Электрический палач

Говард Лавкрафт, Адольфо де Кастро

Электрический палач

Тому, кто никогда в жизни не испытал страха быть подвергнутым казни, мой рассказ об ужасах электрического стула может показаться надуманным и даже преувеличенным. Возможно, я и в самом деле излишне чувствителен для человека, по роду занятий связанного с опасностью. Но в моих воспоминаниях электрический стул прочно связан с одним происшествием сорокалетней давности — весьма странным, смею добавить, происшествием, едва не приблизившим меня к самому краю неведомой бездны.

В 1889 году я исполнял должность аудитора в калифорнийской рудокопной компании "Тласкала майнинг компани", разрабатывавшей несколько небольших серебряных и медных копей в горах Сан-Матео в Мексике. Неприятности стряслись на шахте номер три, где помощником управляющего работал угрюмый и неразговорчивый малый по имени Артур Фелдон. Утром шестого августа фирма получила срочную телеграмму, гласившую, что этот Фелдон скрылся, прихватив с собой все ценные бумаги, страховые полисы и деловые письма, оставив разработки на грани краха.

Такое развитие событий явилось жестоким ударом для компании, и тем же утром президент правления, мистер Мак-Комб, вызвал меня в свой офис, чтобы отдать распоряжение любой ценой найти и вернуть бумаги. Естественно, и он понимал это, существовали серьезные препятствия, усложнявшие поиск. Я никогда не видел в лицо Фел-дона, а фотографии в его личном деле было явно недостаточно. Более того, на четверг следующей недели приходилась моя свадьба — до нее оставалось всего девять дней, — и конечно же, я не горел желанием отправляться в Мексику в бессрочную охоту за беглецом. Необходимость, однако, была столь велика, что Мак-Комб даже не колебался, вызывая меня; в cвою очередь я решил не отказываться, справедливо рассчитывая на будущие дивиденды от своей уступчивости.

Отъезд назначался на вечер, частный президентский вагон доставлял меня до Мехико-Сити, где я должен был пересесть на узкоколейку, ведущую к приискам. Предполагалось, что по прибытии все подробности и догадки, касающиеся бегства Фелдона, мне сообщит Джексон, управляющий шахты номер три, после чего я без задержки мог отправляться на поиски — через горы, вдоль побережья или же в окрестности Мехико-Сити, как вполне могло оказаться в этом случае. Я отправился в путь с мрачной решимостью разделаться с этим заданием разделаться успешно и как можно быстрее, мое раздражение несколько умеряли картины скорого возвращения с ценными бумагами и преступником, закованным в цепи; в более отдаленных мечтах свадьба принимала вид триумфального шествия.

Известив родных, невесту и близких друзей и наскоро собравшись в дорогу, я встретился с президентом Мак-Комбом в восемь вечера на станции Саутерн-Пацифик, получил от него письменные инструкции с чековой книжкой и занял купейное место в его вагоне, прицепленном к девятичасовому трансконтинентальному экспрессу. Путешествие не обещало никаких приключений, и после недолгого сна я безмятежно расслабился в кресле, наслаждаясь мягкостью хода вагона, затем внимательно прочел инструкции и начал строить планы по поимке Фелдона с его ценным грузом. Местность вокруг Тласкалы я изучил достаточно хорошо — вероятно, гораздо лучше сбежавшего — и потому мог рассчитывать на преимущество, в случае если преступник не успел добраться до железной дороги.

Согласно поступившим сообщениям, Фелдон уже давно беспокоил Джексона своим поведением; последнего настораживали его замкнутость и привычка надолго запираться в неурочные часы в рабочей лаборатории. Подозревали, что вместе с несколькими местными рабочими Фелдон был замешан в кражах руды, но, хотя рабочих уволили, против него не нашлось улик. К тому же, несмотря на его скрытность, в поведении Фелдона чувствовалось больше неповиновения, чем сознания вины. Держался он вызывающе и говорил так, словно не он, а компания обжуливала его. Вполне объяснимая настороженность коллег, писал Джексон, казалось, раздражала его до крайности; в результате он решил скрыться, прихватив все, что нашлось ценного в управлении шахты. О его возможном местонахождении можно было только догадываться, хотя в последней телеграмме Джексон указывал на дикие склоны Сьерра-де-Малинчи — отвесный, окутанный легендами пик, очертаниями напоминающий лежащего человека. Из этих предгорий, как говорили, происходили проворовавшиеся рабочие

