Плащаница из Овьедо

Проставляя в медицинской карте галочки напротив нужных граф, как будто он заранее знал ответ, доктор Йохансон задавал ей стандартные вопросы. Не страдала ли она диабетом? Гипертонией? Курит ли?

Ханна засомневалась лишь раз, когда он спросил, была ли у кого-то в ее роду проблемная беременность. Может быть, у матери или бабушки?

— Мы заинтересованы в вашем здоровье, — объяснил доктор, — но мы также заботимся и о малыше. В конце концов, вы же будете инкубатором.

Это уже второй раз, когда ее так назвали. Ханна представила себя машиной, этакой кучей трубок и проводов с выключателем. «Суррогатная мать» звучало куда приятнее. Но благодушный взгляд доктора Йохансона говорил, что ему не хотелось ее обидеть. Вероятно, это просто такой технический термин.

— Моя тетя наверняка знает. Она — мой единственный родственник. И дядя. Я могу их спросить, если хотите.

— Ладно, возможно, это и не понадобится. — Доктор Йохансон указал на филенчатую дверь справа от своего стола, которая вела в небольшую стерильную комнату для обследований. — Почему бы нам сразу не перейти к медосмотру? Если вы, конечно, не возражаете раздеться. На другой стороне двери вы найдете халат. Я приду через минутку.

Он снова сосредоточился на бумагах и стал что-то быстро. писать в находящихся перед ним формах.

Черный кожаный стол для обследований был покрыт бумагой, которая захрустела, когда Ханна на него взобралась и опустила вниз босые ноги. В комнате было прохладно и пахло дезинфицирующим средством, смешанным с медицинским спиртом. Тонкий бумажный халат совсем не согревал ее. На стене висел рекламный плакат, зазывающий посетить солнечное побережье Коста дель Соль. На нем были изображены барахтающиеся в морских волнах люди, которые все как один счастливо улыбались. Ханна сосредоточилась на нем, пытаясь думать только о далеких странах, а не об иголках, резиновых перчатках и противных стальных инструментах для взятия проб. Она уже так далеко зашла. Было бы…

Резко открывшаяся дверь оборвала ее мысли. Вошел доктор Йохансон, который успел сменить свой пиджак на белый лабораторный халат, доходивший ему до колен и делавший его похожим на смешного пингвина. Он направился к раковине, вымыл руки и досуха вытер их полотенцем.

— Ну что, время закатить рукава и начать трудиться? — Он повернулся к Ханне: — Нам понадобится сегодня сделать анализ крови, проверить сердце и измерить кровяное давление. Взвеситься, конечно. Затем перейдем к гинекологическому обследованию, чтобы проверить, все ли там в порядке. И мне также необходимо получить культуру влагалища и шейки матки. Мы просто хотим убедиться, что нет инфекций.

Он взял ее за запястье и стал измерять пульс.

— Бог ты мой, да из вас сердце сейчас выскочит! Бам, бам, бам. Как у маленького крольчонка. Вы что, боитесь?

— Немного волнуюсь.

— Не надо волноваться, леди. — Он обнадеживающе положил руку на ее плечо. — Все в порядке. Как там говорится в том теплом выражении? Ах да. «Проще пареной репы!» Это и вправду будет проще пареной репы. — Он вновь тихо засмеялся.

И действительно, все так и было.

Два дня спустя доктор Йохансон позвонил Ханне в закусочную и сообщил, что ее анализы в норме. У нее прекрасное здоровье.

— Мои поздравления, — сказал он. — Теперь нам надо определиться с торжественным днем, да?

— Когда вам будет удобно. Только сообщите мне заранее, чтобы я могла подготовиться, но если это нужно сделать срочно, то…

— Не суетитесь вы так! Витфилдам тоже не терпится. Но ведь природу не поторопишь, правда? Как там в поговорке: «Поспешишь — людей насмешишь». Давайте посмотрим. У меня на столе календарь вашего менструального цикла и мое расписание. Думаю, нам лучше всего подошла бы первая неделя после месячных, по моим расчетам это… начало марта. Было бы отлично. Да и клиника свободна на третье число. Эго вторник. В десять утра? Вам подходит?

