Бетагемот

Лабин медленно поворачивает голову из стороны в сторону, смотря в бинокуляр. Внимательно изучает ост­ров. Когда Кларк подходит к ограждению, Кен молчит.

— Ты знал их? — негромко спрашивает она.

— Не исключено. Я не знаю, кто был здесь, когда это случилось.

«Мне жаль», — едва не говорит она, но зачем?

— Может быть, они видели, что произойдет, — пред­положила она. — И успели спастись.

Он не сводит взгляда с береговой линии. Окуляры бинокля торчат трубчатыми антеннами.

— А разве не опасно стоять вот так, в открытую? — спрашивает Кларк.

Лабин пожимает плечами, проявляя удивительное, жуткое безразличие к опасности.

Лени пристально всматривается в береговую линию. Те самые движущиеся крапинки немного увеличились в размере: они похожи на каких-то живых существ. Похо­же, они движутся к платформе.

— А когда, по-твоему, это произошло? — Ей почему- то кажется важным заставить его говорить.

— С последнего сигнала от них прошел год, — гово­рит он. — Платформу могли сжечь в любой момент за это время.

— Может, даже на прошлой неделе, — замечает Кларк.

Когда-то их союзники более добросовестно подходили

к обмену сообщениями. Но даже так затянувшееся молча­ние не всегда что-то значило. Для разговора приходилось ждать, когда никто тебя не слышит. Соблюдать предель­ную осторожность, чтобы не раскрыться. Контакты и корпов, и рифтеров и раньше время от времени замол­кали. И даже сейчас, после годового молчания, можно было надеяться на то, что новости все-таки придут. И это может произойти в любой день.

Только, разумеется, не сейчас. И не отсюда.

— Два месяца назад, — говорит Лабин. — По мень­шей мере.

Она не спрашивает, откуда ему это известно. Только следит за берегом, который Кен так пристально изучает.

«О, Бог мой».

— Там ведь лошади, — удивленно шепчет она. — Ди­кие лошади. Ничего себе!

Сейчас животные были настолько близко к ним, что их нельзя не заметить. Помимо воли в сознании Лени возникает видение: Алике в ее тюрьме на морском дне. Алике, говорящая: «Это самое лучшее место, в котором я могу оказаться».

«Интересно, — думает Кларк, — а что бы она сказала сейчас, видя этих диких животных».

Хотя, если подумать, это зрелище вряд ли так уж силь­но впечатлило бы ее. Она же была дочкой корпа. Ей еще и восьми не исполнилось, а девочка, наверное, уже дважды совершила кругосветное путешествие. А возмож­но, у нее была и собственная лошадь.

Табун в панике несется вдоль песчаного берега. «Что они здесь делают?» — с удивлением думает Кларк. Сейбл трудно было назвать островом и до того, как поднявшееся море разделило его; он всегда был лишь чрезмерно раз­росшейся песчаной дюной, медленно ползущей под воз­действием ветра и течений вдоль истощенных нефтяных месторождений шельфа. На этом конкретном острове не было ни деревьев, ни кустарников — только грива трост­никовой травы, покрывавшая вершину каменной гряды, похожую на спинной хребет. Казалось невероятным, что такой крохотный кусочек земли может обеспечить жизнь таким большим животным.

— Тут и тюлени есть. — Лабин проводит рукой вдоль берега на север, хотя то, что он видит, находится слишком далеко, чтобы Кларк могла увидеть это невооруженным глазом. — А еще птицы. Растительность.

Диссонанс сказанного дошел до нее.

— Откуда такой интерес к живой природе, Кен? Ты вроде никогда особо ее не любил.

— Тут все здоровы, — отвечает он.

— То есть?

— Трупов нет, скелетов тоже. На вид тут даже никто не болеет. — Лабин стаскивает с головы бинокуляр и прячет его в поясную сумку. — Трава слишком коричневая, но мне кажется, это нормально.

По тону его речи она догадывается, что он разочаро­ван... но чем?

Тут до нее доходит. Бетагемот. Он его ищет. Надеется найти. На суше мир сжигает зараженные зоны... по край­ней мере, маленькие, где есть надежда сдержать микроб в обмен на жизни и землю, потерянные в пламени. В кон­це концов, Бетагемот угрожает всей биосфере; никто не испытывает волнения по поводу сопутствующего ущерба, когда ставки настолько высоки.

Но на Сейбле все жизнеспособно и нормально развива­ется. Сейбл не сгорел. А это значит, что разрушение плат­формы никак не связано с экологической обстановкой.

