Умерев однажды, подумаешь дважды

— На что ты смотришь? — Спросил Джош, и я отклонилась назад.

— Ни на что. — Старый грузовик подпрыгнул, когда мы переезжали мост, и дома стали сменяться магазинами. Он ждал, что я скажу что-то. Так как нам оставалось около пяти светофоров, я вздохнула.

— Что ты помнишь с выпускного? — Спросила я тихо.

— То, что ты была настоящей — Он резко замолчал, и его шея стала красной. — Ой.

— Я была отвратительной, — закончила я за него, вздрагивая. — Извини. Я была в бешенстве, когда узнала, что ты попросил меня пойти с тобой на бал только потому, что твой отец хотел этого, потому что мой отец был обеспокоен тем, что я новенькая в городе и никого не знаю. Я была настоящей сукой.

— Нет, ты не была, — сказал он, но я могла сказать, что он все еще был взбешен по этому поводу. Я ничего не сказала, и он добавил. — Ты ушла с кем-то, кого я не знал, и я ушел домой рано. Это все.

Мои пальцы играли с резиновым уплотнителем открытого окна, когда я заколебалась, он притих, движение машин стало более интенсивным.

— Я ушла с парнем, которого ты никогда прежде не видел, — сказала я тихо, — но ты последовал за нами, чтобы убедится, что я нормально добралась до дома.

Джош сместил руки на руле, как будто я сказала что-то, о чем он никому и никогда не говорил.

— С твоей стороны это было очень мило, — сказала я, и он сглотнул, заставляя свое адамово яблоко двигаться. — Я была глупой. Я была зла на мир за то, что моя мама привезла меня сюда. То, что случилось — была не твоя вина. — Я медленно вдохнула, найдя силы продолжить. — Он направил машину под откос. Машина перевернулась, и приземлилась на дне оврага справа от дороги. — Я крепче схватилась за дверцу, и положила руку на живот, когда Джош остановился на перекрестке. Я не очень хорошо себя чувствовала.

— У него был меч, — сказал Джош, потом пересек перекресток. — В моем сне, я имею в виду.

Его голос стал, как будто он оправдывался, не верил в это, я положила руку на колено, чтобы скрыть царапину которую оставил коврик с лодки.

— Я не погибла в аварии, — продолжила я, — так что, он, ох, ну да. Он скосил меня. Я не помню ничего после этого, и до самого момента, когда я очнулась в морге.

Джош издал звук, говорящий, что он мне не верит. — Отлично, Мэдисон, — усмехнулся он. — Так сейчас ты мертва.

Сияние вокруг Харлей-колокольчика стало ярче, и ангел-хранитель выпалила: — О, мой Бог на небесах, так ты мертва! Почему я охраняю мертвого человека?

Игнорируя ее, я крепче сжала свой амулет, когда она подлетела взглянуть на него.

— Ох-ох-ох! — Прошипела она, ее сияние почти исчезло. — Кайрос просто лопнет. Он знает, что у тебя его амулет? Где ты взяла его? Тебе его дал Хронос? Как он раздобыл его?

Сквозь ее сияние я покосилась на Джоша. Дерьмо. Все шло не так. Ей не полагалось знать. Рон будет вне себя. Но пока она будет со мной, она не сможет разболтать об этом. Джош тряс головой. Я гневно подняла подбородок. — Хорошо. Тогда расскажи, что ты помнишь из своего сна.

Его хватка на руле изменилась, и он повернул в центр города.

— Все немного туманно, — осторожно ответил он. — Ты знаешь, какими становятся сны, когда ты думаешь о них.

— Ну? — Напомнила я, и он нахмурился.

— Я позвонил в 911. В моем сне, — сказал он, мышцы у него на шее напряглись.

— Они сказали мне оставаться на линии, но я не остался. Я побежал вниз, посмотреть все ли с тобой в порядке. К тому времени как я до тебя добрался, ты была одна, и ты типа как… уснула. Перестала дышать.

И с того времени мне по настоящему уже и не нужно, — подумала я с горечью.

— Что дальше? — Я не знала, что случилось между моей смертью и моргом. Барнабас не будет разговаривать об этом.

— Ох… — Джош продолжал нервно смотреть на дорогу. — Скорая приехала раньше копов. Они положили тебя в черный пакет на молнии. Звук застегивания молнии… я никогда не забуду. — Его осанка изменилась и он, казалось, был почти сбит с толку. — Парамедики были очень тихи, когда вытащили тебя из машины. Это была их работа, но они были расстроены.

— Я не помню этой части, — прошептала я. Ангел-хранитель была снова на своем колокольчике и молча слушала, ее сияние исчезло сразу же, как она на него села.

