День всех влюбленных

— Но почему же за меня?! — воскликнула Марина, собираясь подняться из-за стола.

— Что вы, этого нельзя. Тише, тише…. - вдруг зашипела вертлявая женщина с левой стороны и даже схватила Марину за рукав, удерживая.

— Не спорьте, не раздражайте ее, — присоединился к ее шепоту мужчина с правой стороны, накрыв ее руку своей. — Выпейте. Не нужно обижать хозяев, иначе вам же хуже будет.

Марина выпила неохотно.

— Вы, милочка, не спорьте, когда Матильдочка говорит. Вы лучше мысленно ее к черту пошлите, но не спорьте. Никогда не спорьте, — посоветовала морщинистая старушонка, пригубив вина. — Берегите здоровье.

— Это еще почему? — возмутилась Марина.

— Эльвира Константиновна дело говорит, — вступил в разговор мужчина с правой стороны, поставив пустой бокал на стол. — Это честь, что вас — не члена Клуба — пригласили.

Больше седоволосый мужчина ничего не говорил, а склонился над тарелкой. Да и все общество целенаправленно принялось за еду. Слышалось только позвякивание приборов и причмокивание — то, что в других обществах не допускалось, здесь похоже было делом обыденным. И было понятно сразу, что все эти люди пришли на свадьбу есть. Не ели только Марина и молодожены, которые успели уже поесть. Они сидели и молча наблюдали за гостями. Для Марины это была необычное зрелище: пища членами Клуба пережевывалась вдумчиво, у некоторых на лицах было удивление, кто-то делал это благоговейно. Единственный человек, которому процесс приносил мало удовольствия, был калека без уха. Обращенный в сторону Марины этим своим ущербным местом, он жевал без удовольствия, как бы показывая всем своим видом: "Я конечно съем, но этим меня не удивишь". Глядя на неизвестного ей калеку, Марина подумала, что отсутствие уха у человека вовсе не такое уж уродство, как кажется, и эта дыра в череп с гладкой бритой щекой выглядит очень даже привлекательно. Она попробовала себя представить без ушей. И даже очень ничего! Выходит присутствие ушей на черепе — уродство. Но это мысленное отвлечение было буквально на минуту, после чего Марина снова принялась наблюдать. Соседка Эльвира Константиновна ела низко склонясь над тарелкой и сквозь очки выглядывала в ней что-то, прежде чем съесть; самый рослый лопоухий гражданин ел, закидывая голову вверх, словно глотал таблетки, издавая при этом гортанный звук; худая бледная девушка с рыжими волосами, словно в ужасе и как бы даже брезгливо клала в рот очередную порцию и жевала с таким видом, будто вот-вот выплюнет обратно на тарелку, но глаза сияли восторгом. Что они ели было не определить: кто-то с удовольствием обсасывал косточки, у кого-то в тарелке был суп, у кого-то просто кусок мяса. У каждого свой индивидуальный заказ. Прежде чем подать блюдо гостю, клоун-лакей сверялся с записью в книжечке — каждому подавалось его любимое блюдо индивидуально.

Есть по какому-то удивительному совпадению закончили все одновременно, после чего повернулись в сторону Матильды и жениха и негромко зааплодировали. Матильда поднялась и с улыбкой поклонилась.

"Тоже мне прима балерина, — подумала Марина, глядя на эту картину. — Небось из ресторана еду привезли, а она тут раскланивается. А почему мне-то не кладут?" — при этой мысли Марину замутило — уж слишком она переела и даже из вредности не съела бы больше ни кусочка.

Вероятно, так и было запланировано Матильдой, чтобы Марина не разевала рот на чужой каравай. Вновь обойдя Марину и молодоженов, подали второе блюдо, и снова повторилась то же самое. Поев, все зааплодировали, и кто-то даже сказал негромко "браво". Матильда поклонилась. Она была явно удовлетворена произведенным на гостей впечатлением. Потом подали третье блюдо…

Максим смотрел на все происходящее без особого интереса. Иногда он выходил куда-то, вероятно, покурить — в зале курить было не принято. Марина уже не могла отделаться от странной мысли, что перед ней происходит какое-то тайное действо, к которому допускаются только люди посвященные, и каждый поступок участников строго выверен, но непосвященному абсолютно непонятен. Наподобие масонской ложи. Эта свадьба по существу и не была свадьбой, а — каким-то обжираловом. Никто не кричал "горько", не устраивал конкурсы и не проводил шарады. Не было тамады с баяном, да и просто музыки. Единственной музыкой этого торжества был звон приборов и чавканье гостей. Даже унылые клоуны за спиной передвигались бесшумно, как тени, и не веселили, а скорее угнетали своим видом.

