Утраченный свет

дьякона Самсона, служившего в той же церкви. - Ты видел сопляка на мотоцикле?

Калека решил, что не будет большого греха, если он заработает себе на завтрак.

- Этот гаденыш только что был здесь. Теперь мне нечего жрать. Дерьмо, а не человек. Забрал у меня кусок хлеба...

Безногий запнулся. Дьякон остановился прямо перед ним. Нищий увидел заостренные носки кожаных сапог, черные брюки, полы блестящего плаща. Цвет лица и волос резко контрастировал с мрачным нарядом. Это было совсем не то лицо, которое нищий хотел бы видеть, причащаясь перед смертью.

- Что с твоими ногами? - спросил Могила, впервые заинтересовавшись калекой.

- Гниют под Херсоном.

- Джихад?

Калека молча кивнул. Он не любил вспоминать. Это могло разбудить демонов. Не все остались там, на стене подвала, - он знал это точно. Некоторые из них свили себе гнездышки в более податливом веществе.

- Я хочу, чтобы ты рассказал мне об этом, - настаивал дьякон, словно позабыв о сострадании.

- Мои мозги сгнили там же, где и ноги.

- Я освежу твою память, художник, - сказал дьякон с сарказмом.

Калека почувствовал необъяснимое, мучительное неудобство, словно внутри него распускались колючие цветы.

- В тридцать шестом... - начал он.

- Вот-вот, - перебил его дьякон. - С этого места помедленнее и поподробнее.

* * *

Они мирно беседовали в течение нескольких минут. Нищий, которому ещё недавно казалось, что он не произнесет ни слова (в конце концов, он же не враг самому себе!), рассказал все как на исповеди. Лишь немного позже до него дошло, что в каком-то смысле так оно и было.

Гипнозом тут и не пахло. Просто он вдруг почувствовал степень опасности. Сработал голый инстинкт. Его внутренний прибор, предупреждающий об угрозе, зашкалил. Он понял: в любом случае будет плохо, но если он расскажет то, что хотел услышать дьякон (какой там к дьяволу "дьякон"!), то, может быть, удастся избежать самого худшего. Безногий, голодный, больной раком желудка нищий внезапно обнаружил, что САМОЕ ХУДШЕЕ существует и находится в двух шагах от него. Он понял ещё кое-что: ему хочется снова и снова совершать свой ежедневный скорбный путь между церковным подвалом и папертью, отталкиваясь колодками от выщербленного асфальта, мерзнуть, голодать, испытывать нестерпимые фантомные боли в отрезанных ногах, но иногда видеть солнце, небо и продолжать работу над росписью личного подземелья. Он должен был закончить северную стену. Заключить демонов в замкнутый круг, прежде чем душа отправится в последнее странствие... Он открыл в себе чудовищную сентиментальность - забытую, слежавшуюся, бессмысленную вещь из мира благополучной старости, словно тряпье, зарытое в землю. И вот появился человек в черном плаще - и вытащил все это на поверхность...

Прошлое смердело сильнее, чем гниющие конечности.

* * *

Когда нищий закончил, дьякон вернулся к тому, с чего начал:

- Так ты хочешь жрать?

- Да. Пожрать. Это было бы неплохо. Совсем неплохо. Я не ел уже больше суток...

Безногий