Хьюстон, 2030

– Повезло?

– Ну да, повезло. Аккумулятор взорвался. Помните, Вы меня встретили, тогда, второй раз, на Бирже, я была вся в ранках от кислоты? Я еще соврала, что меня зовут Амелия Хан, и мне четырнадцать? Мел привела меня к Джо. А я такая с белым глазом, и вся в пластыре! Джо поглядел, говорит: мне такое говно нинада… Извините, сэр. Это Джо так сказал. Короче, сказал: такое го… в общем, нинада. Мне, сказал, похер, чего ты будешь по-жизне делать. Вали, сказал, обратно на свою Кучу, ковыряйся дальше. А я от него шла, и прыгала от радости. По мне, так лучше говно… простите, сэр… Дерьмо голыми руками из сортиров выгребать, чем к Джо в бордель…

Ничего себе, что этой девочке пришлось пережить, подумал Марк. Для нее даже потерянный глаз – называется «повезло»! Больше всего ему сейчас хотелось отправиться к Джо Во и испытать на этом ублюдке свой служебный пистолет. Вдруг эта штука еще стреляет?

– Ну, а дальше что было?

– Ну, дальше стало немного полегче…

К ним подбежал запыхавшийся Родриго. В левой руке он держал банановый лист с четырьмя рисовыми колобками, а в правой – рацию. Сунув лист в руки Жасмин, он доложил, отдуваясь, – Нам только что передали общий сбор. Какое-то большое происшествие: три трупа, пятеро покалечилось. Короче, я побежал.

– Мне надо туда с Вами, сержант? – предложил помощь Марк.

– Да нет, спасибо. Это не юрисдикция ФБР, по всякому. Обычное дело, что-нибудь такое тут каждый день. Сами разберемся. Я только заберу свой колобок. Не доел по дороге, когда рация заверещала… Он подхватил чуть надкушенный колобок с бананового листа и помчался в направлении свалки. Опять сержант переволновался, подумал Марк. С такой нервной работой так легко набрать лишний вес!

– Хотите рисовый колобок? – предложила Жасмин. Марк нерешительно взял с листа угощение. Странно, но запах свалки куда-то исчез. То ли на дамбе его относило ветерком, то ли Марк уже так этим запахом пропитался, что обоняние отказывалось его регистрировать. Колобок оказался вкусным. Еще бы, время за полдень, а я с утра не ел, подумал Марк.

– Ты, Жасмин, сказала, что стало полегче.

– Да, полегче. Когда меня обожгло… В смысле: из аккумулятора, наша тетушка Кун… Она мне никакая не «тетушка», конечно. Это у «баронов» так называется: они там все «дядюшки» и «тетушки»… В общем тетушка Кун дала мне жестянку из-под консервов и сказала: на Биржу чтоб ни ногой. Увижу – по голове настучу. Ты теперя у нас покалеченная, вот те плошка, иди и проси милостыню. У «баронов» так заведено. Если кто покалечился, они его на Биржу больша ниставят. Ну да, подумал Марк. Это испортило бы им всю конспирацию. Вот к примеру, три года назад, если бы у той женщины было три девочки, и одна из них с бельмом от ожога, он бы, без вопросов, отправил пройдоху – «тетушку» в кутузку.

– Ну, я ходила с плошкой какое-то время, – продолжала рассказ Жасмин. – Но мне подавали плохо. Я же не инвалид войны. Руки-ноги на месте. Кто мне подаст?

«Скажи нищим НЕТ,» – вспомнил Марк лозунг на плакате «Пути Спасения».

– Тогда я пошла на Биржу. Сама по себе. А что мне эта дура Кун сделает? Она меня даже не догонит! Ну, и мне как-то сразу повезло. Меня наняла одна леди. Они там раскапывали гниль-ямы. Знаете, сэр, что это такое?

– Только сегодня узнал. Сержант рассказывал. Это как гнойник под землей?

