Котэрра

Лишь однажды он задержался в большом старом городе возле дома, в котором бодрствовал бедный, но честный человек. Сквозь балконную дверь Белый Тигр бесшумно впрыгнул в комнату и отрыгнул у ног человека Снежную Грамоту. Человек нисколько не удивился, потому что был мудр и знал много такого, о чём не ведают простецы.

Снежная Грамота означала конец бедствий человека и знаменовала начало заслуженного воздаяния.

Белый Тигр нёс не только милость и справедливость, но и наказание.

Однажды дорогу ему преградил охотник, пожелавший разжиться снежно-полосатой шкурой. Охотник выстрелил Белому Тигру прямо в лоб, но пуля прошла сквозь зверя, не причинив вреда. Белый Тигр дыхнул на охотника, и тот превратился в ледяную статую. Поутру люди перенесли изваяние человека с ружьём на городскую площадь, он простоял там до самой весны, пока не растаял…

Белый Тигр устремился далее.

Наконец путь его завершился. Зверь вернулся в Спортивную гавань. Снег прекратился. Над гаванью висела Утренняя Звезда, хотя городские часы показывали полночь. Белый Тигр поклонился Утреней Звезде, и та увенчала его золотой короной.

Закончилась ночь всех влюблённых.

Дэн Шорин

Коты не умеют улыбаться

Инга читала «Алису в стране чудес», временами бросая косые взгляды в сторону иллюминатора. Там всегда царила кромешная тьма — ни единой, даже самой маленькой звёздочки видно не было, только клубы тумана, из шлюза казавшегося буроватым. Снаружи были мрак и смерть, внутри — обитаемый островок и безысходность.

«— Хорошо, — сказал Кот и исчез — на этот раз очень медленно. Первым исчез кончик его хвоста, а последней — улыбка; она долго парила в воздухе, когда все остальное уже пропало», — прочитала Инга и захлопнула книгу.

— Интересно было бы посмотреть на висящую в воздухе кошачью улыбку, — вслух подумала девушка.

— Коты не умеют улыбаться…

Голос прозвучал где-то рядом, хотя в шлюзе никого не было. Инга пробиралась сюда именно из-за возможности побыть в одиночестве — отгородившись от всего звездолёта, остаться наедине с собой и с книгами. С книгами о Земле, на которую они уже никогда не вернутся.

— Кто это сказал? — спросила Инга, требовательно оглядывая пустоту.

— Банальный здравый смысл, — тут же ответил голос.

— Да нет, я имею в виду не «кто сказал эту мысль первым», а «кто со мной сейчас разговаривает», — произнесла Инга, нахмурившись.

— Это же очевидно, — ничуть не смутился голос. — С тобой разговариваю я.

— Правила вежливости предполагают, чтобы собеседник представился, — возразила Инга.

— Но ты же не представилась… — фыркнул невидимка.

Этот довод Ингу смутил, однако она тут же взяла себя в руки:

— Но ты начал этот разговор первым!

— Правда? — невидимый собеседник отчётливо хмыкнул. — А кому хотелось посмотреть на висящую в воздухе улыбку? Не тебе?

Инга быстро оглянулась, словно ожидая увидеть эту самую улыбку. Но увидела только голые стены шлюза.

— Ты видишь меня, а я тебя нет! Это нечестно!

— Это, наверное, всё потому, что ты не там смотришь!

— А где надо смотреть? — Инга заинтересованно уставилась в пустоту. — Где можно увидеть привидений?

— Почему ты решила, что я привидение? — голос незнакомца прозвучал обиженно.

— Потому что на корабле кроме меня всего пять человек. И все они женщины. Я же сейчас отчётливо слышу мужской голос.

— Да, как у вас всё запущено… — Инга услышала в голосе разочарование. — Хорошо, если ты действительно хочешь меня увидеть — выгляни в иллюминатор.

— Логично! — девушка улыбнулась. — Если тебя не может быть на корабле, значит ты снаружи. Вот только ты одного не учёл, таинственный незнакомец. Мы сейчас находимся в гиперпространстве, и снаружи корабля по определению нет ничего.

— А ты всё-таки выгляни, — голос звучал загадочно и чарующе.

Инга подошла к иллюминатору и обомлела — снаружи в клубах бурого тумана отчётливо просматривались очертания полупрозрачной кошачьей мордочки. И Инга могла дать руку на отсечение — эта мордочка улыбалась.

