Чертова погремушка (СИ)

— Дядя Паша писал, что ручей тек прямо здесь, за баней, оттуда воду набирали, — бормотал себе под нос Костя, нарезая вокруг нее круги. — А тут даже следов нет.

Я пошла к берегу озера и принялась внимательно разглядывать очертания его кромки. Минут через десять я наткнулась на едва заметную вымоину.

— Смотри, — подозвала я Костю. — Вот здесь, похоже, ручей впадал в озеро.

Присмотревшись, мы увидели пересохшее русло, почти слившееся с каменистой почвой. Русло привело нас к бане и исчезло.

— С чего и начали, — сплюнул Костя.

— Не скули. Ручей, я так понимаю, тек по склону.

— А склон весь зарос кустами колючими. Будем продираться?

— Можем и не продираться, — пожала плечами я. — Тебе надо, не мне.

Сказала и задумалась. А так ли уж мне это не надо? Снова всплыло в голове то, что напевал ночью странный голос. А монотонная мелодия не оставляла меня ни на минуту, повторяясь снова и снова, как заезженная пластинка. Я с силой тряхнула головой и загорланила во всю глотку первое, что пришло на ум: «Мы красные кавалеристы, и про нас…»

— С ума спрыгнула? — вытаращил глаза Костя, но я продолжала вопить.

Повертев пальцем у виска, он пошел к палатке за топором.

Кусты не сдавались. Костя с рычанием рубил молодые сочные ветки, шаг за шагом продираясь вперед. На его лице и руках горели пунцовые царапины.

— Вот он, распадок! — заорал вдруг Костя, тыча топором под корни кустов, где показалась едва заметная ложбинка. — Зарос, собака. Землей затянуло.

Через несколько метров кусты кончились. Прямо за ними, весело журча, бежал маленький ручеек. Бежал, бежал — и исчезал под землей, ныряя в яму, уходящую под камни.

— Понятно, — Костя заглянул в яму. — Дно провалилось. Между прочим, Ленка, очень даже может быть и так, что на обратном пути я смогу увидеть, куда этот ручей утекает.

Я только хмыкнула в ответ.

Подниматься по распадку оказалось непросто. Гора была довольно крутой, прошлогодние листья и хвоя под ногами сильно скользили. Местами склон оказывался настолько заросшим, что карабкаться приходилось прямо по руслу ручья, переползая с одного мокрого камня на другой — с риском поскользнуться и сломать шею.

— Стоп. Привал, — сказал Костя, тяжело дыша и смахивая с лица комаров. — Давай дух переведем минутку.

Я уселась на замшелый камень и ахнула.

Это было то самое место, которое приснилось мне ночью. Ручей, камень, высоченные сосны, тонкие солнечные лучи, светлыми нитями падающие на землю. Монотонная мелодия стала еще громче, я слышала слова: «Не упусти… свой… шанс! Не упусти… свой… шанс!»

Я заткнула уши, затрясла головой — ничего не помогало. Тогда я попробовала молиться.

«Отче… наш, Иже…»

Слова молитвы никак не шли в голову, рассыпались тусклым бисером, теряя смысл.

«А может, и правда я не должна упускать свой шанс? — против моей воли пробегали мысли. — Я не должна упускать свой шанс!»

Я вскочила и заорала во все горло:

— А-а-а!!!

— Ленка, что с тобой? — подскочил ко мне Костя.

— Я не знаю! — закричала я сквозь слезы. — Я с ума схожу, Костя! У меня галлюцинации. Я голоса какие-то слышу! Они…

— Прекрати блажить! — он схватил меня за плечи и с такой силой встряхнул, что я до крови прикусила язык. — Возьми себя в руки!

Повернувшись, он быстро начал подниматься вверх по склону. Всхлипывая, я поплелась за ним.

Минут через десять мы вышли на небольшую полянку. Вода сочилась из расщелины в скале, скапливалась мелким озерцом, переливалась через край и весело бежала вниз, чтобы снова уйти под землю.

Я поднялась к роднику, напилась из пригоршни, вымыла лицо. Костя осматривался в поисках сосны, под корнями которой дядя Паша спрятал таинственный шар.

— Может быть, эта? — он стоял у кривого дерева, росшего на осыпи. Часть его корней торчала наружу. — Тут, кажется, ветки, землей засыпанные. Смотри, травой заросли.

