Обратное течение

Шейла Ходгсон

Обратное течение

Капитан Армитаж не любил свою работу. Чартерные авиалинии оставались последней возможностью для пилота, чей возраст приближался к пятидесяти, к тому же напряжение многих лет не способствовало смягчению характера. Капитан Армитаж испытывал глубочайшее равнодушие к окружающему его миру. Директорское кресло и половина акций компании «Соник флайтс» принадлежали ему, и поэтому каждый рейс был непосредственно связан с его личным счетом в банке.

Он не любил такую работу.

Это произошло зимой. Стоял туманный декабрь, приближалось Рождество. Шумная толпа туристов заполнила салон, торопясь на джазовый фестиваль на Нормандских островах. Современная музыка мало интересовала капитана Армитажа, однако менеджер группы платил наличными, и все остальное было безразлично. Получив разрешение на взлет, капитан перевел греющиеся моторы в полетный режим и потянул на себя ручку штурвала. Самолет лениво качнулся, поднимаясь в серое зимнее небо.

Они летели над Ла-Маншем, когда неожиданно сгустился туман, окутав их густыми волнами. Армитаж выругался себе под нос. Продолжать полет было рискованно, однако отмена рейса грозила оставить заметную прореху в бюджете компании. Капитан Армитаж не собирался нести убытки.

— Леди и джентльмены, говорит командир корабля, — подобное обращение обычно успокаивало пассажиров, и шум в салоне стихал. — Из-за неблагоприятных погодных условий мы прибываем на десять минут позже расписания. «Соник флайтс» приносит извинения за вынужденные неудобства.

С сожалением щелкнув, динамики замолкли.

— Позже? — удивленно переспросил второй пилот — молодой человек с вялыми, бесцветными глазами. — Может быть, будет лучше приземлиться где-нибудь поближе? Армитаж презрительно фыркнул. Он не питал симпатии к Крису Дэвиду; типичный школьный зубрила, который знает все, кроме практики. Пилот, который летает по приборам. Сам Армитаж летал на крыльях и святой молитве. В молодости его даже арестовывали за полет на «Тигровом мотыльке» под мостом рядом с Тауэром. Пари он выиграл, но с военной службой пришлось расстаться.

— Мы получили плохую сводку, — повторил второй пилот. — Лучше вернуться обратно.

Он никогда бы не нанял Криса Дэвида, но за деньги, которые он предлагал, было трудно найти хорошего пилота.

Туман извивался, напоминая ожившего дракона; узлы едких испарений прицепились к хвосту.

— Не хотелось бы подводить ребят, — со всей сердечностью, на которую был способен, проговорил капитан Армитаж.

Самолет дрожал, неподвижно зависнув среди желтоватых облаков. Туман расходился и светлел, потом сворачивался и накрывал их снова. В трех тысячах футов внизу заговорили острова. Просочившийся сквозь серую пелену голос приказывал возвращаться в Англию.

— Леди и джентльмены, — динамики не выдавали раздражения капитана Армитажа, — к сожалению, погодные условия не позволяют нам приземлиться. Мы вынуждены вернуться обратно. Следующая попытка будет произведена днем позже.

— В следующий раз я лучше пройдусь пешком, — проворчал кто-то из пассажиров.

Шутку приветствовали насмешливые аплодисменты, по салону пробежал смех. Кто-то начал тихо наигрывать на губной гармошке; кто-то передавал бутылку кока-колы через проход между креслами. Безмятежность, граничащая со слепотой: механический век, к которому они питали глубочайшее презрение, позаботится о них, благополучно доставив до места назначения.

Над побережьем туман истончался в грязноватую дымку, к тому времени, когда они достигли посадочной полосы, видимость была довольно сносной. Получив от диспетчера «добро» на посадку, Армитаж по широкой дуге плавно направил самолет вниз и замер, не веря своим глазам.

Поперек посадочной полосы стоял легкий одномоторный самолет.

Задохнувшись проклятиями, Армитаж резко рванул на себя штурвал, машина с ревом вернулась в серое небо. В прошлом он был свидетелем множества глупых шуток, пять или шесть из которых проделал сам. Но здесь было что-то совершенно другое; нечто, не имеющее отношения к смеху. Он почувствовал, как его бьет озноб. Прошла целая минута, прежде чем ему удалось разобрать, что говорит диспетчер.

