Котэрра

Кверху пузом повисла пауза.

Скрипнула дверь. Вошла белая-белая кошка из белой-белой палаты. «А где моя белая мышь?» — пугающе тихо вопрошала вошедшая.

Вверху синевато вздохнул выдыхающийся Керосиновый Джо.

Пауза перевернулась в виртуальном хрустальном гробу.

Было слышно, как где-то, в каком-то параллельном мире, случайно выигравший в карты Пушкин, жахнув на радостях пунша, предлагал махнуться не глядя бакенбардами портрету Николая I.

Бегемот вышел из-за картины Джоконды. (Дама была уже без улыбки). В глазах Бегемота нехорошо, но застойно горел «Огонек». Бегемот поправил на шее шарф. Выигранный накануне у кота Базилио, с которым случайно столкнулся в одной из московских пивных. «И ты тут, Базилио? Что, после вчерашнего кролики кровавые в глазах?». Базилио трагически посасывал пиво с усов, предварительно макнув их в кружку.

Он тягуче мыслил пару вопросов, ибо после очередной подставы лисы Алисы находился в международном розыске. Поэтому прекрасно понимал, что заграница лично ему не поможет. А коли поможет, то не надо как. Он пытался найти хоть какую-нибудь сакральную, но порочущую связь между двумя Алисами, также прикидывал, кому можно втюхать копье Дон Кихота. (Явно соструганное местным правшой из подобранной на обочине оглобли). Но сие его мало колыхало. Копье и шарф Базилио заменял у Остапа Бендера, впарив ему список «Ста подпольных богатеньких Буратино, по данным журнала «Форбс вам в спам».

Капля пива печально упала с усов кота. Базилио рассеянно легко проиграл Бегемоту шарф. Заказал еще пару пива, по кружке на каждый проклятый вопрос. Бегемот поспешил далее. Он понял, кому понадобится шарф. Зная наперед нелегкую участь писателя, Бегемот прикидывал, что шарф может смягчить, согреть бытие Михаила Зощенко. К сожалению, шарф был утерян во время перестрелки.

Итак, Бегемот выдвинулся из-за безулыбчивой Джоконды. «Кого-то еще ждем?» — осторожно царапнув паркет, спросил Бегемот. В окно ввалился опохмелившийся Карлсон. В тельняшке он напоминал большого, небритого, помятого, но милого Митька. В руке Карлсон держал авоську, набитую баллончиками с краской. «Ребята, а не слабо расписать граффити Кремлевскую стену?».

Пауза сжалась в мертвую точку, мечтая уйти в подопытные к Архимеду и броситься под рычаг.

Джо потихоньку спрятался в примус: «Бросить бы все и рвануть в Простоквашино»…

«Ну у тебя и примочки», — дернув себя за ус, изрек бывший владелец лихих сапог. «А вот и мы», — тяжело дыша голенищами, прохрипели на пороге запыхавшиеся сапоги. В каком-то из них тошнотворно чихнуло. Это мутило от быстрой ходьбы нос майора Ковалева.

«Вы совсем забыли про даму. Вот пожалуюсь Маргарите, всех разгонит по книжкам половой щеткой», — муркнула белая-белая кошка. «Человек и кошка плачут у окошка», — донеслось с улицы.

Пауза прислушалась.

«Тебя тоже баба обезглавила? — спросила голова Берлиоза у головы Олоферна. Потусторонний голос вместе со сквозняком из какой-то незаделанной параллельной щели.

Карлсон пытался прокрутить пропеллер.

«Опять опоздал. Масло-то, масло Аннушка уже пролила!».

Под потолком сначала гнилушечно-зеленовато что-то мелкое засветило, смахивающее на благой смайлик, потом приняло более различимые черты: «Ба! Кошмар мышей летучих! Это же Чеширский кот!» Кот держал в лапах с десяток прутиков.

«Это для госпожи Маргариты. Пусть прикрепит их к половой щетке, легче будет пересекать параллельные миры. Алиса приглашает ее на чашку чая. Есть тема для приватной беседы. Тет вам в тет», — исчезая, съязвил по-английски Чеширский кот.

Где-то резко заискрило, запахло озоном. Это закоротило параллельные прямые.

«А все-таки они тоже слегка вертятся», — усмехнулся Лобачевский.