— Мне кажется, она слишком много читает, — голос Марголины Велидоровны был сух и твёрд. — Это может плохо кончиться.

— Ой, и не говорите!

Полиандра Симариловна вязала свитер, искоса поглядывая в сторону флэтскрина, на котором показывали семьсот сорок третью серию «Возвращения любимого».

— Мне кажется, то о чём я говорю, гораздо важнее сериала! — Марголина Велидоровна подняла лежащий на кушетке пульт и нажала на «паузу». — Мы теряем Ингу.

— Запретить ей читать — вот и всё! — в кают-компанию вошла Ниниэль Джалиновна, в бытность свою супруга капитана корабля, а сейчас председатель корабельного совета. — Нечего с молодёжью цацкаться. Ещё не хватало, чтобы она вышла наружу. Думаете, так просто она всё время отирается в шлюзе? Наверняка код подбирает.

— Ну, код-то, положим, она не подберёт, десять триллионов вариантов — это вам не шутка, — Мариэлина Велидоровна грузно опустилась на кушетку. — А вот полоснуть себя по венам… Медкомплекс на последнем издыхании, можем и не спасти.

— Сколько их было — самоубийц-то? — вздохнула Полиандра Симариловна. — И чего им только не хватает? Всё не могут смириться, что никогда не увидят Землю. А что мы забыли на этой самой Земле? Ничего там не было хорошего. Сплошная грязь и антисанитария. По мне, так нам и тут неплохо живётся. Всегда сытые, всегда чистые, да и за здоровьем нашим медкомплекс как-никак присматривает.

— А шут их знает, чего им не хватает! — сказала Мариэлина Велидоровна.

— Это всё книги, это всё их тлетворное влияние, — Ниниэль Джалиновна высоко подняла указательный палец.

— Их с самого начала надо было скормить утилизатору.

— Хорошо хоть потом спохватились.

— Спохватились, да поздно… Инга вон позапрятала их по всему кораблю…

— Найти и уничтожить! — твёрдо сказала Ниниэль Джалиновна.

— И найдём! И уничтожим! Пусть сериалы вон смотрит! Её ведь в кают-компанию не затащишь.

— Это она нами брезгует! Пороть её надо было больше!

— Поздно уже.

— Воспитанием заниматься никогда не поздно.

— Вот вы, Мариэлина Велидоровна, и займитесь её воспитанием, а я посмотрю, как у вас это получится.

— И не сомневайтесь, Полиандра Симариловна, ещё как получится. Посадить на недельку на хлеб и воду — сама свои книжонки утилизатору скормит.

— А как вы, Мариэлина Велидоровна, её собираетесь на хлеб и воду посадить? Мы же её личный код синтезатора не знаем. Как сделать, чтобы она котлетки да блинчики себе не заказывала? А?

— А мы просто запрём её в каюте, — Ниниэль Джалиновна достала из кармана стопку ключей и победоносно потрясла ей у себя над головой. — Но сначала с Ингой надо поговорить. Вдруг одумается?

— Да не одумается она, уж я-то её знаю, — фыркнула Полиандра Симариловна. — Она вся в отца, тот таким же непутёвым был. В первый год путешествия вены себе вскрыл. «Не могу, видите ли, оставаться в четырёх стенах, они на меня давят». Помяните моё слово, Ниниэль Джалиновна, Инга так же кончит. У неё ведь вместо мозгов в голове сплошной сквозняк.

— Совсем как у Валенсии из «Мексиканки». Помните, на прошлой неделе она из окна выпрыгнула? А этот толстый Антонио даже в больницу к ней не пришёл…

— Ну, положим, у него были на то свои причины, хотя в предыдущей серии он уверял её, что готов умереть за любовь…

Разговор плавно перетёк на другую тему.

Инга смотрела, как кошачья морда растворяется в бордовом тумане. Впервые на корабле Инга столкнулась с чем-то необъяснимым, что не вписывалось в привычные законы обыденности. И Инга растерялась.

— Интересно, что это было? — спросила девушка, надеясь, что тихий голос ответит и объяснит ей всё происходящее.

Но ей ответили только тишина и прерывистый стук собственного сердца. Чудесам иногда свойственно кончаться. Инга вернулась в свою каюту и прижала коленки к груди. Кошачий голос ещё стоял в ушах у девушки, и было в нём что-то необычное, таинственное. Незабываемое.