Посмотри на меня (СИ)

И он сделал. Он вошел.

А обратно его уже выносили. Его, и еще троих. Его - живым, еще троих - мертвыми. Двух сослуживцев Стрелка и молодую чеченку. Мирного жителя, как написали бы о ней газеты, если бы об операции в Бамуте можно было писать. Вот только мирной она не была... Она хотела убивать, и она убила!

Стрелок опустил веки, вглядываясь в это, забыв о своем страхе разучиться видеть по-особенному, стараясь изучить облако, стараясь понять его, узнать о нем больше, чтобы в будущем гарантированно избегать мест, где оно может появиться, и людей, носящих его над головой.

И это почувствовало Стрелка, это потянулось к нему своими клубящимися черными протуберанцами, силясь выбраться из тесноты салона и добраться до него. Окутать его, сделать его своей частью.

Стрелок инстинктивно сделал шаг назад, едва не завалившись на спину, и черная ложноножка потеряла к нему интерес, втянувшись обратно в автобус.

Облако клубилось под потолком салона, заполняя пространство от средней двери до переднего сиденья. Огромное, тяжелое, душное и излучающее опасность. Не сразу, но Стрелок разглядел, что оно привязано толстыми нитями, похожими на ствол торнадо, к двум людям. К кондукторше, восседавшей на своем "троне распространителя билетов" и к девушке на переднем сиденье. Они были двумя якорями, между которыми облако перекатывалось, словно выбирая, какому отдать предпочтение. Тонкие ниточки черноты тянулись к головам некоторых пассажиров, но только некоторых. Облако питали эти двое. Женщина и девушка.

Как тогда в Бамуте.

Женщина и девушка.

Первая, та, что постарше, тут же подняла руки, как только они ворвались в дом. Вскинула их к потолку, всем своим видом выражая готовность сотрудничать с федеральными войсками. Аникин взял ее на мушку, но убедившись, что она не вооружена, переключил свое внимание на другое. Стрелок, ворвавшийся в дом через полсекунды после Аникина, обвел взглядом левую часть прихожей и также не обнаружил ничего опасного.

Сержант вошел последним.

Встал у двери в основную часть дома. Посмотрел на пожилую чеченку, так и замершую с поднятыми руками, приложил палец к губам. Та кивнула, мол, поняла, и медленно опустила руки.

Снова беззвучный обмен знаками. Аникин врывается в дверь первым, сержант - вторым. Стрелок входит третьим, все также дрожа от страха, потому что это здесь повсюду. Оно наполняет дом, и оно связано с чеченкой в прихожей, это порождено ею и кем-то еще...

Кем - Стрелок понимает, войдя в комнату.

Посреди комнаты сидит девушка. Красивая девушка. Сидит перед чем-то, укрытым белым полотенцем. В руках у девушки - молоток. В глазах - страх, ненависть и черная злоба. Вот только кроме Стрелка этого никто не видит, Аникин держит ее на мушке автомата, сержант обегает глазами просторную общую комнату и, не найдя в ней ничего опасного, направляет ствол на дверь с правой стороны. Это Чечня, это война, здесь каждая дверь может представлять опасность. Из каждой двери может выскочить глава семейства с топором или кинжалом, а если совсем не повезет - прямо через дверь могут полоснуть очередью из "Калаша". Но Стрелок знает, что если за этой дверью кто-то и есть, то он не представляет опасности.

Опасность представляет девушка. Облако сформировано ею. Ее ненавистью к русским.

Вот только из оружия у нее - только молоток. И она сидит. Не самое лучшее оружие и не самая удобная поза для нападения на троих бойцов с автоматами...

- Опусти молоток! - говорит сержант.

Девушка переводит на него взгляд, кривит губы в усмешке.

- Ты понимаешь по-русски?

В этот момент пожилая чеченка толкает Стрелка в комнату, и захлопывает за ним дверь.

Одновременно с хлопком двери, девушка изо всех сил бьет молотком по полотенцу.

Стрелок слишком глубоко погрузился в воспоминания. Он вздрогнул, услышав в своей голове этот удар металла по металлу, прикрытому тряпкой. Остро кольнуло в правом межреберье и в правом бедре - там, откуда давным-давно были извлечены осколки противопехотной мины.