– Сержант точно сказал: как гнойник. В общем, им нужен был кто-нибудь: очень легкий и очень смелый. Чтобы ходил и не проваливался. А я тогда была легкая, как пушинка.

– И очень смелая?

– Не-а. Я боялась, до-усра… Сильно боялась, короче. Вы извините, сэр. На Куче у нас такие слова говорят! Но я-то знаю, что это слова плохие, и говорить их нинада! Да, вот, я сильно боялась, но никому не говорила, что боюсь! А они мне сделали лыжи. Знаете, такие доски на ноги, чтобы ходить и не проваливаться? И я стала работать у них в артели. А потом та леди сказала: ты, нам, Джас, очень нравишься, и работаешь ты хорошо. Оставайся у нас в артели. Они и бумагу тогда подделали, что мне уже четырнадцать. Платят в артели нормально, так что мы с Мел и братиков вытащили. Из этой дурацкой бумажной мастерской.

– В смысле: от «баронов»?

– Ну да. Да это, типа, нетрудно. Я пришла к ним в один вечер, говорю: ночью ниспать! Как мастер уйдет, досчитаете про себя до двадцати тысяч, потом вставайте потихоньку, перелезете через забор, а я вас там буду ждать. Пойдем домой. И все получилось о-кей. Правда, только со второго раза. В первую ночь я ждала-ждала, ждала-ждала… Милли считал про себя – и заснул! А на другую ночь, я ему булавку дала. Сказала: будешь в руку себе втыкать через каждые пятьсот. И на вторую ночь они вылезли! И мы просто ушли домой. А «бароны» нам нифига нисделали. Если у кого есть еда, «бароны» нифига нимогут! Милли и Берти пошли обратно в школу. Они пропустили по два года, но их приняли. Мел ходила, сказала зам-директору, так и так, у нас родителей больша нета, все такое. Ну вот, они с утра идут в школу, а после школы – ко мне, на Кучу. Наша артель им приплачивает, как за четвертушку дня…

– Ясно. Расскажешь мне про Ника?

– Да я о нем мало чего знаю. Я даже низнала, что у папы был еще сын до нас. Мама и папа про это ниговорили… Короче, Ник объявился в Хьюстоне где-то год назад. Он был тогда еще на костылях. У него ноги нета, знаете?

– Видел.

– Ну вот. Он был ранен в Венесуэле, потом был на плавучем госпитале. Он его так странно называл: «Мусоровоз». Я-то всегда думала, что мусоровоз – это такая машина. Знаете, на них возили мусор – давным-давно?

Точно: давным-давно, подумал Марк. Двенадцать лет назад. Тогда еще раз в месяц в их тупичок приезжал мусоровоз и забирал «твердые отходы». Впрочем, тогда уже мусор не выкидывали, а перерабатывали на месте. Объедки и очистки – в компостную яму, либо беднякам, все, что может гореть – в камин, металл – местному кузнецу. Через какое-то время, мусоровозу уже незачем было приезжать.

– Когда его высадили в Галвестоне, он решил съездить повидать «другую семью отца». Он так нас называл: «другая семья отца». Странно, правда? Они с Мел ходили на могилу к родителям, и Ник натер себе руки костылями… Ну, Мел ему все рассказала. Как мама с папой умерли, и про этого Джо Во, и кем она работает. Ник тогда сказал: потерпите еще год. Я пока никакой – калека на костылях. Вот сделаю себе новую ногу, приеду вас выручать. А потом он уехал в Нью-Йорк. У него был пропуск на военный поезд до Нью-Йорка. Он потом нам часто писал по электронной почте. Мел всегда так радовалась, когда он писал…

– Он приехал снова в Хьюстон три недели назад, так?

– Да. Он так хорошо научился ходить на протезе. Было совсем низаметно, что у него ноги нета. Вы бы даже не заметили, сэр. Только, если поглядеть на его велик. Он велик провез из Нью-Йорка, с такой скобой на педали… Да, и у него был план.