— «Ариэль-семь», почему взлетели?

Грубоватый ответ Армитажа не мог скрыть его растерянности. Из кресла второго пилота послышался сдавленный вздох Криса Дэвида.

— Вы что, сами не видите? — прорычал Армитаж. — Что там у вас на полосе? Ваши наземные службы или перепились, или спятили. Чем, черт побери, они заняты?

Он свирепо повторил свой вопрос в микрофон. Послышались атмосферные щелчки, потом снова голос диспетчера.

— «Ариэль-семь», почему не садитесь? — голос звучал озадаченно, но не больше того.

У Армитажа мелькнуло подозрение, что зрение сыграло с ним плохую шутку. В сорок восемь лет мало кто может похвастаться отменным здоровьем, хотя до сих пор тренированное тело не подводило капитана. После рождественских праздников надо будет заглянуть к окулисту, подумал Армитаж, переходя на приборную систему посадки.

Когда они во второй раз вынырнули из облаков, аэродром был пуст, за одним-единственным исключением: легкий одномоторный самолет снова перекрывал их полосу пробега.

Этого Армитаж не мог вынести. Во второй раз подняв машину, он взорвался потоком ругательств. Немедленно снизу отозвалась контрольная вышка:

— «Ариэль-семь», «Ариэль-семь»! Как слышимость? Почему не садитесь, «Ариэль-семь»?

Капитан Армитаж сухо закашлялся. Наткнувшись на недоуменный взгляд Криса Дэвида, коротко приказал:

— Летим в Кестон.

— Зачем?

— Затем, — мрачно проговорил Армитаж, — что я не горю желанием выяснять, что творится на посадочной полосе.

Не обращая внимания на протесты второго пилота, он развернул самолет в направлении Кестона. Матушка-природа забыла вложить в голову Криса мозги, и он вырос болваном. Иногда это приносит несчастье.

Двигатели утонули в реве, кабина затряслась, и новый звук прорезал гудящий воздух. Армитаж не сразу обрел дар речи.

— Какого черта! — это было уже слишком. — Кто там играет?

— Что? — Крис Дэвид непонимающе посмотрел на него.

— С меня достаточно! Скажите этим ряженым в салоне, чтобы немедленно перестали играть!

— Никто не играет…

Он все равно слышал музыку. Спокойный блюзовый ритм — то громкий, настойчивый, то тихий и мягкий. От страха у Армитажа пересохло в горле: вероятно, сказывалось перенапряжение. Повышенное давление в его годы не редкость.

— Когда прилетим в Кестон, — сдавленным голосом проговорил он, — возьмешь управление на себя.

Контрольная вышка в Кестоне уже ждала их, очевидно, предупрежденная. Голос диспетчера звучал напряженно и деловито. Тумана здесь не было.

На высоте тысячи футов Дэвид со вздохом принял управление, скользнул по пологой дуге вниз и снова поднял машину в воздух.

— Что случилось? — Армитаж повернулся к Дэвиду. Однако он знал, каким будет ответ.

Они облетели еще три аэродрома: на каждом повторялась та же история. По салону начало расползаться беспокойство, и Дэвиду пришлось выйти, чтобы успокоить пассажиров. Это оказалось нелегким делом. Было довольно трудно объяснить, что самолет не может сесть только потому, что капитан и он видят… вернее, думают, что видят…

По пути в кабину мотив тяжелого буги всколыхнул воздух, рыдание какого-то джазового инструмента. Крис оглянулся через плечо: все пассажиры смирно сидели, пристегнувшись к креслам.

— Опять эта музыка, — сказал Крис Дэвид.

Армитаж кивнул.

Какая-то мания, согласились они. Общий страх объединил пилотов.

После очередной попытки приземлиться Армитаж тяжело посмотрел на Дэвида:

— Это один и тот же самолет. Ты заметил? Дэвид молча смотрел на приборную доску.

— Где бы мы ни пытались сесть, нас блокирует один и тот же самолет! Это невозможно!

— Может быть, это мираж?

— Откуда ему взяться в таком тумане? — Армитаж расстегнул воротник. В кабине становилось душно. — Это американский истребитель выпуска второй мировой войны. Сейчас на таких не летают. Если ему и полагается где стоять, так это в музее.