не дошел.

Но Дэвид указал на пучок проводов, торчавший позади рулевой колонки.

— А это тогда что? — воскликнул он. — Спагетти с кетчупом? Проверь радио.

Я проверил.

— По-моему, не работает, — сообщил я.

Через минуту после нашего появления сигнализация отключилась и сирена смолкла. Тишина показалась мне почти болезненной.

К тому времени Дэвид нашел стартер и пытался завести мотор; первые две попытки закончились неудачно. Затем он подергал за провода, как ребенок, запускающий воздушный шарик, после чего, наверное, восстановился какой-то контакт, потому что с третьей попытки мотор под полом кабины мгновенно завелся. Через несколько секунд он заурчал, но затем, почти сразу, заглох.

— Мерзкая штука, — пробормотал Дэвид и попробовал снова, но двигатель упорно не желал оживать.

Дэвид тяжело откинулся на спинку водительского кресла. Я сказал:

— Может, мы сможем продержаться здесь.

— Печь не работает, — возразил он. — Тебе, наверное, кажется, что здесь тепло, но это после улицы. Если мы не заведем мотор, не вижу разницы, где сидеть — здесь или в том сарае.

Дэвид снова нажал на кнопку стартера, но безрезультатно.

— Вот тебе и причина, — вдруг сказал он, указывая на приборную доску. По-видимому, передо мной был датчик уровня горючего; судя по показаниям прибора, бак был почти пуст.

— У этих чудищ никогда не заканчивается бензин, — горько заметил Дэвид, видимо пытаясь передразнить Мика. — У них баки как цистерны. — И он с силой ударил по рулю, затем откинулся на спинку кресла с лицом темным, словно помятая слива.

В этот момент где-то во тьме загудел автомобильный сигнал.

Мы прислушались; вой ветра заглушил гудок, затем он донесся до нас снова. Сигнал шел откуда-то с шоссе.

— Пошли, — устало выговорил Дэвид и открыл дверь со своей стороны, чтобы вылезти наружу.

На этот раз он даже не вздрогнул от яростного порыва ветра. «Ну хорошо, — хотел было сказать я, — ты доказал свое, доказал, что ты не балласт, так почему бы теперь не посидеть и не отдохнуть немного», но вместо этого я неуклюже приподнялся и пополз наружу. Я был готов рухнуть и уснуть прямо здесь, на полу. Тогда я, скорее всего, умер бы во сне, после чего мой свежезамороженный труп был бы готов для морга, но в тот момент мне было все равно.

На полу кабины лежали перчатки на меху, принадлежавшие Мику.

Я протянул руку и подобрал их. Это была не галлюцинация, передо мной и в самом деле были перчатки. Должно быть, он снял их, чтобы сделать тонкую работу — замкнуть провода… Но как он мог бросить их здесь? У меня на руках были громоздкие лыжные рукавицы, но даже в них я почти не чувствовал пальцев от холода. Если Мик смог добраться до следующего брошенного грузовика, о чем, видимо, говорил сигнал, то вряд ли в ближайшее время ему придется играть на пианино.

Я выскользнул из кабины и повалился на снег с северной стороны гигантской машины. Дэвид ушел без меня, привлеченный сигналом, словно глубоководная рыба, попавшаяся на крючок. Гудки раздавались не так регулярно, но были слышны лучше.

Я чувствовал какую-то тревогу.

Во-первых, я думал об оставленных перчатках. Во-вторых, я знал, что никто не доверит большой трейлер и его груз стоимостью не меньше четверти миллиона водителю, который вылезет и пойдет по обочине с консервной банкой, чтобы добыть топлива. И радио — радио должно работать, хотя бы давая только белый шум, вроде той снежной пелены, что кружилась за окнами.

Я осматривал грузовик, когда споткнулся о тело Мика. Он лежал лицом вниз, и его почти замело снегом, отчего у меня на миг возникла безумная мысль, будто он на самом деле жив и просто спрятался в сугробе от ледяного ветра. Но, прикоснувшись к нему, я почувствовал, что тело затвердело, как мокрая простыня, вывешенная на улице зимой. Когда я наконец перевернул его на спину, то увидел, что из-под подбородка Мика торчит кусок железной арматуры, видимо извлеченный из опоры моста. Прут прошел сквозь горло, словно кто-то наколол голову, собираясь жарить ее на костре. Глаза убитого были полуоткрыты и превратились в куски льда. В голой руке он по-прежнему сжимал короткий лом, защитное орудие, которым он так и не сумел воспользоваться.

Это произошло около больших бензобаков, за кабиной. Баки были разрезаны, бензин вытек и ушел в снег. В прямом смысле разрезаны — их не просто проткнули или продырявили чем-то острым, я увидел четыре параллельные царапины, словно нанесенные когтями.