Рыцари былого и грядущего. Том II(СИ)

— Но пусть Аллах сократит дни ассассинов, которые оскверняют землю своим смрадом. Пусть они исчезнут ради славы Дамаска и ради славы Ордена.

Улыбка медленно, неторопливо и спокойно исчезла с лица сенешаля храмовников. Его лицо стало теперь любезно жёстким:

— Я очень внимательно слушаю тебя, Усама.

— Говорят, ассассины вместе со своим Старцем Горы решили принять христианство?

— Похоже, они и правда имеют такое намерение, — сенешаль развёл руками, дескать, что же я-то тут могу поделать.

— Но ты же хорошо понимаешь, Жан, что этого никогда не будет. Скорее уж все демоны преисподней станут христианами.

— Аллах знает об этом лучше, Усама.

— Значит, тамплиеры не обольщаются на счёт ассассинов?

— Когда это мы давали повод считать себя идиотами?

— Так почему же вы потворствуете этому недостойному балагану?

— Мы не потворствуем. Мы наблюдаем. И пока не усматриваем повода для вмешательства в ситуацию. Король Амори, похоже, и правда верит в то, что ассассины могут стать христианами. Разубеждать его бесполезно. Синан, конечно, обманет короля, но, по большому счёту, королевству это никакого ущерба не причинит. Зачем Ордену во всё это вмешиваться?

— Но ассассины — данники Ордена. Когда они обманут короля, разве тамплиеры не будут испытывать в этой связи хотя бы некоторой неловкости?

— Ассассины всего лишь платят нам дань. Они не друзья, не союзники и не вассалы Ордена. Всем известно, что Синан не обязан согласовывать с тамплиерами свои действия, и он не делает этого.

— Но, взимая с ассассинов дань, тамплиеры уже тем самым признают за ассассинами право на существование.

— Что ты хочешь, Усама?

— Нур ад-Дин намерен уничтожить ассассинов. Не мешайте ему.

— Ты полагаешь, тамплиерам доставит удовольствие увидеть Нуреддина нависающим над своими владениями?

— Да пойми же ты, Жан, что ассассины — богомерзские твари, которые ни вам, ни нам не могут быть союзниками. Мы с вами верим в Бога по-разному, но мы верим в Бога, а ассассины не верят ни во что, кроме своих подлых кинжалов. Ни вам, ни нам эти твари не нужны. Пусть они исчезнут.

— Нам стало трудно разговаривать, Усама. Сегодня ты служишь господину, который спит и видит сбросить всех крестоносцев в море. Нуреддин не признаёт за нами права ни на одну пядь Святой Земли. По-твоему, мы сейчас должны любезно предоставить Нуреддину возможность уничтожить ассассинов, а потом столь же любезно подставить свои шеи под его саблю?

— Я понимаю тебя, Жан. Но и ты пойми, нет, не меня, а характер ситуации. У Нуреддина на одну возможность больше, чем у Ордена. Нуреддин может попытаться полностью уничтожить вас, а может согласиться делить с вами Святую Землю. У него есть выбор. А у вас выбора нет. Вы не можете даже попытаться совершенно уничтожить Нуреддина, потому что за ним весь Восток. Сегодня Нуреддин действительно не сильно расположен договариваться с вами, но вам-то ничего другого не остаётся, кроме как стремиться к равновесию с Нуреддином.

— И ты готов помочь нам в установлении этого равновесия?

— Вот именно! Орден не мешает Нуреддину раздавить ассассинов, а я в свою очередь сделаю всё для того, чтобы атабек не покушался на Кастель-Блан и другие ваши замки.

— Всерьёз ли ты говоришь об этом, Усама? Мы же не будем иметь никаких гарантий, кроме твоего обещания похлопотать за нас. А потом ты разведёшь руками — похлопотал, но, извините, ничего не получилось.

— Я не просто обещаю похлопотать. У меня есть козырь — Египет. Когда Нур ад-Дин разделается с ассассинами, его внимание нетрудно будет переключить с тамплиеров на египетского баловника Салах ад-Дина.

Тамплиер сухо хохотнул:

— О да, Юсуф — большой баловник. Далеко пойдёт этот мальчик, если ему ноги не перебьют. И у нас ещё будут с ним проблемы.

— Так вот и пусть Нур ад-Дин займётся ногами Салах ад-Дина. Разве вам это не выгодно?

