С нами бот (сборник)

«И правильно делали», – добавляет Маркионов.

«Господь, – объясняет он, – с целью исправления мира нисходит к нам постоянно: в телесном обличье (Христос), в бестелесном (Ангелы), вовсе без обличья (Дух Святой) – и каждый раз оказывается подхвачен встречным потоком времени. Или, что вероятнее, добровольно отдаётся течению, дабы иметь возможность общаться с нами. Сокровенного же Божиего действительно никто не видел, поскольку в Его поток времени никому из смертных проникнуть не дано».

«Оказывается подхвачен встречным потоком времени». Вот вам и объяснение, почему Ангелы не ходят спиной вперед. О. Онуфрий (Агуреев) его либо пропустил, либо не понял.

Ситуация, однако, чревата парадоксом: если Всевышний, отдав Себя на волю волн, проведёт в нашем мире хотя бы пару минут, то, вернувшись по лестнице Иакова на Небо, Он неминуемо встретит там Самого Себя, только ещё собирающегося посетить Землю.

Но тем-то и велик ересиарх, что, столкнувшись с парадоксом, он незамедлительно обращает его в свою пользу. Согласно тому же Дионисию, небо заселено не менее густо, чем земля. «Сколько чинов небесных Существ, какие они и каким образом у них совершаются тайны священноначалия, – пишет Ареопагит, – в точности знает это, как я думаю, один Бог, Виновник их Иерархии».

Дионисий ошибается. Знают двое: Бог и Маркионов.

«Несомненно, – делится очередным откровением наш ересиарх, – что Херувимы, Серафимы, Престолы и прочие небесные Существа, каждое из Которых есть Господь, образуют Иерархию по старшинству». И делает существенное пояснение: срок, проведённый во встречном потоке времени, отнюдь не вычитается из общего возраста Господа, но, напротив, прибавляется к нему.

Такое чувство, что любовь Маркионова к фантастике не ограничивалась творчеством братьев Стругацких.

Куда движемся

То, что мир с человеческой точки зрения вырождается, так же ясно для Маркионова, как простая гамма. Слова Христа: «Ученик не выше учителя», – ставят, по его мнению, предел нашим беспочвенным и горделивым мечтаниям.

Повторяю, опровергать Маркионова с помощью цитат из Библии не имеет смысла.

Во-первых, он убеждён, что, несмотря на внятную диктовку Святого Духа, многое было услышано и записано неверно. Правильно понятое Маркионов берет на вооружение, понятое же неправильно отбрасывает без колебаний или, как принято у богословов, попросту замалчивает.

Во-вторых, давно уже подмечено, что, опровергая еретика, в конце концов неизбежно впадаешь в противоположную ересь. Кстати, статья о. Онуфрия (Агуреева) «От лукавого!» – яркий тому пример.

Мельчает род людской. Это положение Маркионов для большей доходчивости предпочитает доказывать не на библейском, а на житейском материале. Даже если взять уровень заурядного обывателя, заявляет он, вы обнаружите, что зрелым людям обычно кажется, будто во времена их юности жилось лучше (народ был честнее, рыба крупнее, и т. д.). Молодые с ними, естественно, не соглашаются, однако, повзрослев и поумнев, сознают свою ошибку и начинают говорить то же самое.

Нет такой культуры, которая не тосковала бы об утраченном Золотом Веке. Самые выдающиеся гении – от неизвестного автора «Слова о полку Игореве» до Лопе де Вега – сознавали свое ничтожество по сравнению с титанами былых дней.

При советской власти, когда подавляющее большинство населения верило в светлое будущее, мысль Маркионова прозвучала бы неубедительно, но в наши дни афёр, зачисток и отрезаемых голов, когда прошлое представляется радужным, настоящее – чёрным, а грядущее – смутным, нам трудно что-либо возразить ересиарху, и он этим пользуется вовсю.

Можно, конечно, спросить Маркионова: «А как же научно-технический прогресс?» – но лучше так не делать. При одном только слове «прогресс» в бывшем монтировщике сцены пробуждается Вольтер, и слог его обретает изысканную язвительность:

«Сидя в вагоне, порой не сообразишь, который поезд тронулся: твой или соседний? Вот и в жизни тоже: смотришь и пытаешься уразуметь, то ли техника вокруг совершенствуется, то ли мы деградируем».