Кто-то охотится за ними.

Кем бы они ни были, Кларк не может реально обви­нять их. Она умирала бы здесь вместе со всеми осталь­ными, если бы у корпов все получилось. Атлантида была построена только для Движущих и Сотрясающих мир; для элиты такие как Кларк и вся ее компания были просто группой тех, кого двигали и трясли. Вот только Ахилл Дежарден сказал им, где идет вечеринка, чтобы они могли попасть на нее, прежде чем выключат свет.

Так что, если это гнев тех, кого оставили на произвол судьбы, едва ли Кларк может выражать недовольство. Они даже целятся правильно. Бетагемот, в конце-то концов, это ее вина.

Она оглядывается, рассматривая обломки. Кто бы это ни сделал, с Дежарденом им не сравниться. Они не пло­хи, далеко нет; им хватило сообразительности вычислить примерные координаты «Атлантиды». Они основательно перетряхнули Бетагемот, и с получившимся вариантом модифицированный иммунитет обитателей станции ни­чего поделать не мог. Они высеяли Бета-макс в правиль­ной области, и одно это уже могло принести им победу, судя по количеству тел, которое уже набралось, когда «Вакита» отправилась в путь.

Но гнездо они так и не нашли. Пошатались по окрест­ностям, сожгли уединенный аванпост на границе, но сама Атлантида от них скрылась.

А Дежарден — ему потребовалось меньше недели на то, чтобы просеять триста шестьдесят миллионов квадрат­ных километров морского дна и вывести точный набор широты и долготы. Он не только нарисовал мишень, но дернул за необходимые струны, замел следы и помог рифтерам добраться до станции.

«Ахилл, друг мой, — думает Кларк. — Как же нам пригодилась бы сейчас твоя помощь». Но Ахилла нет в живых. Он погиб во время Рио. Статус лучшего пра­вонарушителя УЛН не спасает, когда на голову падает самолет.

Вполне возможно, его убили те же самые люди, ко­торые тут все сожгли.

Лабин идет назад вдоль платформы. Кларк следует за ним. Ветер налетает со всех сторон, холодный и колю­чий; она могла бы поклясться, что он проникает даже сквозь гидрокостюм, хотя, наверное, у Лени всего лишь разыгралось воображение. Где-то рядом случайно образо­вавшийся туннель из труб и листов обшивки под ветром стонет так, словно внутри спрятались привидения.

— А какой сейчас месяц? — спрашивает она, стараясь перекричать шум ветра.

— Июнь, — отвечает Лабин, направляясь к вертолет­ной площадке.

Кажется, сейчас намного холоднее, чем должно быть в это время. Может, после того как Гольфстрим прекратил свое существование, такая погода теперь сходит за теп­лую. Кларк никак не могла толком понять этот парадокс: как глобальное потепление может превратить Восточную Европу в Сибирь...

Металлическая лестница ступени ведет наверх, к взлет­но-посадочной площадке. Но Лабин, дойдя до нее, не поднимается, а припадает на одно колено и внимательно рассматривает нижнюю часть ступенек. Кларк тоже на­клоняется. Она ничего не видит — только исцарапанный, окрашенный металл.

Лабин вздыхает:

— Тебе лучше вернуться.

— Даже и не думай.

— Если ты пойдешь дальше, я не смогу вернуть тебя. Я предпочту задержаться еще на сорок шесть часов, но не допустить, чтобы кто-то задерживал меня на суше.

— Мы уже об этом говорили, Кен. С чего ты решил, что сейчас меня будет легче переубедить?

— Дела обстоят хуже, чем я ожидал.

— Насколько? Сейчас и так конец света.

Он указывает на проплешину под ступенькой: там со­скребли краску.

Кларк пожимает плечами:

— Я ничего не вижу.

— Вот именно.

Лабин поворачивается и возвращается назад, к опа­ленным руинам будки управления. Лени спешит за ним.

— Ну так что?

— Я оставил там запасной самописец. Он похож на заклепку. — Демонстрируя размер, Лабин сдвигает вме­сте большой и указательный пальцы, оставляя между ними едва видимый просвет. — Я даже специально за­красил его. Я сам никогда бы его не заметил. — Кен проводит пальцем воображаемую линию между будкой и лестницей. — Отлично выбранная зона прямой видимо­сти, позволяющая минимизировать потребление энергии. Всенаправленная передача: место нахождения источника сигнала определить невозможно. Памяти хватило бы на неделю обычных переговоров, а также на любой сигнал, который они могли послать нам.