В Эль-Пасо, куда мы добрались в два часа ночи, мой спальный вагон отцепили от трансконтинентального экспресса и отогнали к локомотиву, специально заказанному по телеграфу до Мехико-Сити. Я продолжал дремать до рассвета и весь следующий день провел, с тоской наблюдая унылый ландшафт пустыни Чиуауа. Машинист обещал прибыть в Мехико-Сити не позднее пятницы, однако его уверения разбивались о бесчисленные задержки и остановки в пути. Односторонняя колея оказалась необычайно оживленной, и нам подолгу приходилось простаивать на кольцевых ветках, ожидая, пока пройдут встречные паровозы

В Торреон мы прибыли с опозданием на шесть часов Было почти восемь вечера обещанной пятницы, когда машинист согласился поехать быстрее, чтобы наверстать упущенное время. Нервное напряжение, не покидавшее меня с самого начала поездки, достигло предела, и я в отчаянии вымерял шагами вагон, не зная, как еще занять время. Наконец стало заметно, что ускорение локомотива обходится нам дорогой ценой; не прошло и получаса, как перегрев колесных осей превратил мой вагон в некое подобие духового шкафа. После недолгого совещания экипаж принял решение остановить гонку и с прежней скоростью добираться до следующей станции, где находились ремонтные мастерские. Для меня это событие явилось последней каплей; я едва не затопал ногами от возмущения, словно ребенок. Вцепившись в подлокотники мягкого кресла, я налегал на них изо всех сил в надежде заставить поезд двигаться быстрее обгонявших нас по пескам черепах.

Было почти десять вечера, когда мы вползли в Куэтаро, где мой вагон отцепили и отогнали на запасный путь Местные механики, осмотревшие его, спокойно заявили, что ремонт отнимет пару недель, так как необходимые запчасти трудно разыскать где-либо ближе Мехико-Сити. Казалось, все складывается против меня, я стиснул зубы при мысли о Фелдоне, ускользавшем все дальше и дальше возможно, в портовые дебри Веракрус или же в Мехико-Сити с его железнодорожными вокзалами, — в то время как эта новая задержка буквально связывала меня по рукам и ногам. Конечно, Джексон известил всех шерифов в округе, однако я достаточно имел с ними дел, чтобы не обманываться относительно их возможностей.

Как вскоре выяснилось, лучшее, что я мог сделать, — купить билет на ночной экспресс до Мехико-Сити, который следовал из Агуаскальентес и делал пятиминутную остановку в Куэтаро. По расписанию его прибытие ожидалось около часу ночи, а в пять утра он должен был доставить меня в столицу. Покупая билет, я обнаружил, что поезд составлен из купейных вагонов европейского образца вместо привычных американских с длинными рядами двухместных кресел. Лет тридцать назад такие вагоны были обычным явлением на мексиканских железных дорогах во многом благодаря влиянию европейских фирм, помогавших прокладывать первые линии; и теперь, в 1889 году, мексиканское управление дорогами продолжало использовать их для внутренних перевозок. Обычно я предпочитаю американскую конструкцию, так как не люблю рассматривать лица людей, сидящих напротив; однако в этот раз мне было не до выбора Оставалось надеяться, что в столь поздний час в купе никого не окажется и я смогу утешиться одиночеством, так необходимым моим измотанным нервам. С мыслями о мягком кресле я заплатил за билет первого класса, забрал из президентского вагона свой багаж и телеграфировал Мак-Комбу и Джексону о случившемся, после чего побрел на станционную платформу дожидаться прибытия поезда.

К моему удивлению, он опоздал всего лишь на полчаса, которые тем не менее показались мне непереносимыми в безрадостном стоянии на пустынной платформе. Кондуктор, проводивший меня в купе, сообщил, что они надеются наверстать задержку и прибыть точно по графику. Удобно устроившись в кресле по ходу поезда, я расслабился и прикрыл глаза, в надежде без помех проспать предстоящее путешествие Тусклый свет от керосиновой лампы под потолком едва разгонял царивший в купе полумрак. Поезд тронулся, и я искренне порадовался, что еду один. Размеренно покачиваясь, я кивая толовой в такт движению, занятый мыслями о предстоящей погоне.