Прогресс железяк сопряжен с регрессом человека. На ехидный вопрос, каким образом человек, деградируя, ухитряется изобретать всё более сложные механизмы, Маркионов отвечает, что с точки зрения Бога всё обстоит наоборот: отказываясь от очередной железяки, человек становится умнее. А на робкое замечание о пользе науки и техники бывший монтировщик с маху отрубает: «Когда костыль становится ненужен, его отбрасывают».

Затем, внезапно притянув за уши к своим рассуждениям ещё и теорию расширяющейся Вселенной, ересиарх подбивает итог: с каждым мгновением мироздание становится больше и хуже. Но это нисколько не огорчает Маркионова. Скорее радует. Для Бога-то оно с каждым мгновением становится меньше и лучше.

История по Маркионову

Естественно, что при таком подходе Библия для Маркионова открывается не «Бытием», а «Апокалипсисом», являющимся, по его мнению, пророчеством о предстоящем создании нашего мира. Несмотря на обратный ход событий и некоторую вольность изложения, картина складывается вполне правдоподобная: жуткие порождения генной инженерии, совершенная и смертоносная военная техника, вконец расшатанная экология, прочие прелести. Пекло творения.

Именно так, согласно учению Маркионова, мироздание выглядело изначально. Несоразмерно огромное, противоречивое, поражаемое природными и техногенными катастрофами, оно было почти нежизнеспособно.

Завершив этот невообразимый по размерам и небрежности черновик, Бог ужаснулся содеянному и принялся его переделывать. Тут-то, по словам Маркионова, и выяснилось самое неприятное обстоятельство: контрамоция. Мало того что мир сотворён неудовлетворительно, он ещё и существует не в ту сторону!

После долгих и тщетных стараний физически перенаправить Вселенную по времени, последствия чего якобы не раз отмечались нашей наукой, Бог понимает всю безнадёжность этой затеи и решает действовать иначе. Если нельзя изменить мир, надо приспособить к нему восприятие. Господь нисходит к людям в телесном обличье Иисуса и терпеливо учит, что истинный жизненный путь пролегает от смерти к рождению, а не наоборот, как принято думать («если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное»). Под Царством Небесным, естественно, имеется в виду встречный поток времени.

Слова Его, разумеется, извращают. Как и попытку разъяснить всё на собственном примере.

Вот тут, честно говоря, я немного теряюсь. Во-первых, ересиарх противоречит сам себе («в Его поток времени никому из смертных проникнуть не дано»), во-вторых, поступки Всевышнего в такой трактовке представляются мне более чем загадочными. Насколько я понимаю Маркионова, Бог хотел, чтобы люди мысленно поменяли прошлое и будущее местами. Однако, проведя предварительную разведку в качестве Святого Духа, Он должен был собрать достаточно сведений о будущей Своей неудаче. Затем, в течение тридцати трех лет наблюдая с Неба за собственными действиями, Господь имел возможность убедиться в этом лично. И всё же, когда приходит срок, Он тем не менее является на Землю, внедряется в чрево Марии, рождается – и далее шаг за шагом повторяет то, за чем совсем ещё недавно с сочувствием следил со стороны.

Возникает трагический образ Существа, Которое всё знает наперёд и ничего не может изменить («Если бы Я не сотворил между ними дел, каких никто другой не делал, то не имели бы греха… Но да сбудется слово, написанное в законе их: возненавидели Меня напрасно»). Он обречён на грядущие ошибки именно потому, что осведомлён о них заранее.

Хотя ересиарха особо за это упрекать не стоит. С Божьими атрибутами дело обстоит одинаково в любой религии: всеведение вытащишь – всемогущество увязнет. И наоборот.

Впрочем, возможно, что причиною фатальной неотвратимости событий было всего-навсего юношеское упрямство Господа. Так, согласно Маркионову, пребывая на Земле в теле Иисуса, Он неминуемо сталкивается со Своими же (как правило, невидимыми) Сущностями, занесёнными встречным потоком времени из Его Собственного будущего и выполняющими различные задания по исправлению мира. Назревает производственный конфликт, страсти кипят, дело доходит до прямых самооскорблений («И вот они закричали: что тебе до нас, Иисус, Сын Божий? Пришел ты сюда прежде времени мучить нас»). Дьявол, как старший и более опытный, пытается инструктировать Иисуса («показывает Ему все царства мира и славу их, И говорит Ему: всё это дам Тебе, если падши поклонишься мне»). Но Тот, презрев субординацию и наивно делая ставку не на государство, а на отдельную личность, отказывается повиноваться и доводит задуманное Им до конца.