Из-за параллельного поворота протяжно матерился кот, сорвавшийся с цепи. Ученый кот свалился на голову коту Леопольду, сочинявшему в тени дуба очередное возвание о дружбе и сотрудничестве. Послышались удары колокола. Били часы на башне, похожей на воткнутый в землю обломанный нос гигантского Буратино. Они ненавязчиво возвещали наступление Года Кота во всех доступных и недоступных мирах.

Елена Ворон

Армия спасения

Начало девяностых. Перестроечная нищета. Талоны на мясо. Животные, которых хозяева выкинули на улицу.

Помните, как это было?

В город начала прибывать Армия спасения. Группами и поодиночке они появлялись на чердаках и в темных подвалах, осматривались, осваивались и затем выходили на улицы и во дворы. Они учились избегать автомобильных колес и спасаться от бездомных собак, не попадаться жестоким мальчишкам и добывать себе пищу на помойках. Они терпеливо сидели у подвальных оконец, или у мусорных контейнеров, или в пустых унылых сквериках, ожидая, когда их заметят и позовут с собой. С виду кошки как кошки: серые, черные, полосатые. Лишь глаза необычно серьезные, вдумчивые. В них читалась надежда, что однажды — ведь не может быть, чтобы этого не случилось! — кто-нибудь наконец их заметит. И возьмет к себе в дом. И тогда они смогут выполнить то, ради чего покинули родину.

Задача Армии спасения проста: прибиться к людям, прижиться в домах и учреждениях — а после всем своим существом, каждым усом и шерстинкой нести голодным, озлобившимся, одиноким людям тепло, радость и утешение. Они ждали. Они надеялись. Но люди проходили мимо — озабоченные, усталые, сердитые, равнодушные. Им не было дела до других людей. Тем более они не замечали кошек.

Лишь изредка солдаты Армии спасения ловили на себе сочувственный, горестный взгляд:

— Ах ты, бедняга! Голодная… Да ведь нечего тебе дать, совсем нечего…

А им ничего и не было нужно. Они подходили, и выгибали спинку, и громко мурлыкали, и терлись головой о ноги, торопясь отдать хоть немного тепла. А человеческие глаза наливались тоской. И тогда они отходили, сконфуженные, ведь человек страдал — оттого, что не может помочь голодной бездомной кошке. Армия спасения была в растерянности.

Миррана Каммиата, втиснувшись на подоконнике между цветочными горшками, вылизывала заднюю лапу. Было грустно. Хозяйка, Анастасия Григорьевна, вернулась из магазина чуть не плача. Кассирша облаяла. Вечно они торопятся, молодые. А старая бабка с трешками, которыми выдали пенсию, возится, считает их, путается. И пенсия тает — глазом не успеешь моргнуть. Рыбы дешевой уж не найдешь…

Миррана Каммиата с урчанием вгрызлась в шерсть, словно у нее блоха, как у настоящей кошки. Хозяюшка, милая, не нужно рыбы, я и кашки поем, и булочки; ты только не огорчайся.

— Ох, девочка моя… — вздохнула Анастасия Григорьевна. — Горе мне с тобой. Чем же кормить-то?

Миррана Каммиата спрыгнула с подоконника и стала тереться о хозяйкины ноги — распухшие, в уродливых черных венах. Великие боги, как она вообще ходит?

— Кушать хочешь? Сейчас я тебе, девочка, кошечка… что-нибудь… — старушка шмыгнула носом, отерла слезинку. — Пойдем, милая, пойдем.

Миррана Каммиата поднялась на задние лапы, уцепилась передними за хозяйкину юбку. Хозяюшка, не жалей! Не жалей ты меня, пожалуйста. Ведь это я должна любить и жалеть тебя — старую, немощную, одинокую. Я здесь ради тебя: буду греть твои ноющие ноги, буду рассказывать свои сказки, доставать закатившуюся под кровать катушку ниток, подносить в зубах пузырек с лекарством, если тебе станет плохо…

— Умница, — улыбнулась хозяйка. — Понимаешь, что баба Настя голодной не оставит. Да уж пойдем, дам тебе. Наголодалась на помойках-то… Кто ж тебя выбросил?.. Ох, люди, никого не жалеют.

На кухне Миррана Каммиата опять вспрыгнула на подоконник и выглянула во двор. Снизу, с открытого мусорного контейнера, на нее глядели три кошки. Одна обычная, две — из Армии спасения. Миррана Каммиата выгнула спину и задрала хвост. Те, снизу, подали знак: счастливица, поздравляем! Она скребнула лапкой по стеклу и соскочила на пол.