Туман в зеркале

Его наружность соответствовала обстановке, но манеры его были открытыми и приветливыми, хотя он смотрел на меня проницательным взглядом и когда мы обменивались рукопожатиями, и когда сидели за бокалами мадеры перед нехотя разгоравшимся, слегка дымящим камином.

С ним я почувствовал себя чуть более уверенно и непринужденно; он был человеком, вызывающим доверие.

— Как я упоминал в письме, которое отправил вам несколько месяцев назад, я так понимаю, что школа располагает бумагами, рукописями и даже письмами, каким-то образом оставленными в наследство из имущества Конрада Вейна. Знаю, что он был там учеником.

— Был.

— Если бы я мог просмотреть их, это бы мне очень помогло и было бы крайне интересно.

Он сидел, сложив вместе кончики пальцев. В комнате никого больше не было, царила тишина — ни голосов, ни шагов, лишь в случайные мгновения шипение и потрескивание огня.

— Я был бы рад сначала побольше услышать о вас, мистер Монмут.

Я легко и непринужденно заговорил, возвращаясь к своему детству с опекуном в Африке, вновь переживая свое возмужание и снова — по мере того как я рассказывал — оказываясь поочередно в тех странах, по которым я путешествовал. Мой бокал наполнили еще раз, но я лишь потягивал сладкое вино, меня и без того пьянили воспоминания и волнение от того, что я пересказываю мою историю.

Он слушал, не перебивая, и взгляд его почти все это время был устремлен на меня, а когда я наконец завершил рассказ своим прибытием в Англию в тот дождливый вечер несколько недель назад, он еще какое-то время ничего не говорил, лишь отвел взгляд от моего лица и смотрел на огонь в камине, с которым теперь безуспешно пытался что-то сделать шаркающий старый лакей в суконном переднике.

Когда лакей удалился, и комната вновь погрузилась в тишину, подобную той, что бывает в церкви, мистер Вотейбл сказал:

— Я должен сразу прояснить, что нет никаких препятствий для вашего визита в школу и поисков каких бы то ни было материалов, связанных с вашим предметом.

Я поблагодарил его.

— Мне не хотелось просто передавать кому-то ваше письмо и с самого начала выпускать это дело из своих рук. Я хотел познакомиться с вами, мистер Монмут, чтобы услышать то, что вам необходимо сказать, выяснить, что вы за человек. Вы кажетесь мне честным.

У него на миг проскользнули интонации школьного учителя.

— Какова причина вашего желания исследовать жизнь… этого человека? — Я обратил внимание, что имя он не произнес.

— Мне нечего добавить к моему письму, — сказал я. — Я годами следовал по его стопам, я прочитал его собственные отчеты о его выдающихся первопроходческих путешествиях и исследованиях. Я заинтересовался потому… конкретной причины, которую я мог бы назвать, не существует. Но Вейн особенно очаровал меня — полагаю, это стало навязчивой идеей, чем-то, что может заполнить жизнь, в которой нет близких людей. Вейн стал для меня героем.

— Вы могли бы найти и получше.

— Сейчас я выяснил из других источников, что существуют слухи о каких-то… неприятностях, связанных с его жизнью. Скандал?

— Думаю, не в каком-либо общепринятом смысле.

— Это лишь еще больше заинтриговало меня.

— Тогда я не сомневаюсь, — тихо сказал он, — что вы будете продолжать, независимо от того, что я могу посоветовать, и вопреки любым предостережениям. Таково свойство человеческой натуры.

— Но я не опрометчив и не упрямец, мистер Вотейбл, и был бы рад, если бы мне сказали больше. Я был бы признателен вам за совет.

— Тогда я дам вам его. Остерегайтесь. Подобные истории — возможно, слухи, как мне говорили — относятся к давним временам. Я никак не был связан с этим человеком. Знаю только… — Он умолк.

— Сэр?

— Нет. Ничего. Я не стану пугать вас рассказами умерших людей.

— Меня нелегко запугать.

— Остерегайтесь.

— Но чего? Умоляю вас, дайте мне хоть как-то понять. Остерегаться? Какой-то ужасной опасности? Чем я рискую?

— Нет, нет, нет, — произнес он с деланой бодростью, пренебрегая моими страхами. — Ничего… настолько определенного, это все совпадения и праздная болтовня.

— Тогда почему об этом вообще упоминают? Почему предостерегают меня?

Он поднялся.

— Потому что вы честны, мистер Монмут. Честны… и невинны.

Я оставил его на ступенях здания — благородную, внушительную фигуру. Я представил себе, как может чувствовать себя вызванный к нему маленький сорванец, который, дрожа, стоит перед ним. Он дал мне рекомендательное письмо к школьному архивариусу и сказал, чтобы я договаривался непосредственно с ним, как только закончится семестр. Там есть несколько гостевых комнат, сказал мистер Вотейбл, которыми он будет рад предложить мне воспользоваться. У меня сложилось впечатление, что он в какой-то мере хотел бы взять назад свои предостережения и намеки по поводу чего-то предосудительного, касающегося Вейна и его жизни. Однако было занятно, что и он, и мистер Бимиш — а я больше доверял чистоте побуждений преподобного мистера Вотейбла, нежели зловещего коротышки-книгопродавца — попытались предостеречь меня держаться как можно дальше от всего, что так или иначе связано с Вейном.

Я не отправлялся в путешествие по странам, где имели власть магия и суеверие, легенда и миф, не научившись уважать человеческую реакцию на эти вещи. Тем не менее я полагал себя трезвым, рациональным, уравновешенным человеком, который в состоянии различать действительность и вымысел так же, как любой другой, не чуждый научных наклонностей.

Вотейбл мне понравился, я был благодарен ему за его приглашение и, что бы там ни стояло за всеми этими туманными предостережениями, я полностью готов был приступить к делу.

5

Я сидел в тишине у окна моей комнаты, распечатанное письмо лежало передо мной на столе. Снизу, из промозглого гостиничного двора, доносились звук воды, с грохотом льющейся в ведро, и короткие указания, которые давал хозяин.

Ректор школы не вышиб меня из колеи как человека слабого или легко поддающегося настроению, но письмо выдавало его страхи. Он не желал более иметь ничего общего ни со мной, ни с моим предприятием, потому что он говорил с кем-то о Вейне и, вероятно, услышал больше, чем знал ранее, и услышанное испугало его.

Я не остановился, но предупреждение заставило меня сделать паузу и впервые рассмотреть весь вопрос в целом несколько более серьезно. Я по-прежнему знал очень немного — и это лишь пробуждало еще больший интерес. Какова была предполагаемая опасность? От чего меня предостерегали? Какой природы были истории, слухи, намеки о Конраде Вейне, человеке, который был мертв уже около двадцати лет? Я чувствовал себя так, будто на ощупь иду сквозь туман, слыша неясный свист и адресованные мне тихие крики, чтобы я остерегался, держался настороже, но не дающие никакой подсказки о том, чего я должен остерегаться или с какой стороны опасность.