Бетагемот

— Это я знаю. Прошлой осенью. — Он откашлял­ся. — Мне все еще плохо.

— Понимаете, если вы заразились прошлой осенью, то наши процедуры делают свое дело. Без них вы бы не дожили до зимы.

— Но мне все еще плохо.

Он шагнул к ней, большой, вернее громадный, мужчи­на; его окровавленные глаза походили сейчас на красные щелки. У стоявших на улице пациентов терпение было на исходе.

— Вам надо поехать в Бангор, — начала она. — Это ближайший к нам...

— В Бангоре мне даже не скажут подождите, — вы­палил он.

— Я могу только... я... Понимаете, это даже не ле­карство, — постаралась спокойно объяснить Така. — Это средство всего лишь дает вам время.

— Оно уже дало. Дайте больше.

Она осторожно, как будто ненамеренно сделала шаг назад. Ближе к системе защиты Мири ^[23], работающей от голосовых команд. Подальше от неприятностей.

Однако неприятность пошла ей навстречу.

— Это так не работает, — мягко произнесла Така. — Препарат уже в ваших клетках. Дополнительная доза не даст никакого эффекта. Это я вам гарантирую.

На секунду она подумала, что он готов отступить. Сло­ва, как ей показалось, дошли до него: его поза стала не столь напряженной. Морщинки вокруг глаз сплелись, образовав какую-то не столь взрывную смесь смущения и боли, которая заменила страх и злобу.

А потом мужчина улыбнулся самой жестокой улыб­кой, которую Уэллетт когда-либо видела, и вся надежда пропала.

— Но ты-то вылечилась, — сказал он, двигаясь к ней.

Профессиональный риск. Некоторые больные верили, что сопротивляемость к Бетагемоту передается половым путем. Если у тебя была склонность к такого рода заба­вам, то трахнуть можно было кого угодно: существова­ли люди, которые возвели иммунизированных в культ и буквально молили о половом акте, превратив его в нечто вроде прививки. Начальство Таки нередко шутило по этому поводу.

Не такими веселыми были истории о полевых ме­диках, которых держали в плену и регулярно насилова­ли ради общественного здоровья. Така Уэллетт не имела никакого желания приносить себя в жертву ради общего блага.

Существо, которое она выпустила на волю, тоже.

Кодовым словом было «Багира». Така не знала, что оно означает; оно шло в комплекте с фургоном, и Уэл­летт так и не удосужилась изменить пароль.

Цепь событий, для которых это слово служило чем-то вроде спускового крючка, никогда не доходила до край­ности. Заслышав зов хозяина, системы безопасности ла­зарета встали по стойке «смирно»: захлопнулись и на­крепко закрылись все входы и выходы, за исключением двери в кабину, расположенной рядом с авторизованным оператором. Оружейный пузырь на крыше Мири — в не­рабочем состоянии он походил на утопленную в машине зеркальную полусферу — вытягивался из своей шахты сверкающим хромированным фаллосом достаточно вы­соко, чтобы подстрелить кого угодно, кроме тех, что, спасаясь, распластались вдоль борта машины. (Для этих по каркасу лазарета пускали ток под высоким напряже­нием.) Сначала в ход шла узконаправленная инфразвуковая «верещалка», которая могла прицельно опорож­нить кишки и желудок любому человеку, находящемуся на расстоянии в десять метров. Если ситуация накаля­лась, то выдвигались турели со сдвоенными диодными лазерами на 8000 ватт: они могли как ослепить про­тивника, так и продырявить насквозь. Неогнестрель­ным видам оружия всегда отдавалось предпочтение из- за нехватки боеприпасов. Однако, если у противника вдруг находились антилазерные зеркала или аэрозоли, грамотному полевому доктору давали возможность вос­пользоваться и огнестрелом. Машина Уэллетт вдобавок стреляла дротиками, заряженными конотоксином, ко­торый вызывал десятисекундный паралич дыхательных путей.

Ни одно из орудий не должно было стрелять авто­матически. «Багира» лишь приводила системы в полную боевую готовность, а те противопоставляли любой угрозе еще большую, давая любому агрессору шанс отступить до того, как кто-то пострадает. К активным действиям Мири могла перейти только после четко выраженной команды Таки.

— «Багира», — прорычала та.

Лазеры открыли огонь.