Сморщившись от боли, Стрелок на секунду потерял автобус из своего особого поля зрения. А когда он снова посмотрел на него иначе, картина изменилась. Черное облако порвалось, разделившись на два. Первое, внушительное, но не более метра в диаметре, продолжало клубиться вокруг головы кондуктора, наползая ей на глаза, а второе, основная часть изначального облака, облегло девушку на переднем сидении. Окутало ее гигантским ватным коконом, и впитывалось в нее.

Это отдавало ей свою силу. Заряжало ее. Науськивало.

Она сидела к Стрелку спиной, но он был уверен, он чувствовал, что глаза у нее сейчас точно такие же, как у той молодой чеченки, первой принявшей на себя взрывную волну подорванной ею мины.

Врачи, выхаживавшие Стрелка в госпитале, говорили, что с ним произошло два чуда. Одно - черное, другое - белое. Белое заключалось в том, что хоть его и посекло осколками, он остался жить, в то время, как двое его друзей погибли. Черное - в том, что погибнуть не должен был никто, кроме самой чеченки, подорвавшей мину ударом молотка.

Это была старая добрая ПМН-3. Нажимная противопехотная мина. Гуманная, в сравнении с чудовищными ОЗМ-72, уничтожающими все живое в радиусе нескольких метров. Обычная мина фугасного действия, заряд которой уходит вертикально вверх практически без рассеивания, почти не разбрасывая осколков. ПМН-3 отрывает наступившему на нее солдату ногу, превращая его в медленно умирающий от болевого шока и потери крови "груз-300", замедляющий движение его товарищей. Мина взорвалась чеченке в лицо, практически оторвав ей голову. Стоявших рядом солдат она должна была оглушить, слегка контузить, ну и может быть чуть зацепить осколками. Но не изрешетить двоих, одному разорвав сердце, а другому - сонную артерию, чудом оставив в живых третьего, стоявшего между ними.

Стрелок тогда промолчал, ничего не сказав ни врачам, ни допрашивавшему его об инциденте капитану-особисту. Только сухо и по делу: две чеченки, молоток, мина, взрыв. Очнулся - гипс. То есть бинты, много бинтов.

Он опустил описание своего чувства страха, опустил описание облака, клубившегося под потолком дома, и черных нитей, связывавших это с чеченками. Стрелок понимал, в каком заведении он окажется, начни он рассказывать обо всем, что видел. Но с тех пор он научился смотреть по-особенному, научился видеть людей иначе. И как минимум однажды это его особое зрение спасло ему жизнь, тогда, в подземелье, заполненном невидимой никем, кроме Стрелка, клубящейся чернотой.

Наверняка тогда, под землей, чей-то тупой и зазубренный нож резал глотки, словно идеально отточенная опасная бритва, а дрожащая рука, не способная поднять, не расплескав, рюмку водки, разила без промаха, всаживая нож точно в сердце. Это изменяло людей. Но в такой концентрации, как тогда в бамутском доме, или сейчас, в автобусе, это способно было изменять реальность.

Девушка на переднем сиденье поднялась, приняв какое-то решение. Точнее - это чернота задала ей какую-то цель, превращая девушку в оружие. В снаряд, несущийся к цели.

Она заглянула к водителю, что-то сказала ему, протянула руку в кабину и что-то взяла. Что-то маленькое, исчезнувшее в ее кулаке. Это не могла быть мина или граната, но сердце Стрелка все равно сбилось с ритма, все равно замерло. Он чувствовал исходящую от девушки опасность, чувствовал, что она совершит сейчас что-то страшное и непоправимое.

И тогда Стрелок побежал. Побежал к автобусу, вопреки здравому смыслу, вопреки собственной воле, вопреки внутреннему голосу, запрещавшему даже приближаться к этой железной коробке на колесах. К автобусу, в котором словно кобра, напружинившаяся для броска, двигалась сама Смерть.

- ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! - закричал Стрелок! - ПОСМОТРИ! НА! МЕНЯ!

Автобус закрыл двери и тронулся.