Сердце Ханны забилось быстрее. Третье марта — это же меньше чем через три недели!

— А после этого я смогу работать?

— Ну конечно, сможете, дорогая. Причем до тех пор, пока нельзя будет поднимать ничего тяжелого. Процедура не займет много времени. И анестезии не потребуется. Вы ничего не почувствуете. Как я люблю говорить: «Проще пареной репы».

— Думаю, тогда третье марта мне подходит. И вот еще что, доктор. У меня новый адрес, куда вы теперь можете посылать почту.

Это был всего лишь почтовый ящик, который она арендовала в отделении «Мэйлбокс Инк» в супермаркете. Зато теперь Рут и Герб случайно не наткнутся на письма из «Партнерства ради Жизни», думала она. Они и так задают чересчур много вопросов.

— Почтовый ящик № 127? — повторил доктор, чтобы убедиться, понял ли он ее правильно. — Звучит неплохо. Очень милый адрес, дорогая. Слышал, он престижнее, чем № 126.

Он засмеялся, и Ханна не заметила, как присоединилась к нему.

Первую почту она получила спустя два дня. Это была элегантная поздравительная открытка с изображением радуги, изогнувшейся над английским сельским пейзажем. Запах лаванды, исходящий от чернил, подсказал ей, кто был отправителем, еще до того, как она увидела подписи.

Теперь Ханна перестала бояться будущего, которое так долго пугало ее своей ужасной безысходностью. Теперь в этом мире нашлось место и для нее, а два человека, богатые и очень милые, позаботятся о ее благосостоянии. То, что казалось ей далекой несбыточной мечтой, уже не было таким далеким и несбыточным Оно вот-вот станет реальностью.

С приподнятым настроением Ханна легкой походкой вернулась к своим клиентам, больше не обращая внимания на усталость от долгих часов работы на ногах, на бесконечные перебранки Тери с Бобби и даже на жалкие чаевые, которые, кстати, порядочно подросли. Один дальнобойщик, который выпил всего одну чашку кофе, оставил под блюдцем десятидолларовую купюру. Когда она спросила его, не ошибся ли он часом, посетитель ответил: «Не-a, сладенькая, просто ты делаешь эту проклятую забегаловку чертовски приятным местом».

Тери также заметила происшедшие в подруге перемены, но списала это на омолаживающие, расслабляющие и полностью восстанавливающие свойства секса.

Даже Рут что-то учуяла.

— Ты чего это все время ходишь такая счастливая? — буркнула она как-то за завтраком.

— Ничего. Просто счастлива, — ответила ей Ханна.

Женщина ограничилась коротким скептическим «хм». Она давно уже не верила, что людям может быть хорошо просто так, а если им и было хорошо, то только потому, что они, вполне вероятно, нарушили закон.

Накануне знаменательного дня Ханна сделала то, чего уже не делала много лет. Она присела на край своей кровати, закрыла глаза и стала молиться матери, чтобы она ей помогла. Затем нырнула под одеяло и уснула, а когда проснулась, то почувствовала себя такой бодрой, какой давно уже не бывала. Кровать казалась почти нетронутой, а на подушке едва можно было увидеть помятости. Неужели она всю ночь проспала не шелохнувшись, словно в спячке?

Спокойствие, с которым Ханна ушла после первой встречи с Витфилдами, успело перерасти в глубокую безмятежность, ощущение благополучия, которое, будто кокон, окутало ее сердце и не давало сомнениям проникнуть в него. Спустя час она села в свой «шевроле», и ее рука автоматически потянулась к приемнику. Но она остановилась, предпочитая подольше побыть в этом безмятежном настроении. Уже на полпути к Бостону ей казалось, что Фол-Ривер находится на много световых лет позади.

Ханна сумела припарковаться всего за полквартала от клиники (это действительно был один из волшебных дней), и, когда она вошла в приемную доктора Йохансона, у нее создалось впечатление, что там царит абсолютная тишина, очищенная от всех шумовых примесей. Регистратор кивнула ей, давая понять, что заметила ее прибытие. Войдя, Ханна сперва не заметила сидящих в уголке друг подле друга Витфилдов. Они сидели ровно, положа руки на колени.