— Копы… — Джош остановился, делая вид, что он смотрит по сторонам, в то время как он собирался с силами.

— Они посадили меня на заднее сидение и повезли в больницу на осмотр, хотя я и сказал, что не был в машине. Потом приехал твой отец. Он плакал.

Меня переполняло чувство вины. Рон сказал, что он блокировал эти воспоминания у моего отца, но как он мог быть уверен? Это был просто кошмар.

— Он сказал, что это не моя вина, — сказал Джош, шепотом. — Но я должен был отвезти тебя домой. А потом сон изменяется. Как будто ничего и не было. Я дома, счищаю грязь с парадных туфель, перед моим отцом, который кричит на меня. — Я посмотрела на него, и он покачал головой, смотря на дорогу.

— И это странно, потому что я помню, как чистил туфли. — Он посмотрел на свои руки, потом на дорогу.

— Это было, как будто ничего не произошло, и с тобой было все в порядке. Я не люблю подобные сны.

Я удивилась, как он мог это выкинуть из головы, как простой сон, но я могла видеть, как он старался понять, откуда у него грязь на туфлях, если он не спускался в овраг за мной.

— Я испортила платье, — сказала я. — До сих пор пытаюсь за него рассчитаться.

Джош искоса взглянул на меня и переместил руки на руле. — Это был сон. Я имею в виду — ты здесь. Живая.

Я поставила локоть на открытое окно и потянулась коснуться крыши. — Верно, я здесь.

Он усмехнулся. — Ты живая.

Я потрогала свой амулет. — Не совсем. — Он остановился за серым Корветом, повернулся ко мне с улыбкой на губах, и я сказала снова, — В самом деле, не живая.

С Харлей-колокольчика звенящий голосок сказал, — Однажды девочка жила, она кеды носила. И всем говорила — что умерла. Потом ей сказали — ты с ума сошла! И таблетками напичкали, чтобы глупость не несла.

Моя миниатюрная ножка, которая не была обута в кеды, ударила колокольчик, и шум выбил Джоша из задумчивости.

— Знаешь что? — Сказал он, когда Корвет, и потом его грузовик, начали двигаться снова. — Забудь все, что я говорил. Боже, все в школе говорили мне, что ты странная. Я отвечал, что тебе просто нужен кто-то, чтобы поговорить, но блин, ты. Ты не в себе, если веришь в это, а если не веришь, тогда ты действительно так расстроена, что ищешь внимания, говоря мне, что ты мертва.

Я могла понять, почему он не хотел верить, но это все-таки раздражало меня.

— Хорошо, давай я заполню пробелы в твоем сне? — Сказала я едко, оставляя идею держать моего ангела-хранителя в неведении. Если Рон не хотел, чтобы она знала, что у меня амулет Кайроса, ему не стоило оставлять ее со мной.

— Кайрос — темный, с очень сексуальным акцентом, который может заставить солистку девчачьей группы обмочить свои штаны. Он поцеловал меня. Ты помнишь это. Я видела тебя.

— Ты поцеловала Кайроса? — Спросила ангел-хранитель, ее и так уже высокий голос стал еще тоньше и изумленней. — Я даже не хочу знать, что ты сделала, чтобы заполучить его амулет. О. Мой. Бог!

Это было оскорбительно, и Джош видел, как я таращусь на колокольчик, прежде чем он повернул голову обратно к дороге.

— Кайрос держал для меня дверь, когда я садилась в его Корвет, — продолжила я. — Ты и Барнабас последовали за нами. Помнишь Барнабаса? Высокий парень с недовольным выражением лица? Так или иначе, все пошло наперекосяк. — Лучше, чем умереть с тобой, мой дорогой.

Ангел-хранитель весело засмеялась. — Барнабас провалил предотвращение твоей жатвы? Вот почему он не работал последнее время? Святые шишки серафимов. С каждой секундой все лучше и лучше!

Джош сейчас тоже слушал, и, чувствуя их внимание, я продолжила.

— Машина пошла под откос с правой стороны дороги, — сказала я, становясь мрачнее, вспомнив это. — Она перевернулась дважды. Ветровое стекло разбилось от первого удара. Я была пристегнута, так что меня не выбросило. Это спасло мне жизнь. — Я посмотрела вниз на ремень безопасности, которым была пристегнута сейчас. Старые привычки … — Когда машина перестала переворачивается, Кайрос стоял у моей двери, как будто ничего не произошло, — прошептала я, — и его мерзкий клинок прошел прямо сквозь машину и меня. Он не оставил ни крови. Ни следа.