— А тебе не кажется, Усама, что ты сейчас работаешь против своего повелителя Нуреддина?

— Никогда, Жан. Как ты никогда не предашь короля, так и я никогда не предам атабека. Я просто считаю, что мой повелитель кое в чём не прав, например, когда желает полностью истребить крестоносцев. Так же и ваш король не прав, желая видеть ассассинов своими союзниками.

Они замолчали. Через некоторое время тамплиер продолжил:

— Ты знаешь, Усама, мне однажды в бою так здорово заехали палицей по шлему. С тех пор я плохо соображаю. Прояви снисходительность и объясни мне то, до чего я никак не могу дойти своим умом. Какая польза Ордену в том, чтобы отдать ассассинов на съедение Нуреддину? Ты пытался доказать мне, что Орден в этом случае не подвергает себя опасности. Но польза-то в чём?

— Та палица, Жан, не сыграла в твоей судьбе никакой зловещей роли, и ты всё очень хорошо понимаешь. Я считаю, что Нур ад-Дину надо прежде всего разобраться с теми, кто позорит ислам — сирийскими ассассинами и египетскими измаилитами. Разве не польза для тамплиеров, если атабек все свои силы бросит не на вас, а на изменников ислама? К тому же, отдав Нур ад-Дину ассассинов, вы продемонстрируете, что с вами лучше не драться, а договариваться.

— Конечно же, конечно. Нур ад-Дин при нашем попустительстве подчинит исламских отщепенцев багдадскому халифу, объединит большую часть исламского мира, и тогда, обеспечив себе тылы, всей своей мощью обрушится на нас. Так мы сначала выиграем передышку, а потом потеряем всё.

Усама тяжело вздохнул и грустно улыбнулся:

— Куда подевался юный рыцарь, который хотел показать мне Бога-Ребёнка?

— Ты помнишь, Усама?

— Я всё помню, Жан.

— Но я и сейчас такой же.

— Да не такой ты. Все мы не такие. Все мы погрязли в политических интригах, разделе сфер влияния и так далее. Заботимся только о власти, о территории. А я вот подумал: если Салах ад-Дин уничтожит в Египте измаилитскую скверну, утвердит чистый суннизм и покорит Каир халифу багдадскому, но не признает над собой власть Нур ад-Дина, это как — хорошо или плохо? Если мы с атабеком действительно сражаемся за веру, а не за удовлетворение собственного властолюбия, значит это хорошо. Какая разница, кто главный в Каире, лишь бы намаз совершался правильно. Но кто же так будет думать в этом мире? Вот и мы с тобой сейчас. О чём мы говорим? Кто кому полезен в удержании или распространении власти. Мы же о главном забываем — о религии.

— В чём-то ты прав, Усама. Орден, к сожалению, по уши в политике. Такова реальность. Но тамплиеры сражаются только за веру и умирают только за Христа.

— Тамплиерам отдают приказы иерархи Ордена, один из которых — ты. Ты отдал бы приказ своим тамплиерам идти вместе с ассассинами против Дамаска? Вместе с омерзительными богохульниками против людей, которые чтут Творца?

— Не хотелось бы.

— Не хотелось бы или никогда?

— Я — ещё не Орден.

— Жан, кто из нас франк? Где твоё прямодушие? Ответь, не виляя, какова твоя личная позиция?

— Храни тебя Бог, Усама, ты — хороший друг. Кто бы мог подумать, что мусульманин будет учить меня религиозной честности. Ты прав, Усама — нельзя забывать о главном.

— А теперь вернёмся к нашим баранам. Ассассины — позор ислама. Заимствуя некоторые ваши идеи, они на глазах превращаются в позор христианства. Разве люди джихада и крестоносцы не должны объединить свои усилия для того, чтобы очистить землю от этой скверны?

— Но, ни король Амори, ни атабек Нур ад-Дин так не думают.

— Позиция атабека — моя печаль, а ты озаботь себя позицией короля.

— Король радуется новым союзникам, как ребёнок новой игрушке. Наши священники пляшут от счастья, ожидая крещение ассассинов. С ними невозможно разговаривать, они ничего не хотят слышать.

— А знаешь, что будет дальше?

— Да, знаю!.. С обращением ассассины будут тянуть. Мы поможем им против Нуреддина. Никакого обращения не будет. И мы на веки вечные запятнаем себя этим богомерзким союзом.

— А ведь ты начал с того, что вы ничего на этой ситуации не теряете?