Лунное болото

Говард Филлипс Лавкрафт

Лунное болото

Куда, в какую дальнюю жуткую страну, ушел от нас Денис Барри, мне не дано знать. Я был рядом с ним в последнюю ночь, что он провел среди людей, и слышал его ужасные вопли в ту минуту, когда все свершилось. На поиски тела была поднята вся полиция графства Мит, множество окрестных крестьян. Его искали долго и повсюду, но безуспешно. С тех пор я не могу слышать, как лягушки квакают на болотах, и не выношу лунного света, особенно когда остаюсь один.

Я был близок с Денисом Барри еще во время его пребывания в Америке, где он нажил свое огромное состояние, и в числе первых поздравил его с покупкой старого родового замка, что стоял на краю топей в древнем захолустном местечке Килдерри. Еще его отец жил там, и Барри решил, что ему приятнее всего будет наслаждаться своим достатком на родине предков. Когда-то представители его рода владели всем Килдерри они-то и построили этот замок и веками жили в нем; но те времена давно миновали, и на протяжении жизни вот уже нескольких поколений замок пребывал в запустении и медленно превращался в груду развалин. Вернувшись к себе в Ирландию, Барра регулярно писал мне о том, как его стараниями старый замок поднимается из руин, башня за башней восстанавливая свою былую красу; как плющ несмело взбирается по вновь отстроенным стенам, повторяя уже пройденный много веков тому назад путь; как крестьяне благословляли нового хозяина поместья за то, что его заморское золото возвращает тамошним местам былую славу. Но все эти удачи вскоре сменились несчастьями простолюдины забыли прежние восхваления и один за другим покидали родные места, словно их гнал оттуда какой-то злой рок. А еще через некоторое время он прислал письмо, в котором умолял меня приехать, ибо он остался в замке почти в полном одиночестве и за исключением нескольких слуг и батраков, выписанных им с севера страны, ему не с кем было перекинуться даже парой слов.

Как сообщил мне Барри в вечер моего приезда, причиной всех его бед были окрестные болота. Я добрался до Килдерри на закате чудесного летнего дня; золотистое небо бросало яркие отсветы на зеленые холмы, овраги, и голубую поверхность небольших лужиц и озер, там и тут видневшихся посреди трясины, посреди которой, на островке твердой почвы, мерцали неверной белизной какие-то странные и очень древние руины. Вечер выдался на редкость прекрасным, но его немного омрачило то обстоятельство, что на станции в Баллилохе крестьяне пытались меня о чем-то предупредить и туманно намекали на какое-то проклятие, лежавшее на Килдерри; наслушавшись их бредней, я и вправду вдруг почувствовал невольный озноб при виде позолоченных огоньками фонарей башенок замка. Там, в Баллилохе, меня дожидался присланный Денисом автомобиль Килдерри был расположен в стороне от железной дороги. Бывшие на станции фермеры старались держаться подальше от машины, а узнав, что она предназначается для меня, стали поодиночке подходить ко мне и, близко наклоняя побледневшие лица, шептать на ухо какую-то бессвязную чушь. Лишь вечером, встретившись с Барри, я наконец смог понять, что все это означало. Крестьяне покинули Килдерри, потому что Денис Барри задумал осушить Большие топи. При всей своей любви к Ирландии, он слишком хорошо перенял у американцев их практическую сметку, чтобы спокойно взирать на прекрасный, но совершенно бесполезный участок земли, на котором можно было бы добывать торф, а впоследствии и посеять что-нибудь. Местные предания и суеверия совершенно не трогали Барри, и он только посмеивался над своими арендаторами, когда те сначала отказывались помочь в работах, а потом, увидев, что их землевладелец и не думает отступаться от намеченной цели, осыпали его проклятиями и, собрав нехитрые пожитки, уехали в Баллилох. На их место он выписал батраков с севера, а вскоре ему пришлось заменить и домашних слуг. Но среди чужаков Денис чувствовал себя одиноко, а потому просил приехать меня.