"Ну ладно, они тут все заодно, едят дрянь какую-то. А я то зачем здесь? Думают меня в свою компанию уродскую взять, так не пойду!".

Она оглянулась на дверь. Клоун-Обжора стоял лицом в зал, прикрывая спиной дверь. То, что она здесь не по собственной воле и ее фактически охраняют, придавало ситуации неприглядный вид. Марина, конечно, могла взбунтоваться, дать клоуну в пах ногой, если он так уж просит, или вилку в живот вонзить — острые приборы у нее не забрали — но уж больно не хотелось скандала и все же интересно, что будет дальше, когда нажрутся. На столь странном мероприятии она не была никогда.

После третьего блюда произошло то же рукоплескание. Матильда поклонилась.

— Я рада, что всем вам понравилось то, что было представлено сегодня вашему вниманию, — сказала Матильда. Все закивали и почему-то посмотрели в сторону Марины. — А теперь давайте пить чай со сладостями.

Официальная часть мероприятия, кажется, подошла к концу. Гости, ставшие вдруг менее церемонными, загомонили между собой. Клоуны унесли грязную посуду и стали накрывать к чаю.

— Вы, милочка, очаровательны, — сказала Эльвира Константиновна, повернув голову к Марине. — У вас такие хорошие крепкие волосы.

— У вас тоже, — сказала Марина, ехидно улыбнувшись.

Хотя на голове у старухи были легкие, как пушок, редкие волосенки, она приняла комплимент Марины за чистую монету и захохотала, и зарадовалась.

— Вы любите философскую литературу? — спросил ее сидевший рядом мужчина. — О, простите, я не представился. Андрей Анатольевич.

— Очень приятно, — принимая чашку с чаем от услужливого клоуна, кивнула Марина. — Что вы спросили?

— Я бы хотел знать, любите ли вы философскую литературу, ну, или там перечитывать серьезных авторов: Достоевского, Толстого…

— От философии меня тошнит, — призналась Марина, но, увидев в глазах собеседника что-то похожее на ужас, добавила: — Ну а Достоевского почитать люблю.

— Это уже хорошо, а то среди молодежи такое иногда попадается — с виду такие симпатичные, а книг не читают.

— А музыку классическую, Чайковского там или Шопена? — встряла в разговор старушка.

Марина откусила от пастилы и сделала глоток чая.

— Битлз люблю, к классике как-то не приучена.

— А спортом, спортом, надеюсь, вы занимаетесь, — не отставала старушка. — Ведь здоровье это главное. В здоровом теле, так сказать, и дух…

— Спорт терпеть не могу, — призналась Марина, чем огорчила старушку чрезвычайно.

Она видела, что ближайшие соседи за столом жадно прислушиваются к разговору, и что у каждого из них тоже имеется к ней вопрос, только задать его они стесняются.

— Друзья мои, прошу оставить нашу гостью в покое со своими вопросами, — гаркнула с другого конца стола Матильда, зорко следившая за происходящим. — Когда нужно будет, у нее все выспросят и никто не останется в неведении.

Соседи Марины тут же отстали от нее с вопросами и начали светскую по их представлению беседу.

— Я в Клубе уже восемь лет, — сказал Андрей Анатольевич, улыбаясь. — Уж чего я только не перепробовал. Но я вам скажу… Вы, простите, человек в пищевых вкусах, как я понимаю, не сведущий? — вдруг спросил он.

— Да, пожалуй, что и не сведущий, — ответила Марина. Люди, которые здесь собрались, были явно с легким прибамбасом на почве еды.

— Ну, так вот я и хочу сказать, что, конечно, есть блюда вкусные, а есть очень вкусные. И это замечательно…

— А есть, так сказать, полезные для здоровья — омолаживающие, — снова встряла старуха, которую было не омолодить уже никакими молодильными винегретами, никакими пластическими операциями.