Они не стали стрелять по красноглазому, а приня­лись резать людей позади него. Шесть человек рухну­ли, развалившись на две половинки, лучи сразу прижгли раны — все беды пациентов неожиданно закончились. Другие уставились, не веря своим глазам, на аккуратные дымящиеся отверстия в конечностях и торсах. На дальней стороне этого неожиданного барбекю-пазла вспыхнули заросли коричневой травы. Резня шла под аккомпанемент «Музыки на воде» Генделя; мелодия не сбилась даже на полтакта.

Спустя мгновение, показавшегося вечностью, люди вспомнили о том, что надо кричать.

Угрозы и апломб красноглазого исчезли за секунду, ошеломленный, он стоял перед Такой, его тело напо­минало подушечку для булавок из-за десятка дротиков с нейротоксином. Широко раскрыв рот, он безмолвно смотрел на Уэллетт, покачиваясь из стороны в сторону. Потом поднял руки вверх, умоляя: «Женщина, да, черт возьми, я и не думал...»

И рухнул, закостенев от чудовищного спазма.

Люди бежали, или корчились, или уже неподвижно лежали. Лазеры палили вверх-вниз, вправо-влево, вы­писывая на земле черные каракули. Среди завитков тут и там вспыхивало пламя, ярким стаккато горя на фоне наступающих сумерек.

Така дернула изо всей силы пассажирскую дверь. К счастью, предательская система не подала ток на кор­пус лазарета. Но замок заблокировала, отрезав единствен­ный путь к отступлению...

«Мири онлайн, Господи, как она может быть он­лайн...»

Така видела, что датчик на приборной доске горит алым светом. Лазарет каким-то образом подключился к широкому беспроводному миру, где обитали и охотились сетевые монстры...

«Мадонна». «Лени». Никак иначе.

С другой стороны приборной доски мигал еще один датчик. С запозданием Така поняла, что водительская дверь незакрыта. Она быстро обежала машину спереди. Уэллетт не отрывала глаз от земли, из какого-то религи­озного порыва не смотря на гнев Господень, «если я не вижу его, может, он не увидит меня», но слышала шум работающей турели над головой — та отслеживала и стре­ляла, отслеживала и стреляла...

Така ввалилась в кабину, рывком захлопнула за собой дверь и закрыла ее.

Фоновизор валялся рядом с сиденьем. От его окуля­ров по полу разливалось, корчась, слабое сияние. Така схватила прибор и натянула его на голову.

Весь главный экран заполняло исказившееся от ярости лицо «мадонны». Звук был выключен — Уэллетт обычно оставляла только изображение.

«Вот зараза! Через GPS пролезла».

Во время остановок Така всегда отключала GPS. За­хватчик, похоже, каким-то образом надурил систему.

Она вырубила навигацию. Орущая тварь в окне исчез­ла. Наверху лазеры, скуля, прекратили огонь.

Гендель кончился, уступив место Чайковскому «Иоланте».

Казалось, прошло очень долгое время, прежде чем Така осмелилась пошевелиться.

Выключила музыку. Дрожа, обхватила себя руками. Чуть не разрыдалась, как маленький ребенок, но огром­ным усилием воли подавила порыв. Сказала себе, что сделала все, что могла..

Сказала, что могло быть намного хуже.

В своей среде обитания «мадонны» могли делать прак­тически все что угодно. Курсируя по волнам и проводам АмСети, они могли пробраться почти в любую систему, сломать почти любой предохранитель, обрушить любое бедствие на головы людей, для которых катастрофа уже давно стала привычным делом. Буквально неделю назад одна взломала программы по контролю за паводком на какой-то дамбе в Скалистых горах, опустошив весь резер­вуар прямо на ничего не подозревающих жителей, мирно спящих в зоне водослива.

Для такого создания взломать жалкий лазарет на ко­лесах было совершенно пустяковым делом.

Хоть в систему не загрузилось, и то хорошо. Места не было. В навигационных и оборонительных системах не хватало памяти для чего-то настолько сложного, а ме­дицинская — единственная в лазарете, которая могла вместить столь большой пакет информации, — была вруч­ную отключена от сети и подсоединялась к ней только для заранее организованных обновлений. Монстры мог­ли немало натворить в виртуальности, но до сих пор не научились дергать рубильники в реальном мире. Эта «лени» лишь протянула свои длинные, злобные пальцы из какого-то далекого узла, сея хаос на расстоянии, пока Така не отрубила связь.