Когда я узнал подробнее, какие именно страхи выгнали обитателей Килдерри из их родных лачуг, я рассмеялся еще сильнее, чем Барри: здешнее простонародье было приверженно совершенно диким и сумасбродным фантазиям. Все местные жители поголовно верили в какую-то крайне нелепую легенду, повествующую о соседних топях и охранявшем их мрачном духе, который якобы обитал в древних развалинах на дальнем островке посреди топей тех самых, что бросились мне в глаза еще на закате. По деревням ходили дурацкие сказки об огоньках, танцующих над трясиной, о необъяснимых порывах ледяного ветра, случавшихся иногда теплыми летними ночами, о привидениях в белом, паривших над водой, и, наконец, о призрачном

каменном городе, что скрывался в глубине под болотной тиной. Но самым распространенным и единогласно признанным за непреложную истину было поверье об ужасном проклятии, которое ждет всякого, кто осмелится хоть пальцем прикоснуться к болоту, не говоря уже о том, чтобы осушить его. Есть тайны, рассуждали простолюдины, которые лучше не трогать, ибо они существуют со времен Великого Мора, что покарал сынов Партолана в те незапамятные времена, когда еще не было истории. В Книге Завоевателей говорится, что все эти потомки греков вымерли и были погребены в Таллате, но килдеррийские старики рассказывали, что один город был пощажен благодаря заступничеству покровительствовавшей ему богини Луны, которая и укрыла под лесистыми холмами, когда немедийцы приплыли из Скифии на тридцати кораблях. Вот такие пустые россказни и заставили крестьян покинуть Килдерри: нет ничего удивительного в том, что Денис Барри не отнесся к ним с должным вниманием. Между тем, он живо интересовался древностями и после того, как топи будут осушены, предполагал произвести раскопки. Ему доводилось часто бывать и на том дальнем островке, где белели древние развалины; их почтенный возраст не вызывал сомнений, а очертания были очень нетипичными для Ирландии. К сожалению, но слишком сильные разрушения не позволяли судить с достаточной степенью достоверности об их первоначальном виде и назначении. Подготовка к дренажным работам почти закончилась, и недалек уже был тот час, когда выписанные с севера бараки должны были сорвать с запретной трясины ее наряд из зеленых мхов и рыжеватого вереска, заставив умолкнуть крохотные ручейки с усеянным ракушками дном и обмелив мирные голубые озерца обрамленные кустарником.

Когда рассказ Барри наконец подошел к концу, у меня уже вовсю слипались глаза: путешествие, занявшее целый день, было довольно утомительным, да и наша беседа затянулась далеко за полночь. Лакей проводил меня в комнату, отведенную мне в дальней башне замка. Окна ее выходили как раз на деревню, за которой начинались примыкавшие к болоту луга, а немного поодаль и самое болото, и мне были видны крыши безмолвных домишек, под которыми вместо прежних хозяев ютились теперь батраки-северяне, ветхая приходская церковь со старинным шпилем, и вдали, за темной трясиной, древние руины, сиявшие призрачным отраженным светом луны. Я уже почти заснул, как вдруг мне послышались какие-то слабые отдаленные звуки: диковатые, но несомненно музыкальные, они исполнили меня странным возбуждением, придавшим необыкновенную окраску моим ридениям той ночи. Проснувшись наутро, я не сомневался, что это были именно видения, причем куда более чудные, чем дикий посвист флейты, под который я засыпал. Под влиянием рассказанных Денисом Барри легенд, мое спящее сознание перенесло меня в величественный город посреди зеленой равнины; там я видел улицы и статуи из мрамора, просторные дворцы и храмы, барельефы и надписи на стенах то были величественные картины древней Эллады. Я рассказал о своем сне Барри, и мы вместе от души посмеялись над ним, хотя в то утро мой друг не мог скрыть серьезной озабоченности по поводу наемных рабочих. Вот уже шестой день подряд они выходили на работу с опозданием: ни один из них не мог вовремя проснуться; поднявшись же наконец, они долго приходили в себя, еле шевелились и поголовно жаловались на недосыпание и это несмотря на то, что все они ложились спать довольно рано.