Орудуя лезвием топора, как лопатой, он начал отбрасывать землю, траву, корни. Вдруг словно луч света ударил из-под корней сосны. Костя вскрикнул и выронил топор.

— Ты видела, видела? — он повернулся ко мне с совершенно безумным видом.

Упав на колени, Костя начал раскапывать землю руками. Я стояла неподалеку и безучастно наблюдала за ним.

Шар выплыл из-под корней, медленно и плавно обогнул нас примерно на высоте метра и повис над озерцом. Он был точно таким, каким его описал в дневнике дядя Паша: размером с крупное яблоко, переливающийся всеми цветами радуги. Тихий перезвон хрустальных колокольчиков таял и снова рождался в воздухе. Мне показалось, что запахло какими-то нежными белыми цветами — то ли ландышем, то ли ночной фиалкой.

Он был таким прекрасным, что никак не мог нести в себе зло — в тот момент я не сомневалась в этом. Он звал и манил к себе, как живой. Я сделала шаг, еще один. Хотелось взять его в руки, прижать к себе и смотреть, смотреть, не отрываясь, в его бездонную глубину. Ведь именно в нем была вся красота мира и ответы на все загадки вселенной.

Но следующий шаг я сделала через силу. Что-то невидимое было рядом со мной. Оно не удерживало меня, нет — но словно с мольбой касалось меня: не надо, остановись. Видимо, что-то подобное испытывал и Костя. Он с досадой дернул плечом, как будто стряхивал невидимую руку, и схватил шар.

Меня словно ножом полоснуло. Разочарование, злоба, зависть рвали меня на части. И вдруг отпустили. Облегчение было таким сильным, что я рассмеялась и села на траву. Покосившись в мою сторону, Костя прижал к себе шар — нежно, как ребенка — и стал всматриваться в него. Он наклонял голову все ниже и ниже, и мне показалось, что его вот-вот затянет вовнутрь, целиком, словно и не было никогда.

Вдруг Костино лицо сильно побледнело и странно исказилось. Как будто на мгновение оно стало не в фокусе. Или это поплыло у меня в глазах? Но нет, все окружающее по-прежнему выглядело четким. Костя покачнулся и выронил шар. Коснувшись земли, «погремушка» подпрыгнула, медленно поплыла к озерцу и остановилась над ним — на том самом месте, откуда Костя ее взял.

Я подскочила к брату, и если б не поддержала его, скорее всего, он бы упал. Его била крупная дрожь, он смотрел на меня — и словно не видел.

— Костенька! Костик! — закричала я.

— А? Что? — он вздрогнул, как будто я разбудила его. Наконец взгляд его прояснился. — Ленка, я заглянул в него! Там!..

— Что? Что ты там увидел?

— Я не знаю. Это… это… Нет, я не могу описать.

Он махнул рукой, снял очки и пристально уставился себе под ноги, словно пытаясь смотреть сквозь землю — да нет, он на самом деле пытался смотреть сквозь землю, но у него ничего не получалось. Я поняла это по тому, что Костино лицо мучительно скривилось и покраснело, на лбу выступили крупные капли пота. Четко проступили на лице скулы, побелели сжатые в кулаки руки. Он напрягся, как будто пытался раздвинуть пласты земли волевым усилием.

— Дьявол! Не получается! — заорал Костя и с силой топнул ногой. — Ничего не получается. Не вижу!

Кровь отлила от его лица, и оно снова стало голубовато-бледным, как снятое молоко.

Он снова и снова пытался увидеть что-то в земле, под землей, глядя вниз совершенно безумными, выпученными, немигающими глазами. Я вспомнила дневник дяди Паши — он описывал это удивительное видение как нечто совершенно естественное, не требующее усилий. Словно пласты земли под его взглядом раздвигались, расходились в стороны, позволяя увидеть все то, что они скрывали в своей толще.

— Может, должно пройти какое-то время? — предположила я, испытывая странную смесь разочарования, облегчения и надежды. — Может, надо подождать?

Он посмотрел на меня с такой ненавистью, что я невольно сделала шаг назад. Ничего не ответив, Костя еще сильнее сжал кулаки, нагнулся — ниже, еще ниже. Комар устроился у него над глазом, но он даже не обратил внимания. Я хотела было смахнуть комара, но Костя оттолкнул меня с такой силой, что я шлепнулась на пятую точку, да так и осталась сидеть.